Вы здесь

Предыстория

Предыстория

В октябре 1940 г. Гитлер был занят переговорами с французами и Франко о продолжении войны. В конце переговоров он встретился во Флоренции со своим другом Муссолини. По пути во Флоренцию на станции Болонья Гитлер неожиданно узнал, что его союзник, не уведомив его, Гитлера, и даже без его согласия начал войну с Грецией. Этим самым снова была затронута балканская проблема, и война пошла в направлении, чрезвычайно нежелательном для Германии.

Первым последствием самовольного шага Муссолини был, как об этом сказал мне Гитлер, отказ Франко от \190\ всяких действий вместе с Осью. Он явно не захотел проводить совместную политику с такими партнерами, от которых можно было ждать всяких неожиданностей.

Вторым последствием явилось все растущее напряжение в отношениях между Германией и Советским Союзом. Это напряжение было усилено рядом инцидентов последних месяцев и особенно немецкой политикой в Румынии и на Дунае. Чтобы ликвидировать это напряжение, Молотов был приглашен в Берлин.

Из визита Молотова и хода переговоров Гитлер сделал вывод, что войны с Советским Союзом не избежать. Он не раз рисовал мне ход берлинских переговоров как раз в таком виде, в каком я передал их выше[23] . Правда, по этому вопросу он разговаривал со мной впервые в 1943 г., но и в дальнейшем он неоднократно повторял мне то же самое, неизменно давая переговорам одну и ту же оценку. Я сомневаюсь в том, что он точно передавал ту точку зрения, которой он придерживался в то время.

По поводу итальянской политики в октябре 1940 г. Гитлер высказывался еще с большим негодованием, чем о русских притязаниях, и мне кажется, он со своей точки зрения был совершенно прав. Нападение Италии на Грецию было не только легкомысленно, но и вообще излишне. Уже 30 октября итальянское наступление было остановлено, а б ноября греки захватили инициативу. Когда плохая политика ведет к военной катастрофе, обычно обвиняют генералов; так и у итальянцев гнев Муссолини БЫЛ направлен на генералов, в первую очередь на Бадольо, который предостерегал Муссолини от военных авантюр, но, к сожалению, тщетно. В середине ноября греки нанесли итальянцам чувствительные удары. Теперь Бадольо был объявлен врагом существующего в Италии режима и предателем. 26 ноября он подал в отставку. 6 декабря его пост занял Кавальеро.

10 декабря итальянцы потерпели в Африке у Сиди-Барани тяжелое поражение. В общих интересах Германии и Италии было бы более целесообразным, если бы \191\ итальянцы отказались от авантюры в Греции и вместо нее укрепили свое положение в Африке. Теперь маршал Грациани из Африки начал просить посылки к нему немецких самолетов; Муссолини стал выпрашивать для Ливии пару немецких танковых дивизий. Немецкие войска под командованием Роммеля снова восстановили положение.

В результате самовольных действий итальянцев и ошибки на Балканах крупные немецкие силы были скованы в Африке, а затем и в Болгарии, Греции и Югославии. Это обстоятельство сокращало численность наших войск на решающем театре военных действий.

Оказалось, что для ведения войны еще недостаточно объявить Альпийский хребет границей интересов между державами оси. Взаимодействие союзников было организовано недопустимо плохо.

Вскоре после визита Молотова в Берлин начальник моего штаба подполковник барон фон Либенштейн и начальник оперативной части майор Байерлейн были вызваны к начальнику генерального штаба сухопутных сил на совещание, где они получили первые указания относительно "плана Барбаросса" - плана войны против России. Когда они после этого совещания пришли ко мне на доклад и развернули передо мной карту России, я не поверил своим глазам. То, что я считал невозможным, должно претвориться в действительность? Гитлер, который резко критиковал в моем присутствии политическое руководство Германии 1914 г., не понимавшее опасности ведения войны на два фронта, теперь сам хотел, не окончив войны с Англией, начать войну с Россией. Этим он сам навлекал на себя опасность, вытекающую из ведения войны на два фронта, от чего его настойчиво предостерегали все старые солдаты и что он сам стал часто называть ошибочным шагом.

Я весьма недвусмысленно выразил свое разочарование и возмущение, поразив обоих моих сослуживцев. Они находились под впечатлением замысла главного \192\ командования сухопутных сил и поэтому сразу же ответили мне, что, по словам начальника генерального штаба сухопутных сил Гальдера, для разгрома-России потребуется не более восьми-десяти недель. Разделение сил между тремя примерно равными группами армий, которые должны продвигаться по расходящимся направлениям вглубь территории России, не имея ясной оперативной цели, с точки зрения военного специалиста, не могло казаться правильным. Мои опасения я сообщил через своего начальника штаба главному командованию сухопутных сил, что, однако, не возымело никакого действия.

Не будучи посвящен во все дела, я мог еще надеяться на то, что Гитлер не окончательно решился на войну с Советским Союзом, а хотел только запугать его. Но все же зима и весна 1941 г. были для меня кошмаром. Новое изучение походов шведского короля Карла XII и Наполеона 1 показало все трудности этого театра военных действий; одновременно выявилась недостаточность нашей подготовки к такой крупной кампании. Прошлые успехи, особенно победа на западе, одержанная в столь неожиданно короткий срок, так затуманили мозги руководителям нашего верховного командования, что они вычеркнули из своего лексикона слово "невозможно". Все руководящие лица верховного командования вооруженных сил и главного командования сухопутных сил, с которыми мне приходилось разговаривать, проявляли непоколебимый оптимизм и не реагировали ни на какие возражения.

Готовясь к выполнению, предстоящих трудных задач, я с особым рвением занимался обучением и вооружением дивизий, находившихся под моим контролем. Я настойчиво указывал войскам на то, что предстоящая кампания будет значительно тяжелее, чем кампания в Польше и западная кампания. В целях сохранения военной тайны я не мог говорить ничего другого, Я хотел только предотвратить легкомысленное отношение моих солдат к новой, страшно трудной задаче. \193\

К сожалению, как уже указывалось выше, материальную часть вновь сформированных по приказу Гитлера дивизий составляли главным образом французские машины. Эта материальная часть никоим образом не отвечала требованиям войны в Восточной Европе. Недостаточное производство машин в Германии, не удовлетворяющее быстро растущие потребности, к сожалению, не позволяло нам покрыть этот дефицит.

Об уменьшении числа танковых частей в составе дивизии я уже говорил. Уменьшение количества танков в дивизии до некоторой степени компенсировалось вооружением дивизии танками новых типов T-III и Т-IV, которые почти полностью вытеснили старые танки типов T-I и Т-II. К началу войны против России мы думали, что сможем рассчитывать на техническое превосходство наших танков над известными нам в то время типами русских танков, что смогло бы до некоторой степени сократить известное нам значительное численное превосходству русских (в начале войны с Россией у нас было 3200 танков)[24] . Однако мне уже было известно одно обстоятельство: как раз весной 1941 г. Гитлер разрешил русской военной комиссии осмотреть наши танковые училища и танковые заводы, приказав все показать русским. При этом русские, осматривая наш танк типа T-IV, не хотели верить, что это и есть наш самый тяжелый танк. Они неоднократно заявляли о том, что мы скрываем от них наши новейшие конструкции, которые Гитлер обещал им показать. Настойчивость комиссии была столь велика, что наши фабриканты и офицеры управления вооружения сделали вывод: "Кажется, сами русские уже обладают более тяжелыми и совершенными типами танков, чем мы". \194\

Появившийся в конце июля 1941 г. перед нашим фронтом танк Т-34 и был типом танка новейшей конструкции.

18 апреля Гитлер при осмотре материальной части танковых дивизий, на котором я не присутствовал, заметил, что управление вооружения сухопутных сил не выполнило его приказ и вооружило танк типа T-III вместо 50-мм пушки "L-60" 50-мм пушкой "L-42". Это самоуправство особенно разозлило Гитлера, потому что управление не выполнило его личного требования. Фирма "Алкетт", в Шпандау, к концу апреля выполнила это его желание, но управление вооружения оказалось в чрезвычайно неудобном положении. Позже Гитлер неизменно указывал на эту ошибку, если кто-нибудь одобрительно высказывался о работе управления вооружения сухопутных сил.

Впрочем, к тому времени ежегодное производство танков в Германии достигло не менее 1000 машин всех типов. По сравнению с количеством танков, производимых нашим противником, это была очень небольшая цифра. Еще в 1933 г. я знал, что единственный русский танковый завод выпускал в день 22 машины типа "Кристи русский"[25] .

1 марта Болгария присоединилась к пакту трех, 25 марта ее примеру последовала Югославия. Однако уже 27 марта государственный переворот в Белграде опрокинул планы держав оси. 5 апреля Россия и Югославия заключили договор о дружбе. 6 апреля началась балканская кампания. Я в ней не участвовал. Посланные на Балканы танковые части снова оправдали надежды командования и содействовали быстрому окончанию кампании.

