Логично предположить, что столь же рано, как и на юго-запад, началась экспансия индоевропейцев и на восток. Работы российских археологов позволяют утверждать это со всей определенностью. Особенно интересно в этом отношении открытие в Поволжье т. н. хвалынской культуры. Она весьма близка среднестоговской и, по нашему мнению, должна рассматриваться всего лишь как ее периферийный вариант. Характерны черты сходства именно с находками на Балканском полуострове: «В настоящее время на территории Поволжья, северного и северо-западного Причерноморья уже известно около 20 зооморфных реалистичных и стилизованных скипетров, найденных как в погребениях, так и на поселениях. Они происходят в основном из погребений хвалынской культуры, древнейших подкурганных захоронений и поселений Кукутени А3 – Триполье В1, что подтверждает отмеченную выше синхронизацию этих культур» [76, с. 87].
Вспомним, что на Балканах памятники среднестоговской культуры отражают как раз военное вторжение индоевропейцев, которое привело к гибели высоких энеолитических культур, в частности, в Болгарии. Причем произошли эти события на рубеже V-IV тысячелетий до н. э. [67, с. 224]. Сравним: «Все даты Хвалынского могильника по костным образцам дают конец V – первую половину IV тысячелетий до н. э.» [76, с. 86]. Это значит, что как балканские и трипольские материалы, так и материалы Хвалынского могильника в Поволжье отражают экспансию среднестоговских племен с территории индоевропейской прародины.
Однако некоторые российские археологи пытаются доказать одновременность и полную равноправность хвалынской и среднестоговской культур: «Памятники среднестоговского типа Днепро-Донского междуречья составляют лишь западное крыло обширной области, занятой родственными культурами, в чем не трудно убедиться, сопоставив материалы среднестоговской и хвалынской культур. Близость основных черт погребального обряда и инвентаря, уровня развития хозяйства, этапов развития и т. д. позволяет говорить о крупной хвалынско-среднестоговской культурно-исторической области среднего энеолита Восточно-Европейской степи и лесостепи» [75, с. 40, 48-49]. Особенно характерно по-российски выглядит это переставление хвалынской культуры на первое место…
Если говорить о происхождении и ранних этапах развития среднестоговской культуры, то данный подход абсолютно неправомерен: среднестоговская культура возникла именно между Днепром и Доном. Степи Южной России, как мы уже убедились, не были родиной коневодства. В Поволжье среднестоговцы проникли примерно тогда же, когда и на Балканы.
Но и в таком случае собственно среднестоговская культура представляла бы собой не «западное крыло», а центральное ядро «балкано-поволжской» индоевропейской культурно-исторической области. Да и сами И. Б. Васильев и А. П. Синюк похвально осторожны, говоря о «хвалынско-среднестоговской» общности в эпоху среднего энеолита; все-таки они понимали, что в эпоху раннего энеолита этой общности еще не существовало, а была лишь собственно среднестоговская культура.
Крайне неохотно эти исследователи все же признают проникновение носителей среднестоговской культуры на Средний Дон. Там и далее до Волги существовала репинская энеолитическая культура. У нее есть ряд общих черт с предшествовавшей ей здесь нижнедонской культурой. «Вместе с тем керамика репинской культуры приобрела и ряд специфических признаков. Это прежде всего раковинная примесь в тесте керамики, пояски ямок по венчику, а позже – жемчужины и шнур. …Напомним, что раковинная примесь, тип высокого венчика и прием его лощения характеризуют и посуду среднестоговской культуры. …Именно на Среднем Дону встречены материалы смешанного, среднестоговско-нижнедонского типа, которые могут рассматриваться как переходные к репинским. …По данным статистико-стратиграфического анализа материалов стоянки Университетской 3 можно предполагать, что процесс зарождения среднестоговской культуры проявил себя несколько ранее, чем репинской» [75, с. 51-52]. Это «несколько ранее» особенно умиляет. При этом «материалы среднестоговской культуры стратиграфически следуют за материалами культуры нижнедонской» [308, с. 122].
Тщетно стараясь отыскать на российской территории корни «хвалынско-среднестоговской общности», И. Б. Васильев и А. П. Синюк в итоге высказали методологически абсурдное для профессионального археолога утверждение, что домешивание толченых ракушек в керамическое тесто вообще не отражает этнокультурные традиции населения, а «связано с явлениями общестадиального характера» [75, с. 44].
Кстати, и Нижний Дон скорее всего не входил в первоначальную территорию среднестоговской культуры. В частности отнесенные Д. Я. Телегиным к среднестоговским памятники типа Константиновка О. Г. Шапошникова в более поздней работе характеризует как «синкретические» - следствие контактов между среднестоговской культурой и майкопской на Северном Кавказе [90, с. 8]. Иначе говоря, на Нижнем и Среднем Дону носители среднестоговской культуры появились уже в ходе их экспансии из первоначальной прародины. Также и при исследовании памятников возникшей примерно в 32 в. до н. э. на Кубани и Северном Кавказе новотитаровской культуры «был отмечен смешанный характер ямных, катакомбных и северокавказских черт в погребальном обряде и инвентаре» [120, с. 28].
