7 мая 2000 года. Ослепительное солнечное утро. Пронизывающий холодный северный ветер. Большой Кремлевский дворец набит российской элитой, охраной и челядью. Большой сбор сыгран по случаю вступления в должность нового президента России Владимира Владимировича Путина. Основная часть должностных лиц, перед которыми должен присягать глава государства, почетные гости находятся в Георгиевском зале дворца и могут видеть только на мониторах саму церемонию, которая происходит в скромном по размерам Андреевском зале, куда допущены наиболее близкие и самые незаменимые лица. На центральном возвышении рядом с рыхлым телом, увенчанным тестообразным лицом с заплывшими глазами, принадлежащими бывшему президенту страны Борису Николаевичу Ельцину, едва видна маленькая фигурка В. В. Путина. Оба заметно волнуются, — это видно по той скованности и зажатости, которые нельзя скрыть. После обязательных протокольных выступлений председателя Центральной избирательной комиссии и председателя Конституционного суда, фиксирующих факт вступления в должность нового главы государства, слово берет Б. Н. Ельцин. Ему по закону вовсе не обязательно было присутствовать на этом торжественном акте. Он еще в канун новогодних праздников, т.е. четыре с лишним месяца назад, сложил свои президентские полномочия и, выговорив себе гарантии неподсудности и немыслимые в демократическом государстве привилегии, удалился на покой на положении осыпанного милостями пенсионера. Когда-то на популярный частушечный мотив “Семеновны” наши мужики в деревне пели: “Самолет летит, колеса стерлися, мы не ждали вас, а вы приперлися”. Примерно по этому рецепту действовал и Б. Ельцин. Ему не хотелось терять, может быть, последней возможности дать самому себе оценку и принародно, вероятно, в остатний раз дать “ценные указания” своему преемнику. Ельцин заговорил о своих заслугах в деле утверждения демократии и свободы в России, о том, как ему удалось сохранить величие и достоинство государства. Как великое достижение подавалась свершавшаяся “впервые в истории” мирная передача власти. И лишь чуть-чуть Ельцин корил себя за то, что ему как первопроходцу приходилось идти в деле преобразования России методом проб и ошибок. Говорил тяжело, с долгими паузами, едва преодолевая одышку. Его слова о том, что он берег Россию как зеницу ока и завещает своему сменщику хранить Родину-мать, были уже явным перебором по части бесстыдства.
Никакого покаяния за содеянное перед людьми не прозвучало в словах этой “резиновой куклы”, которая прощалась с народом. Она на это не способна.
Иными оценками проводили Ельцина на покой граждане России. “Слава Богу!” — крестился по всем уголкам страны народ. “Наконец-то убрался, ирод проклятый!” — не стесняясь гремели работяги во время перекуров. “Хуже не будет, потому что некуда!” — заключали люди в галстуках. В западных газетах теперь уже открыто писали о бездарном правлении Ельцина, о том, что новому руководителю придется поднимать страну, “измученную десятилетием упадка, коррупции и преступности”.
За десять лет в огромной степени по вине Б. Ельцина произошла самая крупная геополитическая катастрофа века, эпицентром которой оказались историческая Россия, Москва, Кремль. В результате исчезла великая держава с тысячелетней историей, уникальной культурой, религией. Грубыми сапогами властолюбия и корысти был растоптан и, по всей видимости, навсегда погашен неповторимый очаг мировой цивилизации. Причиной этого всемирного катаклизма было не внешнее нашествие, не стихийное бедствие, которое когда-то погубило Атлантиду, не было ни внутреннего взрыва общества, способного привести к взаимному самоистреблению граждан, ни повального мора, ни истребительного голода, ни эпидемии самоубийств. Во главе очень дисциплинированного общества, отличающегося редкостным трудолюбием, доверчивостью и природной добротой, оказались в результате неестественной системы отбора люди с качествами, противопоказанными для роли лидеров. Б. Ельцин был одним из них, может быть, самым ярким антилидером, который так и не понял, что нельзя называть “заботой о России” свои усилия по уничтожению страны, что величия и достоинства государства не достичь, загоняя его на одно из последних мест в мире по экономическим показателям, а половину населения России опуская ниже уровня нищеты, ведущей человека к полной деградации. Ельцину до сих пор невдомек, что и демократия, и свобода несовместимы с назначением своего собственного преемника, что нелепо говорить о мирной передаче власти, когда речь идет о простой смене физического лица на высшем государственном посту при сохранении власти в руках тех же политических и экономических сил. И уж совсем бессовестно признаваться, что Россию пытались лечить “методом проб и ошибок” те самые люди, которые своим личным здоровьем действительно дорожили как зеницей ока, не жалея ни средств, ни совести.
В том же зале, в той же толпе, замеченные только пронырливыми журналистами, тоскливо жались к стенам другие главные действующие лица этой жуткой эпохи. Гости старались не замечать бывшего Генерального секретаря ЦК КПСС, потом первого президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева. Он давно уже никто и ничто. Его натужно время от времени вытаскивают на публику под любым предлогом, даже по случаю болезни и смерти жены, лишь бы не дать свершиться при его жизни естественному историческому приговору — полному забвению этого квазилидера.
В другом углу щелкоперы и бумагомаратели проклятые увидели сухонького, болезненного вида старичка, с трудом поднимавшегося со стула, когда начинали играть так называемый “гимн” России, оказавшийся на поверку вариантом польского гимна, случайно попавшим в папку бумаг М. И. Глинки и взятым на вооружение скорыми на руку “демократами”. Щелкоперы опознали в нем бывшего председателя Комитета государственной безопасности, пытавшегося в августе 1991 года спасти великую державу путем так называемого августовского путча.
В этот день — 7 мая 2000 года — началась новая полоса в истории нашего государства. Закончилась эпоха, хотя и длившаяся всего 10 лет, но вполне заслужившая название эпохи, ибо она подобна геологическому разлому в судьбе страны и народа. А начиналось это так...