Только один человек радовался расширению войны - Муссолини! Это была его война, которую он развязал против воли Гитлера. Но договор о дружбе, заключенный между Россией и Югославией, ясно \195\ говорил об одном - наступил момент разрыва с сильным восточным соседом.

13 апреля пал Белград. 17 апреля капитулировала югославская армия, а 23 апреля, несмотря на помощь со стороны англичан, капитулировала греческая армия. В конце мая воздушно-десантные войска овладели островом Крит; к сожалению, не Мальтой! Германия, Италия, Венгрия, Болгария и Албания получили куски территории Югославии. Из оставшейся части было образовано самостоятельное хорватское государство; во главе его должен был встать герцог фон Сполето, итальянский князь; однако он не получил трона. Кроме того, по желанию итальянского короля Черногория также была объявлена независимым государством. Границы новой Хорватии не соответствовали национальным границам, поэтому с самого начала возникли трения с Италией. Враждебные разногласия все больше отравляли атмосферу в этом неспокойном уголке Европы.

В мае и июне 1941 г. англичанам удалось оккупировать Сирию и Абиссинию. Попытка немцев закрепиться в Ираке была предпринята с недостаточными средствами и поэтому провалилась. Она имела бы перспективы на успех только при последовательной политике в Средиземном море, возможность проведения которой предоставлялась нам летом 1940 г., сразу после западной кампании. Теперь поздно было решаться на это изолированное действие.

Подготовка

Хотя балканская кампания развивалась сравнительно быстро и переброски войск, принимавших участие в этой кампании и предназначавшихся теперь для кампании в России, проходили также в быстром темпе, начало нашего наступления на Россию пришлось отложить. Кроме того, весна 1941 г. была в Польше необычно бурной, р. Зап. Буг и его притоки разлились и \196\ паводок не спадал до мая месяца. Луга стали болотистыми и труднопроходимыми. В этом я убедился, когда осматривал свои войска, расположенные в Польше. Для нападения на Советский Союз были созданы три группы армий:

- группа армий "Юг" под командованием фельдмаршала фон Рундштедта, которая должна была наступать южнее Припятских болот;

- группа армий-"Центр" под командованием фельдмаршала фон Бока, наступавшая между Припят-скими болотами и Сувалки;

- группа армий "Север" под командованием фельдмаршала Риттера фон Лееба, которая сосредоточивалась в Восточной Пруссии.

Эти три группы армий должны были наступать по территории России с задачей прорвать оборону русских войск, расположенных близ границы, окружить их и уничтожить. Танковые группы должны были проникнуть вглубь территории России, чтобы предотвратить создание новых оборонительных рубежей. Направление главного удара не было определено. Три группы армий имели примерно одинаковые силы, хотя в состав группы армий "Центр" входили две танковые группы, а в состав групп армий "Юг" и "Север" только по одной.

Подчиненная мне 2-я танковая группа, так же как и действовавшая севернее 3-я танковая группа генерал-полковника Гота, входила в состав группы армий "Центр".

Организация 2-й танковой группы была следующая:

- командующий - генерал-полковник Гудериан;

- начальник штаба - подполковник барон фон Либенштейн;

- 24-й танковый корпус - генерал танковых войск барон Гейер фон Швеппенбург;

- 3-я танковая дивизия - генерал-лейтенант Модель;

- 4-я танковая дивизия - генерал-майор фон Лангерман унд Эрленкамп; \197\

- 10-я мотодивизия - генерал-майор фон Лепер;

- 1-я кавалерийская дивизия - генерал-лейтенант Фельдт;

- 46-й танковый корпус - генерал танковых войск барон фон Фитинггоф (Шеель);

- 10-я танковая дивизия - генерал-лейтенант Шааль;

- мотодивизия СС "Рейх" - генерал-лейтенант Гауссер;

- пехотный полк "Великая Германия" - генерал-майор фон Штокгаузен;

- 47-й танковый корпус - генерал танковых войск Лемельзен;

- 17-я танковая дивизия - генерал-майор фон Арним;

- 18-я танковая дивизия - генерал-майор Неринг;

- 29-я мотодивизия - генерал-майор фон Больтенштерн.

Кроме того, в танковую группу входили армейские части: авиагруппа бомбардировщиков ближнего действия генерала Фибига, зенитный артиллерийский полк "Герман Геринг" генерала фон Акстгельма.

Артиллерию возглавлял генерал Гейнеман, инженерные войска - генерал Бахер, войска связи - полковник Праун, разведывательную авиацию - подполковник фон Барзевиш (заменивший полковника фон Герлах, который был сбит на третий день войны). Район наступления танковой группы в первые недели боевых действий прикрывали истребители полковника Мельдера.

Моя танковая группа получила задачу: в первый день наступления форсировать р. Зап. Буг по обе стороны Брест-Литовска (Бреста), прорвать фронт русских и затем, быстро используя первоначальный успех, выйти в район Рославль, Ельня, Смоленск. При этом следовало воспрепятствовать противнику закрепиться и создать новый фронт обороны, обеспечив тем самым предпосылки для решающего успеха кампании уже в 1941 г. По выполнении своей задачи танковая группа \198\ должна была получить новые указания командования. Директива главного командования сухопутных сил о стратегическом развертывании указывала, что последующей задачей 2-й и 3-й танковых групп будет наступление в направлении на север и захват Ленинграда.

Граница между польским генерал-губернаторством, подчиненным немецким властям, и советской территорией проходила по Зап. Бугу, при этом город-крепость Брест-Литовск был разделен на две части таким образом, что сама крепость принадлежала России. Нам принадлежали только старые форты, расположенные западнее Зап. Буга. Уже во время польской кампании мне пришлось брать эту крепость, и вот я снова должен был выполнить эту задачу, хотя и в гораздо более трудных условиях.

У верховного командования, несмотря на опыт западной кампании, не было единого мнения относительно использования танковых соединений. Это сказывалось во время различных учений, которые организовывались с целью уяснения предстоящей задачи и подготовки командиров к ее выполнению. Генералы, не имевшие отношения к танковым войскам, придерживались мнения, что первый удар следует нанести пехотными дивизиями, проведя предварительно сильную артиллерийскую подготовку, а танки ввести в бой лишь после того, как вклинение достигнет известной глубины и наметится возможность прорыва. Напротив, генералы танкисты придавали большое значение использованию танков с самого начала в первом эшелоне, потому что именно в этом роде войск они видели ударную силу наступления. Они считали, что танки могут быстро осуществить глубокое вклинение, а затем немедленно развить первоначальный успех, используя свою скорость. Генералы сами видели результаты использования танков во втором эшелоне во Франции. В момент успеха дороги были запружены бесконечными, медленно двигающимися гужевыми колоннами пехотных дивизий, которые препятствовали \199\ движению танков. Генералы танкисты разрешали вопрос следующим образом: на участках прорыва использовать танки в первом эшелоне, впереди пехоты, а там, где решались другие задачи, например, взятие крепости, использовать пехотные дивизии.

Так было и в районе наступления 2-й танковой группы. Крепостью Брест-Литовск (Брест) с ее старыми укреплениями, отделенной от нас реками Зап. Буг и Мухавец, а также многочисленными наполненными водой рвами, могла овладеть только пехота. Танки смогли бы взять ее только внезапным ударом, что мы и попробовали сделать в 1939 г. Но в 1941 г. условий для этого уже не было.

Поэтому я решил танковыми дивизиями форсировать Зап. Буг по обе стороны Брест-Литовска, а для наступления на крепость попросил подчинить мне пехотный корпус. Этот корпус следовало взять из 4-й армии, следовавшей за танковой группой. 4-я армия должна была также временно придать мне для обеспечения форсирования р. Зап. Буг несколько пехотных и прежде всего артиллерийских частей. В целях достижения централизованного управления я попросил временно подчинить мне эти части, заявив со своей стороны о готовности войти на такое же время в подчинение командующего 4-й армией фельдмаршала фон Клюге. Такой порядок подчиненности был принят группой армий. Для меня это была жертва, так как фельдмаршал фон Клюге был неприятным начальником. Но я считал это необходимым в интересах дела.

Местность, по которой должно было проходить наступление, с фронта была ограничена Западным Бугом. Наша первая задача состояла в том, чтобы форсировать реку на глазах у противника. Успеху форсирования в значительной степени могла содействовать внезапность операции. Я не рассчитывал на немедленное падение крепости Брест-Литовск и должен был позаботиться, чтобы первоначальное разделение танковых корпусов, вынужденных двигаться по обе стороны \200\ крепости, не отразилось на ходе наступления. Кроме того, следовало обеспечить оба открытых фланга танковой группы. После форсирования Западного Буга танковая группа должна была наступать, имея справа бездорожный труднопроходимый район Припятских болот, по которому должны были продвигаться небольшие пехотные силы 4-й армии. Слева от танковой группы наступали части 4-й армии, далее пехота 9-й армии. Этому левому флангу угрожала наибольшая опасность, так как в районе Белостока, по полученным сведениям, находилась сильная группировка русских; следовало предположить, что эта группировка, узнав об опасности, которая будет создана выходом в ее тыл наших танков, попытается избежать окружения, двигаясь по шоссе Волковыск, Слоним.

