LETTRE 17. A la Comtesse Kankrine
Madame! La lettre que vous avez bien voulu m'écrire a réveillé une foule de Sentiments, depuis longtemps étrangers à mon cœur. Si le bonheur inespéré a tant d'emprise sur nous dans les circonstances ordinaires de la vie: jugez de l'émetionque j'ai du éprouver en recevant un aussi précieux témoignage de votre amitié dans les Solitudes Sibériennes. Je suis charmé d'apprendre que les lettres adressées à ma sœur vous intéressent. Elles contiennent l'expression des idées qui m'ont conduit à l'échafaud, dans les cachots et l'exil. J'aime à croire qu'en les jugeant avec impartialité, vous trouverez qu'au lieu d'être subversives, elles tendent plutôt à consolider les éléments de l'ordre social en les épurant, et qu'elles contribuent en même temps à éclairer les questions organiques, dont la solution est d'une haute importance pour le bien-être du pays. La publicité que mes lettres obtiennent par le zèle qu'on met à multiplier les copies, en fait une arme politique dont je dois me servir pour défendre la cause de la liberté. Votre gracieux souvenir, Madame, sera un puissant soutient pour moi dans cette lutte périlleuse. J'ai l'honneur d'être etc.
M. L.
Перевод *:
ПИСЬМО 17. ГРАФИНЕ КАНКРИНОЙ
Сударыня! Письмо, которое вам угодно было мне написать, пробудило множество чувств, давно уже чуждых моему сердцу. Если нежданное счастие имеет над нами такую власть при обстоятельствах обычных, судите, что должен я был испытать, получив в сибирских пустынях столь драгоценное свидетельство вашей ко мне дружбы. Я счастлив был узнать, что мои письма к сестре вас интересуют. В них изложены мысли, приведшие меня на эшафот, в каземат и в ссылку. Смею надеяться — судя о них беспристрастно, вы увидите, что они не подрывают общественного порядка, но скорее содействуют упрочению его основ путем их очищения и, вместе с тем, освещают важнейшие вопросы, коих разрешение весьма существенно для блага страны. Гласность, какую приобретают мои письма благодаря усердному их переписыванию, обращает их в политическое оружие, коим я должен пользоваться для защиты дела свободы. Мысль о вашем ко мне расположении, сударыня, будет мне мощной поддержкой в этой опасной борьбе, Имею честь быть и т. д.
М. Л.
Сохранилось во французском автографе последней из ранних редакций ПД под № 17, без указания точной даты, с обращением Лунина к его троюродной сестре, графине Екатерине Захаровне Канкриной (урожд. Муравьевой; 1796—1879), жене министра финансов Е. Ф. Канкрина и сестре декабриста Артамона Муравьева. В ряде списков (С. Г. и М. Н. Волконских, М. И. Муравьева-Апостола) адресат письма указан: «a la comtesse Kankrine nee Mouravieff» («графине Канкриной, урожд. Муравьевой»). В конце письма обычная подпись Лунина «ML». Французский текст соответствует русскому переводу ПЗ (с. 60, письмо № XIX), помещенному там без инициалов Лунина и обращения к графине Канкриной. В позднюю редакцию (СУ и ЗТ) текст письма не вошел. Сопровождая раннюю редакцию общей датой 1838, Лунин помещает письмо в конце первой серии. Е. 3. Канкрина действительно принимала участие в судьбе Лунина. В письмах Е. С. Уваровой троюродная сестра упоминается постоянно. 13 сентября 1837 г. Е. 3. Канкрина послала Лунину тулуп (см. ПД, ф. 368, оп. 1, № 22, п. 430); позже она восхищалась одним из писем, где Лунин отчитывает сестру за то, что она потчует его новостями о кузенах и кузинах «на бретонский манер» (см. там же, п. 446, 29 января 1838 г., а также наст. изд. с. 231, 232). Е. С. Уварова вместе с этим письмом послала Лунину какую-то сочувственную записочку («billet») от Канкриной; // С 400 полученная в Урике не раньше апреля, она, вероятно, явилась поводом для лунинского письма (№ 17). Тот факт, что оно было адресовано «кавалерственной даме», жене министра, придавало письму особую остроту. По мнению С. Б. Окуня, письмо Е. 3. Канкриной было удалено из поздней редакции, так как «нарушало целостность произведения, задуманного в форме писем к сестре», а также по сути повторяло мысли из авторского предисловия к первой серии (см. Окунь, с. 151).