LETTRE 11
Ch. S. Une compagnie de soldats est arrivée hier soir au village pour y passer la nuit. Elle servait d'escorte à un condamné à mort, qu'on conduisait à pied d`Irkutskà la fabrique d'Alexandrie, ou l'exécution devait avoir lieu.— Ce matin à la pointe du jour je me rendis à la prison. Le condamné était dans un arrière cachot, assis par terre, les fers aux pieds, n'ayant pour vêtement qu'une chemise sale et délabrée. Pas de paille pour reposer sa tête. Il avait faim. La vue du déjeuner que j'apportais le réjouit. Mais on l'empêchait de manger et d'écouter mes paroles amicales. Je m'attendais à voir un Religieux à côté de lui. Rien que des soldats et des cosaques. Voyant que ces derniers insistaient pour que je sorte il me dit: «Souvenez vous de moi dans vos prières» 1). Cependant le tambour roulait pour réunir la troupe dispersée dans le village. Au bout d'une heure elle reprit sa marche funèbre. Deux jours plus tard les souffrances et la vie du condamné cessèrent aussitôt après l'exécution.— Les égards dus à l'homme condamné par la loi sont méconnus. On oublie, ou plutôt on ignore que par le fait de la condamnation il est déjà acquitté // С 35 envers la société, et que sa mort devient aussi utile que la vie de son juge. Les supplices communément en usage chez nous pour les crimes capitaux, se ressentent de la barbarie des siècles passés. C'est la mort par fraction. Ils blessent la raison, révoltent l'humanité et dégradent le pouvoir judiciaire, en subordonnant ses décrets à la discrétion du bourreau. S'il faut du temps et un concours de lumières pour épurer la procédure criminelle, il ne faut qu'un acte rationnel de la volonté pour changer la nature du supplice. Le premier pas vers ce but a été fait par le décret qui défend de mutiler l'homme; le second serait celui qui prescrirait de le détruire, sans prolonger son agonie par d'affreux et d'inutiles tourments. Tandis que l'Aréopage se tait, une foible voix s'élève de l'exil pour plaider la cause de l'humanité. Vox clamantis in deserto 2).
Перевод:
ПИСЬМО 11
Л. с. Вчера вечером рота солдат прибыла в деревню и остановилась на ночлег. Она сопровождала осужденного на смерть, которого вели пешком из Иркутска на фабрику в Александровске, где должна была состояться казнь.— Сегодня на рассвете я пришел в тюрьму. Осужденный, в ножных кандалах, был помещен в задней камере. Он сидел на земле, одетый в одну лишь грязную и рваную рубаху. Не дали даже соломы, чтоб приклонить голову. Он был голоден. При виде принесенного мною завтрака он обрадовался. Но ему не дали поесть и выслушать мои слова дружеского ободрения. Я ожидал увидеть подле него священника. Но там были только солдаты и казаки. Видя, что те требуют, чтобы я ушел, он сказал мне: «Помяните меня в ваших молитвах». Тем временем барабан созывал солдат, разбредшихся по деревне. Спустя час похоронная процессия двинулась дальше. Двумя днями позже казнь прекратила страдания // С 35 и жизнь осужденного.— Уважение, положенное человеку, который осужден законом, не признается. Забывают, а вернее не хотят знать, что произнесенный над ним приговор сводит его счеты с обществом, и смерть его становится столь же полезной, что и жизнь его судьи. Пытки, обычно применяемые у нас в случае тяжких преступлений, носят следы варварства былых веков. Это умерщвление по частям. Оно оскорбляет разум, возмущает чувство человечности и унижает судебную власть, подчиняя ее решения произволу палача. Если для очищения судопроизводства нужно и время, и обсуждение его знающими людьми, то для уменьшения мук осужденного нужен лишь акт разума и воли. Первый шаг к этой цели был сделан указом, запрещающим калечить осужденного; вторым было бы предписание умерщвлять его, не продлевая агонии ужасными и ненужными страданиями. Пока ареопаг безмолвствует, изгнанник подъемлет свой слабый голос в защиту человечности. Vox clamantis in deserto*.
Сохранилось во французском автографе ПД под № 11, без даты. Во французской же записи автора помещено в ЗК, с. 81—82, с полной датой 1 мая 1838 г. Перевод (текст соответствует французскому автографу ПД) напечатан впервые в ИЗ (VI, с. 54—55, под номером XIII); последняя латинская фраза «vox clamantis in deserto» («глас вопиющего в пустыне») там обрывается на слове: «vox». В поздней редакции (СУ и ЗТ) текст письма отсутствует. По мнению С. Б. Окуня, оно «выпало» из цикла, так как в нем «речь идет о внимании к человеку, осужденному законом, а не о ломке этих законов» (Окунь, с. 151). Более вероятным представляется, однако, нежелание Лунина развивать свои мысли о суде и казни на примере преступника, чья вина в письме не названа: возможно, декабрист не сумел точно ее узнать (смертная казнь, мера исключительная по российским законам, могла быть назначена тому заключенному, который совершил убийство с целью побега). В других своих трудах («Взгляд на русское Тайное общество», «Разбор Донесения...») Лунин представляет свои мысли о суде и казни в связи с делом декабристов.
1) Voyant que ces derniers ins'staient pour que je sorte il medit: «Souvenez vous de moi dans vos prieres». «Видя, что те требуют, чтобы я ушел, он сказал мне: «Помяните меня в ваших молитвах»).— Эта фраза отсутствовала в черновом тексте письма, сохранившемся в ЗК (см. наст. изд., с. 208).
2) Vox clamantis in deserto («глас вопиющего в пустыне») — Лунин в Урике, а позже в Акатуе постоянно пытался помочь другим осужденным. Сохранилась записка некоего Василия Петрова от 10 февраля (б/г), извещавшая Лунина (явно по договоренности с декабристом), что «сего числа прибыла в Уриковское селение партия 9-ть человек» (ПД, ф. 368, оп. 1, № 14).
// С 398