Эту двойную угрозу флангам я хотел предотвратить двумя мероприятиями:

- глубоким эшелонированием сил на наиболее " угрожаемом фланге;

- использованием 1-й кавалерийской дивизии, входившей в состав танковой группы, на правом фланге - ( болотистом участке местности, труднопроходимом для моторизованных соединений.

Дальнейшее обеспечение возлагалось на пехотные дивизии 4-й армии, наступавшие за танковыми дивизиями, и на глубокую воздушную разведку.

В соответствий с этим танковая группа приняла следующую группировку для наступления:

Правый фланг:

24-й танковый корпус (генерал танковых войск фон Гейер);

265-я пехотная дивизия (придана на время форсирования р. Зап. Буг) - наступает из Влодава на Малорита;

1-я кавалерийская дивизия - наступает из Славатыче через Малорита на Пинск;

4-я танковая дивизия - наступает из Кодень с задачей перерезать шоссе Брест, Кобрин; \201 - Схема 8\ \202\

3-я танковая дивизия - наступает из района севернее Кодень с задачей также перерезать шоссе Брест, Кобрин;

10-я мотодивизия - двигается за ними во втором эшелоне.

Центр:

12-й армейский корпус (генерал Шрот), подчиненный группе на первые дни наступления, наступает силами 45-й и 31-й пехотных дивизий с рубежа севернее Кодень, Непле с задачей окружить Брест-Литовск (Брест); остальными силами, которые не будут участвовать в окружении Брест-Литовска, продвигается между дорогами Брест-Литовск, Кобрин, Береза Картузская и Мотыкали, Пилище, Пружаны, Слоним с задачей очистить местность между 24-м танковым корпусом и его соседом слева - 47-м танковым корпусом и обеспечивать внутренние фланги обоих танковых корпусов.

Левый фланг:

47-й танковый корпус (генерал танковых войск Лемельзен);

18-я и 17-я танковые дивизии - наступают между Леги и Пратулин через реки Зап. Буг и Лесна на Ви-домль, Пружаны, Слоним;

29-я мотодивизия следует за ними во втором эшелоне;

167-я пехотная дивизия (подчинена только на время форсирования р. Зап. Буг) наступает западнее Пратулин.

Резерв танковой группы:

46-й танковый корпус (генерал танковых войск барон фон Фитинггоф) в составе 10-й танковой дивизии, дивизии СС "Рейх" и пехотного полка "Великая Германия" сосредоточивается в районе Радзинь, Луков, Демблин и после того, как войска первого эшелона форсируют Буг, следует на левом фланге танковой группы за 47-м танковым корпусом.

6 июня в штаб танковой группы прибыл начальник \203\ генерального штаба сухопутных сил. Здесь он выразил свое мнение, что задача танков состоит в том, чтобы нанести удар в глубине обороны противника; для выполнения этой задачи танковые дивизии надо сохранить в целости, а для первого броска использовать пехотные дивизия. По причинам, о которых я уже говорил, я отказался изменить свои распоряжения.

До моего штаба доходили только слухи об оперативных замыслах верховного командования после выполнения первых задач наступления (для 2-й танковой группы район Рославль, Ельня, Смоленск). Согласно этим слухам предполагалось в первую очередь овладеть Ленинградом и побережьем Балтийского моря, чтобы установить связь с финнами и обеспечить морские коммуникации группы армий "Север". Такие планы, по-видимому, действительно составлялись. Это подтверждает директива о стратегическом развертывании войск. В ней говорится, что 3-я танковая группа генерал-полковника Гота, а при благоприятном стечении обстоятельств также и моя танковая группа по -достижений района Смоленска должны быть готовы изменить направление наступления и поддержать операции группы армий "Север". Эта операция дала бы нам большое преимущество, обеспечив раз навсегда левый фланг всех немецких войск в России. Я думаю, что это был бы самый лучший план из всех возможных планов, но, к сожалению, я никогда больше о нем не слышал.

14 июня Гитлер собрал в Берлине всех командующих группами армий, армиями и танковыми группами, чтобы обосновать свое решение о нападении на Россию и выслушать доклады о завершении подготовки. Он сказал, что не может разгромить Англию. Поэтому, чтобы прийти к миру, он должен добиться победоносного окончания войны на материке. Чтобы создать себе неуязвимое положение на Европейском материке, надо разбить Россию. Подробно изложенные им причины, вынудившие его на превентивную войну с Россией, \204\ были неубедительны. Ссылка на обострение международного положения вследствие захвата немцами Балкан, на вмешательство русских в дела Финляндии, на оккупацию русскими пограничных балтийских государств так же мало могла оправдать столь ответственное решение, как не могли его оправдать идеологические основы национал-социалистского учения и некоторые сведения о военных приготовлениях русских. Поскольку война на западе не была закончена, каждая новая военная кампания могла привести к военным действиям на два фронта, на что Германия Гитлера была еще менее способна, чем Германия 1914 г. Присутствовавшие на совещании генералы молча выслушали речь Гитлера и, так как обсуждения речи не предполагалось, молча, в серьезном раздумье разошлись.

В середине дня, когда состоялись доклады о готовности к боевым действиям, меня спросили только об одном: сколько мне нужно дней, чтобы достичь Минска. Я ответил: "5-6 дней". Наше наступление началось 22 июня, а 27 июня я уже достиг Минска, в то время как Гот, наступая из города Сувалки, подойдя к Минску с севера, захватил его уже 26 июня.

Прежде чем начать описание боевых действий моей танковой группы, необходимо вкратце остановиться на общем положении германской армии к началу решительной схватки с Россией.

По документальным данным, которыми я располагал, 205 германских дивизий на 22 июня 1941 г. распределялись следующим образом:

38 дивизий находились на западе, 12 дивизий - в Норвегии, 1 дивизия - в Дании, 7 дивизий - на Балканах, 2 дивизии - в Ливии, 145 дивизий могли быть использованы для восточной кампании.

Такое распределение сил свидетельствовало о ненужном дроблении: 38 дивизий на западе - слишком \205\ много для этого района. Также и для Норвегии было много двенадцати дивизий.

Балканская кампания привела к тому, что переброска войск на восток началась с опозданием.

Но еще более роковой была недооценка сил противника. Гитлер не верил ни донесениям о военной мощи огромного государства, представляемым военными инстанциями, особенно нашим образцовым военным атташе в Москве генералом Кестрингом, ни сообщениям о мощи промышленности и прочности государственной системы России. Зато он умел передать свой необоснованный оптимизм непосредственному военному окружению. В верховном командовании вооруженных сил и в главном командовании сухопутных сил так уверенно рассчитывали закончить кампанию к началу зимы, что в сухопутных войсках зимнее обмундирование было предусмотрено только для каждого пятого солдата.

Только 30 августа 1941 г. главное командование сухопутных сил серьезно занялось вопросом снабжения зимним обмундированием крупных соединений сухопутных сил. В этот день в дневнике появилась следующая запись: "Вследствие изменения обстановки возникает необходимость проведения местных операций с ограниченными целями также в условиях зимы. Оперативному управлению разработать план-смету снабжения войск необходимым зимним обмундированием и после утверждения начальником генерального штаба сухопутных сил возложить на организационное управление проведение необходимых мероприятий".

Я не могу согласиться с распространенным мнением, что только один Гитлер виноват в отсутствии зимнего обмундирования осенью 1941 г.

Военно-воздушные силы и войска СС были снабжены им своевременно и в достаточном количестве. Но верховное командование думало сломить военную мощь России в течение 8-10 недель, вызвав этим и ее политический крах. Оно было так уверено в успехе своей \206\ безумной затеи, что важнейшие отрасли военной промышленности уже осенью 1941 г. были переключены на производство другой продукции. Думали даже с началом зимы вывести из России 60-80 дивизий, решив, что оставшихся дивизий будет достаточно для того, чтобы в течение зимы подавить Россию. Эти дивизии, остающиеся на востоке, после окончания осенью военных действий предполагалось разместить на зиму в хорошо оборудованных помещениях на какой-нибудь линии опорных пунктов. Казалось, что все урегулировано и все очень просто. Всякие сомнения встречались оптимистическими утверждениями. Описание дальнейших событий покажет, насколько не соответствовали эти замыслы суровой действительности.

В заключение следует упомянуть еще одно обстоятельство, которое впоследствии самым пагубным образом отразилось на авторитете Германии.

Незадолго до начала войны на востоке непосредственно в корпуса и дивизии поступил приказ верховного командования вооруженных сил относительно обращения с гражданским населением и военнопленными. Этот приказ отменял обязательное применение военно-уголовных законов к военнослужащим, виновным в грабежах, убийствах и насилиях гражданского населения и военнопленных, и передавал наложение наказания на усмотрение непосредственных начальников и командиров. Такой приказ мог способствовать лишь разложению дисциплины. Очевидно, такое же чувство он вызвал и у главнокомандующего сухопутными силами, так как фельдмаршал фон Браухич приложил к приказу инструкцию, позволяющую не применять этот приказ в том случае, если он создает опасность подрыва дисциплины.