Широкая культурная общность действительно возникла в конце существования среднестоговской культуры, когда ее носители проникли далеко на запад, на восток и (возможно) на север (между прочим, это объясняет, почему древнейшие индоевропейские гидронимы встречаются за пределами первоначальной индоевропейской прародины – на Правобережной Украине, в бассейнах Дона и Десны).
Можно ретроспективно говорить о некой «среднестоговско-хвалынской общности», если иметь в виду постепенную трансформацию ее в ямную культурно-историческую общность. Западные «метисные» культуры шнуровой керамики и т. д. с этого времени во многом развивались уже собственными путями. Они дали начало европейским языкам. А ямная общность – общая прародина восточных индоевропейцев, в частности, индоарийских и дардско-нуристанских народов.
И. М. Дьяконов выдвинул против концепции Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова весьма серьезный аргумент: «В Причерноморье и Заволжье авторы видят «вторичную прародину» европейских диалектов индоевропейской семьи. Эти диалекты, однако, далеко не так близки между собой, как диалекты восточноиндоевропейской группы, которую авторы считают так рано распавшейся. А должно было бы быть наоборот» [69, с. 23]. – Реально все и было «наоборот».
«Перерастание среднестоговской культуры в ямную прослеживается не только при анализе керамики, а и при изучении хозяйства, похоронного обряда, антропологического состава населения и т. д. Так, население среднестоговской культуры, как и ямной культуры, занималось коневодством. Обряд скорченных на спине захоронений среднестоговского времени еще долго сохраняется и в ямной культуре. Первые курганы, которые потом стают одной из основных черт погребальнольного обряда ямных племен, появляются на Нижнем Дону еще в конце среднестоговского времени. Ранний этап ямной культуры в Поволжье и Подонье, как и на Украине, следует датировать позднесреднестоговским временем, то есть не ранее середины ІІІ тыс. до н. э.» [2, с. 152-153]. Впрочем, согласно калиброванным датам речь идет скорее о конце IV тыс. до н. э. Сравним: «Из среды индоевропейцев индоиранцы выделились, очевидно, в середине III тысячелетия до н. э.» [61, с. 30].
В ту эпоху индоевропейцы продвинулить на восток очень далеко: «Границей распространения европеоидов в эпоху энеолита были центральные районы Монголии и степи по Енисею [Рис. 17]. …[Там] характерный для афанасьевского населения комплекс антропологических признаков повторяется у населения ямной культуры. Биологические истоки происхождения населения этих двух культур могут восходить к одному генетическому прототипу. …В археологическом отношении памятники ямной и афанасьевской культур также сходны, имея ряд почти тождественных черт. Таким образом, можно полагать, что в своих генетических истоках население ямной и афанасьевской культур восходит к общему корню. …Были приведены как как антропологические, так и частично археологические (сходство погребального инвентаря, курильницы и т. д.) аргументы в пользу родства афанасьевского и древнеямного населения, в пользу прихода афанасьевцев в Минусинскую котловину с запада, из степных районов Южной России. Такой вывод приводит к необходимости видеть в афанасьевцах древних индоевропейцев. Весьма возможно, что это справедливо и для адроновцев, так как они появились в степях Хакасии также с запада, из области, с востока примыкающей к границам расселения предков афанасьевцев» [147, с. 353-354, 364].
Рис. 17. Наскальный рисунок бронзового века из Монголии [144, с. 46].
«Определенная нивелировка погребального обряда, естественно далеко не полная, но все же достаточно четкая, отмечается с появлением древнеямных племен на всей территории культурно-исторической области. Она проявляется в повсеместном распространении курганных насыпей, перекрывающих индивидуальные погребения со скорченными и окрашенными костяками. Курганы на протяжении ряда эпох характерны прежде всего для степного обряда. И в свете имеющихся ныне данных древнеямные курганы могут считаться древнейшими, с них начинается тысячелетняя степная традиция. Сами они являются свидетельством освоения степи, сложения специфически степного скотоводческого хозяйства, специфически степных крупных патриархальных коллективов, специфически степной психологии. Распространение нового обряда при резком сокращении или исчезновении различных предшествующих его форм свидетельствует об установлении внутреннего ритуального единства среди значительной части населения области. Оно сочетается с распространением близких керамических форм (остро- и круглодонные сосуды с четко выраженным высоким или отогнутым горлом), орнаментальных приемов (нарезка, прочерчивание, накол, штамп) и схем (зоны орнамента, ограниченные волной, зигзагом или горизонтальной линией). Особенно важно, что эти объединяющие элементы с наибольшей четкостью выражены по всей историко-культурной области на наиболее раннем этапе ее истории» [69, с. 326]. А затем ямная общность в свою очередь начала распадаться.