ЕЩЕ О ФЕВРАЛЕ

Ген. А. Спиридович, бывший начальник секретной охраны Императора Николая Второго, сделал в Нью-Йорке доклад на тему о Февральской революции. В «Новом русском слове» помещен отчет об этом докладе — привожу его полностью.

А.И. Спиридович.

«Государя докладчик считает личностью с высокими моральными качествами. Александра Феодоровна была женщиной неуравновешенной и больной. Распутинство было нездоровое явление, насквозь пропитавшее своим тлетворным духом атмосферу двора. Большинство министров того времени являло собою скопище бездарностей и карьеристов. Революцию вызвали три фактора: заговор Александра Гучкова, английские интриги и германский шпионаж.

Александр Коновалов, Михаил Челноков, князь Львов, Бубликов и А. Гучков подготовили дворцовый переворот. Душою заговора был А. И. Гучков, шедший в своих планах до цареубийства. Переворот должен был совершиться в ноябре 1916 года. Речь П. Н. Милюкова 1 ноября в Государственной Думе должна была послужить сигналом к действиям. Исторические слова Милюкова «глупость или измена», произнесенные с думской трибуны по адресу двора, потрясли страну. Пуришкевич кипами развозил в своем поезде эту речь и распространял на фронте. Речь эта послужила также и основным мотивом, побудившим князя Юсупова, в сообществе с Вел. Кн. Дмитрием Павловичем и Пуришкевичем покончить с Распутиным. Заговор не был секретом ни для царя, ни для его ближайшего окружения.

Первого января 1917 года А. И. Хатисов, бывший городской голова Тифлиса, предложил от имени заговорщиков трон Вел. Кн. Николаю Николаевичу. Великий Князь, тогда главнокомандующий на Кавказе, после нескольких дней раздумья отказался.

Английский посол Бьюкенен был осведомлен о планах «московской пятерки заговорщиков» и всемерно ей содействовал. Немцы планомерно и систематически разлагали тыл. Клевета, ложь и легенда по адресу монарха и государыни — служили действенным орудием в руках врагов династии. Только профессиональные революционеры не принимали участия в этой кампании наветов и интриг.

Безвластие, растерянность и преступное равнодушие определяют настроение власти. Позорная, хотя и кратковременная, эпопея протопоповщины окончательно расшатывает устои насквозь прогнившего режима. Только армия хранит еще верность монарху и былую мощь.

22 февраля Государь уезжает в Ставку. Его приказ ввести для охраны столицы два конно-гвардейских полка не может быть выполнен. Генералу Хабалову, командующему Петроградским округом, некуда эти части разместить.

24 февраля начались беспорядки в Кронштадте, во время которых был убит адмирал Вирен — по указанию немцев. У убийц находят списки лиц, которых нужно ликвидировать. Во всем — незримая рука германского шпионажа. В тот же день объявляют забастовку 170 000 человек, работавших на оборону. Начинается братание солдат с народом. 25 февраля Государь отдает приказ Хабалову по телеграфу: «Повелеваю завтра прекратить беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией». Но уже поздно.

27 февраля обнародован указ о роспуске Думы. Образуется временный комитет Государственной Думы. В здании Таврического дворца самочинно создается совет рабочих депутатов. Туда же собираются освобожденные из тюрьмы члены рабочей группы Военно-промышленного комитета.

Толпа осаждает казармы. Начинает убивать офицеров. Погромная прокламация с призывом к избиению офицеров задержана Керенским. Он один умел говорить с толпою, в нем единственном искали спасения от хаоса.

— Керенский самочинно, — уверяет докладчик, — взял пост министра юстиции. Возьми этот пост Маклаков, не миновать бы погрому... Хабалов окончательно растерялся. Не знал, что и как делать. Вместо того, чтобы овладеть Таврическим дворцом, он занялся разработкой диспозиций по охране Зимнего дворца, на который никто не покушался.

Военный министр Беляев послал 29 февраля телеграмму генералу Алексееву о сдаче оружия остатками верных правительству войск. Царское правительство во главе с Голицыным само себя уничтожило: 28 февраля его уже не было.