По моему мнению и по единодушному мнению моих командиров корпусов, приказ заранее создавал такую опасность, поэтому я запретил его рассылку в дивизии и распорядился отослать его обратно в Берлин. Этот приказ, которому в последствии суждено \207\ было сыграть видную роль на процессах над немецкими генералами, проводившихся нашими бывшими противниками, никогда не применялся в моей танковой группе. В свое время я по долгу службы доложил командующему группой армий о невыполнении этого приказа. Другой приказ, также получивший печальную известность, так называемый "приказ о комиссарах"[26] , вообще никогда не доводился до моей танковой группы. По всей вероятности, он был задержан в штабе группы армий "Центр". Таким образом, "приказ о комиссарах" тоже не применялся в моих войсках.

Обозревая прошлое, можно только с болью в сердце сожалеть, что оба эти приказа не были задержаны уже в главном командовании сухопутных войск. Тогда многим храбрым и безупречным солдатам не пришлось бы испытать горечь величайшего позора, легшего на немцев. Независимо от того, присоединились ли русские к Гаагскому соглашению о ведении войны на суше или нет, признали ли они Женевскую конвенцию или нет, немцы должны были сообразовывать образ своих действий с этими международными договорами и с законами своей христианской веры. Война и без этих строгих приказов легла достаточно тяжелым бременем на плечи населения страны противника, которое, так же как и население нашей страны, не было в ней повинно.

Первые операции

Излагая последующие события моей жизни, я хотел показать, какую моральную и физическую \208\ нагрузку должен был нести командующий танковой группой в кампании против России.

После совещания Гитлера с генералами, состоявшегося 14 июня в Берлине, 15 июня 1941 г. я вылетел на самолете в Варшаву, где находился мой штаб. Все время до 22 июня, дня начала наступления, прошло в осмотре частей и исходных позиций для наступления, в посещении соседей, с которыми согласовывались вопросы взаимодействия. Развертывание войск и занятие исходных позиций для наступления прошли благополучно, 17 июня я провел рекогносцировку р. Зап. Буг, вдоль берега которой проходил наш передний край. 19 июня я посетил 3-й армейский корпус генерала фон Макензена, находившийся справа от моей танковой группы, 20 и 21 июня находился в передовых частях моих корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками. Работы по укреплению берега едва ли хоть сколько-нибудь продвинулись вперед за последние недели. Перспективы сохранения момента внезапности были настолько велики, что возник вопрос, стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку в течение часа, как это предусматривалось приказом. Только из осторожности, чтобы избежать излишних потерь в результате неожиданных действий русских в момент форсирования реки, я приказал провести артиллерийскую подготовку в течение установленного времени.

В роковой день 22 июня 1941 г. в 2 часа 10 мин. утра я поехал на командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богукалы (15 км северо-западнее Бреста). Я прибыл туда в 3 часа 10 мин., когда было темно. В 3 часа 15 мин. началась наша \209\ артиллерийская подготовка. В 3 часа 40 мин. - первый налет наших пикирующих бомбардировщиков. В 4 часа 15 мин. началась переправа через Буг передовых частей 17-й и 18-й танковых дивизий. В 4 часа 45 мин. первые танки.18-й танковой дивизии форсировали реку. Во время форсирования были использованы машины, уже испытанные при подготовке плана "Морской лево. Тактико-технические данные этих машин позволяли им преодолевать водные рубежи глубиной до 4 м.

В 6 час. 50 мин. у Колодно я переправился на штурмовой лодке через Буг. Моя оперативная группа с двумя радиостанциями на бронемашинах, несколькими машинами повышенной проходимости и мотоциклами переправлялась до 8 час. 30 мин. Двигаясь по следам танков 18-й танковой дивизии, я доехал до моста через р. Лесна, овладение которым имело важное значение для дальнейшего продвижения 47-го танкового корпуса, но там, кроме русского поста, я никого не встретил. При моем приближении русские стали разбегаться в разные стороны. Два моих офицера для поручений вопреки моему указанию бросились преследовать их, но, к сожалению, были при этом убиты.

В 10 час. 25 мин. передовая танковая рота достигла р. Лесна и перешла моет. За ней следовал командир дивизии генерал Неринг. В течение всей первой половины дня я сопровождал 18-ю танковую дивизию; в 16 час. 30 мин. я направился к мосту, дорога через который вела в Колодно, и оттуда в 18 час. 30 мин. поехал на свой командный пункт.

Внезапность нападения на противника была достигнута на всем фронте танковой группы. Западнее Брест-Литовска (Бреста) 24-м танковым корпусом были захвачены все мосты через Буг, оказавшиеся в полной исправности. Северо-западнее крепости в различных местах полным ходом шла наводка мостов. Однако вскоре противник оправился от первоначальной растерянности и начал оказывать упорное сопротивление. Особенно ожесточенно оборонялся гарнизон имеющей \210\ важное значение крепости Брест, который держался. несколько дней, преградив железнодорожный путь и шоссейные дороги, ведущие через Западный Буг в Мухавец.

Вечером танковая группа вела бои за Малорита, Кобрин, Брест-Литовск и Пружаны. У Пружаны 18-я танковая дивизия вступила в первые бои с танками противника.

23 июня в 4 часа 10 мин. я оставил свой командный пункт и направился в 12-й армейский корпус, где генерал Шрот доложил мне о ходе боев за Брест-Литовск. Из этого корпуса я поехал в 47-й танковый корпус, в деревню Бильдейки, в 23 км северо-восточнее Брест-Литовска. Там я переговорил с генералом Лемельзеном и установил телефонную связь с моим командным пунктом, чтобы ознакомиться с общей обстановкой. Затем я направился в 17-ю танковую дивизию, в которую и прибыл в 8 час. Командир пехотной бригады генерал Риттер фон Вебер доложил мне о своих действиях. В 8 час. 30 мин. я встретил командира 18-й танковой дивизии генерала Неринга, затем еще раз генерала Лемельзена. Потом я поехал в Пружаны, куда был переброшен командный пункт танковой группы: Оперативная группа моего штаба прибыла в Пружаны в 19 час.

В этот день 24-й танковый корпус с боями продвигался вдоль дороги Кобрин, Береза Картузская на Слуцк. Командный пункт корпуса переместился в Береза Картузская.

У меня создалось впечатление, что 47-му танковому корпусу предстоят серьезные бои с русскими, двигавшимися из Белостока в направлении на юго-восток, и поэтому я решил остаться в 47-м танковом корпусе еще на один день.

24 июня в 8 час. 25 мин. я оставил свой командный пункт и поехал по направлению к Слониму. В этот город уже вошла 17-я танковая дивизия. Но по дороге от Ружаны в Слоним я натолкнулся на русскую пехоту, державшую под огнем шоссе, по которому должно было \211\ идти наступление. Батарея 17-й танковой дивизии и спешившиеся стрелки-мотоциклисты вяло вели на шоссе огневой бой. Я вынужден был вмешаться и огнем пулемета из командирского танка заставил противника покинуть свои позиции. Теперь я мог продолжать поездку. В 11 час. 30 мин, я прибыл на командный пункт 17-й танковой дивизии, расположенный на западной окраине Слонима, где, кроме командира дивизии генерала фон Арнима, я встретил командира корпуса генерала Лемельзена.

Обсуждая создавшуюся обстановку, мы услышали в нашем тылу интенсивный артиллерийский и пулеметный огонь; горящая грузовая автомашина мешала наблюдать за шоссе, идущим из Белостока; обстановка была неясной, пока из дыма не показались два русских танка. Ведя интенсивный огонь из пушек и пулеметов, они пытались пробиться на Слоним, преследуемые нашими танками T-IV, которые также интенсивно стреляли. Русские танки обнаружили нас; в нескольких шагах от места нашего нахождения разорвалось несколько снарядов: мы лишились возможности видеть и слышать. Будучи опытными солдатами, мы тотчас же бросились на землю, и только не привыкший к войне бедняга подполковник Феллер, присланный к нам командующим резервной армией, сделал это недостаточно быстро и получил весьма неприятное ранение. Командир противотанкового дивизиона подполковник Дальмер-Цербе получил тяжелое ранение и через несколько дней умер. Эти русские танки удалось уничтожить в городе.

Затем я осмотрел передовые позиции в Слониме и поехал на танке T-IV через нейтральную полосу в 18-ю танковую дивизию. В 15 час. 30 мин. я снова был в Слониме, после того как 18-я танковая дивизия получила задачу наступать в направлении Барановичи, а 29-я мотодивизия - ускорить продвижение в направлении Слонима. Затем я поехал обратно на командный пункт группы и вдруг наскочил на русскую пехоту, \212\ которая на грузовых автомашинах была переброшена к Слониму; солдаты как раз намеревались сойти с машин. Сидевший рядом со мной водитель получил приказ "Полный газ", и мы пролетели мимо изумленных русских; ошеломленные такой неожиданной встречей, они не успели даже открыть огонь. Русские, должно быть, узнали меня, так как их пресса сообщила потом о моей смерти; поэтому меня попросили исправить их ошибку через немецкое радио.

В 20 час. 15 мин. я снова в своем штабе. Там я узнал о тяжелых боях на нашем правом фланге, где с 23 июня у Малорита 53-й армейский корпус успешно отбивал атаки русских. Части 12-го армейского корпуса, находившиеся между 24-м и 47-м танковыми корпусами, стали устанавливать связь, правда, еще недостаточно прочную; левому флангу танковой группы серьезно угрожало все возраставшее давление русских, отступавших из Белостока. Пришлось обеспечить этот фланг, быстро подтянув 29-ю мотодивизию и 47-й танковый корпус.

К счастью, мы не знали, как нервничал Гитлер в этот день, опасаясь, что крупные русские силы могут сорвать на каком-либо участке наш охватывающий маневр. Гитлер хотел приостановить продвижение танковой группы и направить ее немедленно против сил противника в районе Белостока. На этот раз главное командование оказалось еще достаточно сильным, чтобы настоять на ранее принятом решении и завершить охват наступлением на Минск.

Вильно (Вильнюс) и Ковно (Каунас) были взяты. Финны захватили Аландские острова. Богатый никелем район Петсамо (Печенга) был занят 1-м немецким горнострелковым корпусом.

25 июня утром я посетил госпиталь, где находились раненые, пострадавшие день тому назад при бомбардировке нашего командного пункта, во время которой я находился на другом участке фронта. В 9 час. 40 мин. я поехал в 12-й армейский корпус, в Линово (9 км \213\ южнее Пружаны); ознакомившись с обстановкой на участке корпуса, я направился в 24-й танковый корпус, в Заречье (37 км южнее Слоним). После беседы с генералом бароном фон Гейер я посетил 4-ю танковую дивизию и в 16 час. 30 мин. снова вернулся на командный пункт группы.

В этот день новые силы противника, в том числе и танки, двигались из района Белостока к Слониму. На фронт прибыла 29-я мотодивизия и получила задачу прикрыть Слоним от русских. Это позволяло использовать главные силы 17-й и 18-й танковых дивизий для нанесения удара на Минск, 18-я танковая дивизия уже продвигалась на Барановичи.

Утром 26 июня я поехал на участок фронта 47-го танкового корпуса, чтобы проследить его продвижение на Барановичи и Столбцы, 24-й танковый корпус получил задачу поддержать наступление своего соседа с севера.

В 7 час. 30 мин. я прибыл в 17-ю танковую дивизию и приказал ей немедленно выступить на Столбцы. В 9 час. я уже был на командном пункте 18-й танковой дивизии, где, кроме командира дивизии, нашел также я командира корпуса. Командный пункт был расположен на дороге Слоним, Барановичи у Лесьна на удалении 5 км от передовых частей дивизии. Отсюда по радио я .снова связался с 24-м танковым корпусом, чтобы обеспечить его поддержку при наступлении на Барановичи. Эта поддержка осуществлялась частями 4-й танковой дивизии, из которой одна боевая группа с 6 час. уже продвигалась в северном направлении.

В 12 час. 30 мин. 24-й танковый корпус сообщил о взятии Слуцка. Это было большим успехом командования и войск корпуса. Я послал командиру корпуса радиограмму, в которой поблагодарил его за успех, и направился в передовые части 18-й танковой дивизии, находившиеся в районе Тартак. В начале второй половины дня я получил сообщение, что Гот находится в 30 км севернее Минска. \214\

В 14 час. 30 мин. из штаба группы армий поступил приказ, который обязывал меня наступать главными силами на Минск, а 24-м танковым корпусом на Бобруйск. Я мог доложить, что 24-й танковый корпус уже действует в направлении Бобруйска, а 47-й танковый корпус ведет наступление на Минск через Барановичи. Затем я приказал оперативной группе моего штаба переехать в Тартак, куда она и прибыла в 23 часа 30 мин. Во второй половина дня из 17-й танковой дивизии было получено сообщение, что она продвигается на Столбцы по дороге, пригодной для движения танков. Своей цели она достигла вечером. В этот день в бою был ранен командир дивизии генерал фон Арним, и поэтому командование дивизией должен был принять генерал Риттер фон Вебер.

Танковая группа снова перешла в подчинение 4-й армии и получила приказ отрезать по линии Задворье (9 км севернее Слонима), Голынка, Зельва, р. Зельвян-ка пути отхода противника из Белостока.

В этот день 46-й танковый корпус вышел своими передовыми частями в район Тартака и стал связующим звеном между 24-м и 47-м танковыми корпусами. Все силы 24-го танкового корпуса можно было теперь использовать для выполнения его главной задачи - удара на Бобруйск.

8-й танковой дивизии группы армий "Север" удалось овладеть Двинском (Даугавпилс) и захватить в этом районе мосты через р. Зап. Двина.

27 июня 17-я. танковая дивизия вышла на южную окраину Минска, установив связь с 3-й танковой группой, которая еще 26 июня ворвалась в сильно разрушенный город. Силы русских, находившихся в районе Белостока и тщетно пытавшихся избежать полного окружения, были окружены. Только некоторым небольшим частям удалось вырваться на восток, прежде чем замкнулось кольцо окружения. Намечался первый крупный успех.

Для продолжения операций, по моему мнению, в \215\ первую очередь необходимо было осуществлять окружение русских в районе Белостока минимальными силами танковой группы, используя для этого главным образом полевые армии. В то же время подвижными моторизованными соединениями следовало достичь первой оперативной цели кампании - района Смоленск, Ельня, Рославль. Во всех моих действиях в последующие дни я руководствовался этой задачей. Мои приказы соответствовали основному замыслу операции. Неуклонно проводить этот замысел, несмотря на изменения обстановки, - вот что, казалось мне, имеет решающее значение для успешного завершения всей кампании. Мне было также ясно, что в этом есть и определенный риск.

Эти мысли побудили меня 28 июня снова поехать в 47-й танковый корпус, чтобы быть поближе к соединению, которому больше всего угрожала опасность нападения противника, и в случае необходимости своевременно прийти ему на помощь. Я встретил командира корпуса в Своятичи (23 км юго-западнее Несвиж), ознакомился с обстановкой на участках его дивизий и радиограммой приказал моему штабу ускорить марш 29-й мотодивизии в северном направлении и провести воздушную разведку дорог Новогрудок, Минск и Новогрудок, Барановичи, Турец. Затем я нашел 18-ю танковую дивизию, которая двигаясь одной колонной, встретила некоторые трудности, однако без каких-либо дальнейших последствий преодолела их.

Тем временем мой начальник штаба Либенштейн приказал создать заслон из дивизий различных корпусов во избежание прорыва противника западнее Кайдано, Пясечна (северо-западнее Мир), Городище, Полонка. Я одобрил этот приказ.

В этот день 24-й танковый корпус подошел вплотную к Бобруйску; командный пункт корпуса с 25 числа находился в населенном пункте Филипповичи.

Командный пункт танковой группы 28 июня был переведен в Несвиж, в замок князя Радзивилла, где до \216\ этого находился штаб крупного соединения русских. Из старинных вещей я нашел на верхнем этаже замка только фотографию какой-то охоты, на которой присутствовал кайзер Вильгельм I в качестве гостя.

В этот день боевые действия развивались следующим образом:

3-я танковая дивизия достигла Бобруйска, 4-я танковая дивизия - Слуцка, 10-я мотодивизия - Синявки, 1-я кавалерийская дивизия вышла в район восточнее Дрогичин.

17-я танковая дивизия достигла Кайдано, 18-я танковая дивизия - Несвижа, 29-я мотодивизия вышла в район Зельвянка.

Части 10-й танковой дивизии заняли район Зельвянка, основные силы этой дивизии взяли Синявка, дивизия СС "Рейх" достигла Береза Картузская, пехотный полк "Великая Германия" вышел в район северо-восточнее Пружаны.

7-я и 20-я танковые дивизии группы Гота стояли под Минском. На растянутом правом фланге бои 53-го армейского корпуса под Малорита завершились победой. Угроза этому флангу была тем самым ликвидирована.

29 июня бои продолжались на всем фронте танковой группы. Особого напряжения они достигли на участке Зельвянка. Командование 4-й армии встревожилось и начало вмешиваться в действия группы. Его распоряжения были для меня большой помехой, о некоторых из них я даже не знал.

Группа армий "Север" заняла Якобштадт (Екабпилс), Ливенгоф (Ливаны) и южную часть города Риги, а также железнодорожные мосты через Зап. Двину.

30 июня я вылетел на самолете в 3-ю танковую группу, чтобы согласовать с Готом вопросы дальнейшего взаимодействия. Подполковник фон Барзевич сам вел бомбардировщик над Налибокской пущей - крупным лесным массивом, из которого 4-я армия постоянно ожидала прорыва русских. У меня сложилось \217 - Схема 9\ \218\ впечатление, что противник располагает здесь совершенно незначительными силами и что на этом направлении никакой опасности не существует, С Готом я договорился о взаимодействии моей 18-й танковой дивизии с его правым флангом при наступлении на Борисов и при создании предмостного укрепления на р. Березина в этом районе.

В этот же день поступил приказ главного командования, требующий выхода на Днепр.

Главное командование указывало группе армий на решающее значение продолжения операций в направлении Смоленска и высказало желание как можно скорее захватить переправы через Днепр у Рогачева, Могилева и Орши, а также переправы через Западную Двину у Витебска и Полоцка.

На следующий день, 1 июля, я вылетел в 24-й танковый корпус, ибо единственное наше средство связи - радио - все же не обеспечивало достаточного общения в течение длительного времени. Сведения Гейера о противнике благоприятствовали нашим дальнейшим замыслам. Противник располагал главным образом соединениями, сколоченными из солдат и оснащенными техникой из различных частей. Движение транспорта было незначительным. Накануне над Бобруйском произошел воздушный бой, окончившийся для русских поражением. Однако противник, как всегда, оказывал упорное сопротивление. Его войска действовали умело, особенно следует отметить хорошую маскировку, но управление боем не было еще централизовано.

Корпусу удалось занять мосты через Березину у Свислочь. В 9 час. 30 мин. с предмостного укрепления на р. Березина, восточное Бобруйска, на Могилев выступил усиленный разведывательный батальон. За ним на восток продвигались главные силы 3-й танковой дивизии. Генерал барон фон Гейер оставил за собой право выбрать направление главного удара или на Рогачев, или на Могилев в зависимости от обстановки \219\ (оба эти города расположены на Днепре). В 10 час. 55 мин. главные силы 4-й танковой дивизии начали наступление с рубежа р. Свислочь в восточном направлении. Положение с горючим не вызывало тревоги, снабжение боеприпасами, продовольствием и санитарное обеспечение было в порядке. Потери, к счастью, были пока незначительны. Недоставало лишь понтонно-мостовых парков и строительных частей. Взаимодействие с авиацией полковника Мельдера было отличным. Только с бомбардировщиками ближнего действия генерала Фибига мы не могли добиться установления достаточно быстрой связи, 1-я кавалерийская дивизия доказала свою боеспособность.

В этот день воздушная разведка установила, что русские в районе Смоленск, Орша, Могилев накапливают свежие силы. Надо было спешить с выходом на линию Днепра и форсировать эту реку, не ожидая прибытия пехоты, что могло привести к потере нескольких недель.

Между тем в районе Белостока шли ожесточенные бои по уничтожению окруженной группировки противника. Это свидетельствует о том, что русские крупными силами пытались прорваться на восток. Сопротивление русских произвело на командование 4-й армии столь сильное впечатление, что оно решило не ослаблять войска, осуществлявшие окружение. Поэтому фельдмаршал фон Клюге отменил мой приказ на выступление 17-й танковой дивизии к Борисову; только одна 18-я танковая дивизия достигла Борисова и создала на Березине предмостное укрепление, от удержания которого в значительной мере зависело продолжение наступления 47-го танкового корпуса в направлении Днепра. Несмотря на все мои сомнения, я все же разослал по частям приказ командования 4-й армии.

2 июля, находясь в Мире, в 5-м пулеметном батальоне, обеспечивавшем фланги 17-й танковой дивизии и 29-й мотодивизии, я лично выяснил обстановку на фронте вокруг окруженной группировки противника. Я \220\ выслушал мнения офицеров о противнике, чтобы правильнее оценить обстановку. Затем я поехал к генералу Лемельзену и приказал ему и находившемуся у него командиру 29-й мотодивизии держать кольцо окружения замкнутым. После этого я направился в Кайдано, где находилась 17-я танковая дивизия. Генерал Риттер фон Вебер доложил, что он успешно отразил все попытки противника вырваться из окружения. Оттуда я поехал на новый командный пункт танковой группы, расположенный у Синило (юго-восточнее Минска) - По прибытии на командный пункт я узнал, что при передаче приказа 17-й танковой дивизии произошло какое-то недоразумение; оказалось, что части дивизии не получили приказа остаться на участке фронта вокруг окруженной группировки противника и продолжали продвижение на Борисов. Я тотчас же приказал доложить об этом факте командованию 4-й армии. Уже нельзя было что-либо изменить. В 8 час. утра на следующий день я был вызван в штаб фельдмаршала фон Клюге в Минск, где мне предложили дать объяснение. Выслушав мои объяснения, фельдмаршал фон Клюге заявил, что он уже намеревался отдать Гота и меня под суд, так как у Гота произошло точно такое же недоразумение, и фельдмаршал думал, что имеет дело с генеральской фрондой. Но я заявил, что это не так, и этим успокоил его.

После такой беседы я поехал в 47-й танковый корпус в Смолевичи (35 км северо-восточнее Минска), но там уже не нашел штаба корпуса и поехал дальше на Борисов в 18-ю танковую дивизию. Там я осмотрел предмостное укрепление на Березине и провел совещание с командирами этой дивизии. Дивизия выслала передовой отряд в направлении Толочин. На обратном пути я встретил в Смолевичах командира корпуса и договорился с ним о действиях 18-й и 17-й танковых дивизий. Во этого совещания радисты моего командирского танка получили сообщение об атаке русскими танками и самолетами переправы на Березине у Борисова. \221\ Об этом сообщили 47-му танковому корпусу. Атаки были отбиты с большими потерями для русских; 18-я танковая дивизия получила достаточно полное представление о силе русских, ибо они впервые применили свои танки Т-34, против которых наши пушки в то время были слишком слабы.

2 июля части танковой группы находились: 1-я кавалерийская дивизия - южнее Слуцка, 3-я танковая дивизия - в Бобруйске (передовой отряд дивизии стоял перед Рогачевом), 4-я танковая дивизия - в Свислочь, 10-я мотодивизия - восточное Слуцка; дивизия СС "Рейх" - севернее Балусевичи на Березине, 10-я танковая дивизия - в Червень, пехотный полк "Великая Германия" - севернее Барановичи; 18-я танковая дивизия - в Борисове, 17-я танковая дивизия - в Кайдано, 29-я мотодивизия - в Столбцах, 5-й пулеметный батальон - юго-восточнее Барановичи.

3 июля русские войска, окруженные под Белостоком, капитулировали. Теперь все свое внимание я сосредоточил на движении к Днепру.

4 июля я посетил 46-й танковый корпус. Я поехал из Синило через Смолевичи, Червень, Слободка на командный пункт 10-й танковой дивизии и оттуда в дивизию СС "Рейх". По пути в эту дивизию я встретил командира корпуса, которому на вопрос о местонахождении пехотного полка "Великая Германия" мог только ответить, что этот полк все еще находится у Барановичи в резерве 4-й армии. Затем я направился в дивизию СС "Рейх", в Ст. Речки. Генерал Гауссер сообщил мне, что его мотоциклетный батальон после тяжелых боев образовал у Бродец (17 км южнее Березино) предмостное укрепление на Березине. По его словам, мост через Березину у Якшицы был взорван и переправить через реку машины он не мог; саперы заняты ремонтом подъездных путей, проходящих через заболоченную местность. Я поехал к саперам и увидел, что они прилежно работают; они обещали закончить свои работы к утру 5 июля. \222 - Схема 10\ \223\

4 июля 24-й танковый корпус вышел к Днепру у Рогачева, захватив еще несколько переправ через Березину. В этот день дивизии танковой группы находились: 1-я кавалерийская дивизия - восточное Слуцка, 3-я танковая дивизия - перед Рогачевом, 4-я танковая дивизия - в Старом Быхове (Быхове), 10-я мотодивизия - в Бобруйске, дивизия СС "Рейх" - в Балусевичи, 10-я танковая дивизия - в Березино, пехотный полк "Великая Германия" - восточное Столбцы; 18-я танковая дивизия - восточное участка Нача, части 17-й танковой дивизии - в Борисове, главные силы этой дивизии - в Минске, 29-я мотодивизия - в районе Кайдано, Столбцы, 5-й пулеметный батальон - западнее Столбцы.

6 июля крупные силы русских переправились у Жлобина через Днепр и атаковали правый фланг 24-го танкового корпуса. Атака была отбита 10-й мотодивизией. Наша воздушная разведка донесла о движении эшелонов противника из района Орел, Брянск в направлении Гомеля. В районе Орши был запеленгован новый штаб армии русских. На Днепре, казалось, готовится оборонительный рубеж. Это заставляло торопиться.

К 7 июля были достигнуты следующие пункты: штаб танковой группы - Борисов; 1-я кавалерийская дивизия - Бобруйск, 10-я мотодивизия - Жлобин, 3-я танковая дивизия - район Рогачев, Новый Быхов, 4-я танковая дивизия - Старый Быхов (Быхов), 10-я танковая дивизия - Белыничи, дивизия СС "Рейх" - Березино, пехотный полк "Великая Германия" - Чер-вень, 18-я танковая дивизия - Толочин, 17-я танковая дивизия - Сенно, 29-я мотодивизия - Борисов.

17-я танковая дивизия под Сенно вела ожесточенные бои с сильным противником, который ввел в бой чрезвычайно большое количество танков. Упорные бои вела также и 18-я танковая дивизия. Так как 24-й танковый корпус уже достиг Днепра, нужно было принять решение о дальнейшем продолжении операции. От моих начальников я не получал никаких новых \224\ указаний, поэтому следовало полагать, что старая директива, согласно которой 2-я танковая группа должна выйти в район Смоленск, Ельня, Рославль, полностью остается в силе. Я лично не находил никаких оснований для изменения этой директивы. Тогда я не знал, что взгляды Гитлера разошлись с точкой зрения главного командования сухопутных войск. Об этом факте и всех его последствиях я узнал значительно позже. Разногласия при проведении операций станут понятными только в том случае, если посмотреть, что происходило за кулисами германского верховного командования в те дни.

Гитлер упустил из виду, что он сам лично приказал вести стремительное наступление с оперативной целью захвата Смоленска. В последние дни боев он видел только окруженную группировку в районе Белостока. Фельдмаршал фон Браухич не осмеливался сообщить группе армий "Центр" свою совсем иную точку зрения, так как ему было известно мнение Гитлера. Фельдмаршал фон Бок по своему собственному признанию хотел передать 2-ю и 3-ю танковые группы под общее командование фельдмаршала фон Клюге, чтобы избавиться от непосредственной ответственности за управление ими. Фельдмаршал фон Клюге хотел, в соответствии с официальным мнением Гитлера, закрепиться на фронте вокруг Белостока и выжидать, пока капитулируют русские, отказавшись от дальнейшего продвижения на восток.

Гот и я не были согласны с этим мнением. Мы стремились пробиться своими танковыми силами на восток, как это указывалось в первоначальной, еще не потерявшей своей силы директиве, и достичь наших первых оперативных целей. Мы хотели (об этом уже говорилось) сковать силы противника у Белостока минимальным количеством танковых сил и предоставить ликвидацию окруженной группировки полевым армиям, которые следовали за нашими танковыми группами. Главное командование втайне надеялось, что \225\ командующие танковыми группами без приказа и даже вопреки приказу будут стремиться достигнуть первых оперативных целей наступления. В то же время оно не решалось дать указания командующим группами армий и командующим армиями, чтобы побудить их принять желанное решение.

И вот получилось, что 2-я танковая группа отдала приказ сдерживать белостокскую окруженную группировку минимальными силами, а всеми остальными имевшимися в распоряжении частями преследовать противника, отступавшего через реки Березина и Днепр, фельдмаршал фон Клюге отдал контрприказ всем частям, участвовавшим в окружении группировки противника, закрепиться на своих позициях вокруг Белостока и ожидать приказа на продолжение наступления в восточном направлении. Часть войск получила этот приказ несвоевременно и продолжала продвигаться на Березину. К счастью, вся операция в целом от этого особенно не пострадала, но зато между командующими создались неприятные взаимоотношения, начались споры.

Форсирование Днепра

7 июля я должен был принять решение: либо продолжать быстрое продвижение, форсировать своими танковыми силами Днепр и достичь своих первых оперативных целей наступления в сроки, предусмотренные первоначальным планом кампании, либо, учитывая мероприятия, предпринимаемые русскими с целью организации обороны на этом водном рубеже, приостановить продвижение и не начинать сражения до подхода полевых армий.

За немедленное наступление говорила слабость в данный момент обороны русских, которая только еще создавалась. Русские занимали сильные предмостные укрепления под Рогачевом, Могилевом и Оршей; \226\ поэтому нам не удалось взять Рогачев и Могилев. Правда, у нас имелись сведения о подходе к противнику подкреплений: крупная группировка русских войск отмечалась в районе Гомеля, другая, меньшая, - севернее Орши, в районе Сенно. Но наша пехота могла подойти не раньше как через две недели. За это время русские могли в значительной степени усилить свою оборону. Кроме того, сомнительно было, удастся ли пехоте опрокинуть хорошо организованную оборону на участке реки и снова продолжать маневренную войну. Еще в большей степени вызвало сомнение достижение наших первых оперативных целей и окончание кампании уже осенью 1941 г. Это-то и было как раз главным.

Я полностью сознавал всю трудность решения. Я считался с опасностью сильного контрудара противника по открытым флангам, которые будут иметь три мои танковых корпуса после форсирования Днепра. Несмотря на это, я был настолько проникнут важностью стоявшей передо мной задачи и верой в ее разрешимость и одновременно настолько был убежден в непреодолимой мощи и наступательной силе моих войск, что немедленно отдал приказ форсировать Днепр и продолжать продвижение на Смоленск.

Я отдал распоряжение прекратить бои на обоих участках - как у Жлобина, так и Сенно - и организовать там только наблюдение за противником.

Участки форсирования Днепра были ограничены предмостными укреплениями, занятыми крупными силами русских. Для 24-го танкового корпуса по договоренности с генералом бароном фон Гейером в качестве пункта форсирования был назначен Старый Быхов (Быхов), а днем начала действий - 10 июля; 11 июля 46-й танковый корпус должен был форсировать Днепр у Шклова, а 47-й танковый корпус - у Копысь между городами Могилев и Орша. Все передвижения войск и выход их на исходное положение тщательно маскировались; марши совершались только ночью. Прикрытие с воздуха района исходного положения осуществляли \227\ истребители храброго полковника Мельдера, который развернул передовые аэродромы непосредственно за первым эшелоном. Там, где появлялись его истребители, небо сразу же становилось чистым.

7 июля я посетил 47-й танковый корпус, чтобы устно разъяснить планы форсирования Днепра. По дороге в корпус я осмотрел трофейный русский бронепоезд. Затем я поехал в штаб корпуса, размещенный в Наче (30 км восточное Борисова), оттуда в Толочин, в 18-ю танковую дивизию, которая вела бои с русскими танками. Генералу Нерингу было указано на важность овладения районом Коханово, западнее Орши, и ликвидации имевшихся в этом районе предмостных укреплений русских для успеха предстоявших операций. Войскам, которые снова произвели на меня чрезвычайно хорошее впечатление, я высказал свою особую благодарность.

8 июля я посетил 46-й танковый корпус; дивизия СС "Рейх", входившая в него, все еще вела бои на западном берегу Днепра.

9 июля ознаменовалось особенно горячими спорами относительно проведения предстоящих операций. Ранним утром на моем командном пункте появился фельдмаршал фон Клюге и попросил доложить ему обстановку и мои намерения. Он был совершенно не согласен с решением незамедлительно форсировать Днепр и потребовал немедленного прекращения этой операции, пока не подойдет пехота. Я был глубоко возмущен и упорно защищал свои действия. Наконец, изложив ему уже упоминавшиеся мною доводы, я заявил, что приготовления зашли слишком далеко и теперь приостановить их просто невозможно, что части 24-го и 46-го танковых корпусов в основном уже сосредоточены на исходном положении для наступления и я могу держать их там лишь очень непродолжительное время, иначе их обнаружит и атакует авиация противника. Я заявил далее, что глубоко верю в успех наступления и, если говорить в более широком \228\ масштабе, ожидаю, что эта операция закончит русскую кампанию уже в этом году. Мои целеустремленные разъяснения, видимо, тронули фельдмаршала фон Клюге. Хотя и неохотно, но он все же согласился с моим планом, сказав: "Успех ваших операций всегда висит на волоске".

После этой бурной беседы я поехал в 47-й танковый корпус, который, находясь в тяжелом положении, нуждался в особой поддержке. В 12 час. 15 мин. я был в Крупки на командном пункте генерала Лемельзена. Он выразил сомнение в том, что 18-й танковой дивизии в боевой группе генерала Штрейха, образованной из истребителей танков и разведчиков, удастся овладеть районом Коханово, так как войска слишком устали от непрерывных боев. Я настоял на своем приказе и распорядился, чтобы 18-я танковая дивизия после выполнения своей задачи, а также 17-я танковая дивизия, после того как разгромит противника у Сенно, поворачивали на юго-восток к Днепру. Из штаба корпуса я поехал на фронт. По пути я встретил генерала Штрейха и дал ему необходимые указания. Затем я встретил Неринга, который вопреки мнению своего корпусного начальства заявил, что занятие указанного района исходного положения не представляет трудности. Потом я разговаривал с командиром 29-й мотодивизии, который также заявил, что сможет выполнить свою задачу - достигнуть Копысь - без особых затруднений. Дивизиям были даны указания этой ночью выйти к Днепру и занять указанные районы исходных позиций.

В этот день 17-я танковая дивизия все еще вела с танками противника ожесточенные бои, которые принесли ей крупный успех; войска дивизии уничтожили 100 русских танков.

К вечеру 9 июля танковая группа находилась: командный пункт группы - Борисов (10 июля переведен в Толочин); 1-я кавалерийская дивизия обеспечивала фланги юго-восточнее Бобруйска, 3-я танковая дивизия - в районе Жлобин, Рогачев, Новый Быхов \229\ фронтом на север, 4-я танковая дивизия - Старый Быхов (Быхов), 10-я мотодивизия - Старый Быхов (Быхов) в пункте переправы; 10-я танковая дивизия - южнее Шклова, дивизия СС "Рейх" - у Павлова, несколько частей из состава этой дивизии южнее Могилева обеспечивали правый фланг корпуса, пехотный полк "Великая Германия" - у Белыничи; 18-я танковая дивизия - южнее Толочин, 17-я танковая дивизия - у Замостье, 29-я мотодивизия юго-западнее Толочин сосредоточивалась для наступления на Копысь.

Следовавшая за нами пехота вышла слабыми передовыми отрядами на линию Бобруйск, Свислочь, Борисов, а главными силами - на линию Слуцк, Минск. Гот овладел Витебском, Геппнер - городом Псков.

10 и 11 июля при незначительных потерях было проведено планомерное форсирование Днепра.

10 июля в середине дня из 24-го танкового корпуса поступило сообщение, что корпусу удалось форсировать Днепр у Старого Быхова (Быхов). Во второй половине дня я направился еще раз в 47-й танковый корпус, чтобы убедиться в боеспособности войск и осмотреть район исходного положения. Генерал Штрейх вывел войска на рубеж своего боевого охранения на участке предмостного укрепления русских западнее Орши. Северо-западнее Орши была выставлена еще одна группа боевого охранения под командованием полковника Узингера. Разведывательный батальон 29-й мотодивизии установил связь с находившейся справа дивизией СС "Рейх". 18-я танковая дивизия находилась в районе своего исходного положения, 17-я танковая дивизия к 10 час. своими передовыми отрядами вышла к автостраде у Коханово. Части этой дивизии уже вели бой на западном берегу Днепра юго-западнее Орши. 29-я мотодивизия достигла района своих исходных позиций. Я еще раз разъяснил командиру дивизии, что быстрый выход к Смоленску после удачного форсирования реки имеет чрезвычайно важное значение. Итак, на фронте 47-го танкового корпуса также удалось выполнить трудную задачу сосредоточения войск и \230\ занятия исходного положения. Я уверенно шел навстречу событиям грядущего дня.

Для наступления после форсирования Днепра были поставлены следующие задачи:

24-й танковый корпус наступает по шоссе Пропойск (Славгород), Рославль. Корпус сам обеспечивает свой правый фланг от возможных атак противника со стороны Жлобина, Рогачева и свой левый фланг со стороны Могилева.

46-й танковый корпус наступает через Горки, Починок на Ельню обеспечивая свой правый фланг со стороны Могилева. 47-й танковый корпус наступает на Смоленск (это было его главной-задачей) и дополнительно обеспечивает левый фланг со стороны Днепра между Оршей и Смоленском. Кроме того, за противником у Орши западнее и северо-западнее Днепра вели наблюдение группы прикрытия Штрейха и Узингера. Вечером 10 июля мой штаб посетил итальянский военный атташе генерал Маррас, с которым я познакомился еще в Берлине. Его сопровождал капитан 1 ранга Бюркнер. Я пригласил их обоих сопровождать меня на следующий день при переправе через Днепр у Копысь. Кроме этих визитеров, в этот же вечер у меня появился подполковник фон Белов, адъютант Гитлера по военно-воздушным силам, чтобы ознакомиться с обстановкой на фронте танковой группы.

11 июля ранним солнечным утром в 6 час. 10 мин. в сопровождении обоих моих гостей я выехал со своего командного пункта, располагавшегося в Толочин, который еще в 1812 г. служил штаб-квартирой Наполеону 1, и направился на Днепр к Копысь, чтобы присутствовать при форсировании реки 47-м танковым корпусом. Поездка через колонны войск, которые стремились к реке, из-за сильной пыли была тяжелой. Люди, оружие и моторы - все страдали от этой пыли, стоявшей в воздухе неделями. Особенно часто приходилось чистить наждаком цилиндры моторов, отчего их мощность значительно понижалась. \231 - Схема 11\ \232\

На командном пункте 29-й мотодивизии, расположенном недалеко от Копысь, я встретил командира корпуса и командира дивизии, которые доложили мне обстановку, 15-й и 71-й полки уже форсировали реку и восточное Копысь вышли к опушке леса; мы видели, как они наступали на противника силой примерно в две дивизии (66-и стрелковый корпус русских - в составе 18-й и 54-й стрелковых дивизий). Противник вел слабый артиллерийский беспокоящий огонь; кроме того, местность была заминирована. Имелась полная возможность вести наблюдение за продвижением нашей пехоты и наведением моста. После того как итальянский атташе уехал, я приказал переправить меня на штурмовой лодке на восточный берег реки, чтобы узнать о результатах боевых действий. Свое намерение поехать из Копысь в 46-й танковый корпус мне не удалось осуществить, так как еще не была установлена подвижными средствами связь со Шкловом.

Между тем выяснилось, что 17-я танковая дивизия южнее Орши натолкнулась на столь сильного противника, что оказалось нецелесообразным продолжать наступление дальше на восточном берегу с небольшого, только что захваченного предмостного укрепления. Находившийся в этом районе командир полка полковник Лихт принял поэтому правильное решение оставить предмостное укрепление, 17-ю танковую дивизию пришлось перебрасывать через Копысь в тыл 29-й мотодивизии.

На обратном пути на командный пункт группы я встретил фельдмаршала фон Клюге и доложил ему о развитии наступления. Он подтвердил отданные мною приказы, и я со своей стороны попросил подтянуть к Днепру авангарды пехотных корпусов для того, чтобы ускорить блокирование сильного предмостного укрепления русских. На своем командном пункте я встретил главного адъютанта Гитлера полковника Шмундта и имел с ним беседу.

После непродолжительного пребывания в Толочине \233\ в 18 час. 15 мин. я направился в 46-й танковый. корпус, в Шклов. Дороги были плохими, мосты требовали немедленного ремонта. В корпус я прибыл в 21 час. 30 мин. Сильный артиллерийский огонь и неоднократные бомбовые налеты авиации противника на район наведения моста 10-й танковой дивизией делали форсирование реки значительно более трудным, чем на фронте 47-го танкового корпуса. У дивизии СС "Рейх" мост также был поврежден авиацией противника. Несмотря на это, дивизии удалось форсировать реку и выслать в направлении Горки передовой отряд. Я указал корпусу на необходимость наступления ночью, чтобы использовать элемент внезапности, и затем поехал в 10-ю танковую дивизию проследить за выступлением передового отряда. Мой приезд оказался очень кстати, так как части еще не выступили.

После трудной поездки 12 июля в 4 час. 30 мин. утра я снова был в Толочине.

11 июля дивизии танковой группы достигли: 1-я кавалерийская дивизия - Жлобина, Рогачева, 4-я танковая дивизия и 10-я мотодивизия - района Старый Быхов (Быхов) и севернее предмостного укрепления на восточном берегу Днепра, 3-я танковая дивизия - района южнее Могилева, прикрывая фланг со стороны предмостного укрепления русских; 10-я танковая дивизия и пехотный полк "Великая Германия" - района южнее Шклова, дивизия СС "Рейх" - предмостного укрепления на восточном берегу восточное Днепра у Шклова; 29-я мотодивизия создала восточное Копысь предмостное укрепление, 18-я танковая дивизия достигла района западнее Копысь, 17-я танковая дивизия - района юго-западнее Орши.

Группы прикрытия Штрейха и Узингера обеспечивали фланг группы западнее и северо-западнее Орши со стороны предмостного укрепления русских.

Главные силы пехоты вышли на линию восточное Слуцка и восточнее Минска, ее авангарды достигли Березины. Гот находился под Витебском. \234\

12 июля войска продолжали форсирование реки. В этот день я вылетел на самолете в 24-й танковый корпус. Там я пробыл 8 часов; после посещения корпуса я принял Шмундта.

У главного командования сухопутных войск в этот день еще не было ясного представления о том, сможет ли противник продолжать свое упорное сопротивление танковым группам группы армий "Центр" или он начнет отступление. Во всяком случае, главное командование желало, чтобы обе танковые группы попытались прорвать фронт, образованный русскими западнее Смоленска, и разгромить находящиеся там силы противника. Кроме того, думали и о том, не следует ли повернуть части 3-й танковой группы (Гота) на север, чтобы охватывающим маневром уничтожить силы противника, стоявшие перед правым флангом. 16-й армии.