Революция восторжествовала».

Как видит читатель, общая оценка февральских событий, данная ген. А.И.Спиридовичем, почти полностью совпадает с моей серией статей о «Фальшивке Февраля». Само собою разумеется, что ген. А. И. Спиридович располагает более полными данными, чем мог располагать я, и что события февраля 1917 года он знает лучше меня. Несколько неясно — в какой именно степени автор отчета — Илья Троцкий — смягчил или выпятил отдельные пункты доклада, который длился два с половиной часа и, конечно, не мог быть передан стенографически. Редакция газеты снабдила этот доклад оригинальным заголовком: «Оправдание Февраля». Остается совершенно неясным — в какой именно степени бездарность, трусость, измена, клевета и предательство являются оправданием чего бы то ни было и, в особенности, такого события, которое стало началом всероссийской, а теперь, может быть, и мировой катастрофы. По совершенно такой же системе можно «оправдать» и Октябрь: А. Керенский был де настолько плох, что туда ему и дорога. Но ведь и нам всем — тоже?

Таким образом, если не учитывать неизбежных сокращений отчета, то ген. А. И. Спиридовичу можно было бы задать следующие вопросы:

1. «Коновалов, Челноков, Львов, Бубликов и Гучков подготовили дворцовый переворот». — Но так как ни один из этих людей не имел никакого доступа ни ко Двору, ни к Ставке, то спрашивается, кто, — во Дворе и в Ставке, мог реализовать планы и указания заговорщиков?
2. Какими техническими средствами располагало или могло располагать английское посольство для «содействия заговорщикам»?
3. Какую именно роль играло военное командование, без участия которого никакие планы, ни гучковские, ни английские, не могли быть реализованы ни в каком случае?
4. Почему петербургские генералы — Гурко, Хабалов, Балк и пр. НЕ выполнили повеления Государя Императора о выводе ненадежных частей и о присылке гвардии? Ибо совершенно очевидно, что «жилищная площадь» тут никакой роли играть не могла.
5. В чем именно выразилась «протопоповщина»? В предупреждении, сделанном А. Протопоповым Государю Императору об угрожающем положении в Петрограде?
6. Какие социальные интересы стояли за спиной тех групп, которые строили распутинскую легенду и протопоповскую легенду, которые не выполняли Высочайших повелений, которые сознательно сконцентрировали в столице горючий материал для беспорядков и, которые как-то совсем уже странно «растерялись»? Ген. Беляев проектировал развести мосты на Неве, а ген. Хабалов — защитить Зимний дворец, на который никто не покушался и, в котором никого не было.

Русская аудитория была бы очень признательна ген. А. Спиридовичу (Статья эта была напечатана до кончины ген. А. Спиридовича. — Ред.), если бы он ответил на эти вопросы. А также и на вопрос о петроградском пролетариате — его национальном составе (после мобилизации военных лет) и о мотивах его выступления. Советская история говорит, что забастовки имели экономический характер и что только «наша партия» придала им политический оттенок.

* * *

Все это имеет не только историческое значение. Для Народно-Монархического Движения это является одной из основных исходных точек дальнейшей политической работы. Дело заключается в том, что верхи нашего бывшего правящего слоя, — и в столыпинские времена, и в 1916 и в 1917 гг., и в правительствах Белых Армий продемонстрировали свое полное и моральное и политическое разложение, предав монархию и Россию в 1916—1917 гг. — офицерство и Россию в 1918—1920 гг. Практический вывод из этой блестящей комбинации «глупости и измены», бездарности и бесчестности, может быть только один: собираясь что бы то ни было предлагать будущей России, мы обязаны сказать ей, что ни наследников, ни осколков, ни подонков этого слоя, ныне занимающихся «национальной» декламацией, — нельзя пускать ни к власти, ни даже на порог власти. Да почиют они в мире и в эмиграции. Ибо если они будут допущены к власти или к участию во власти, они повторят то же, что они делали в 1916—1917 или в 1918—1920 гг.: поставят интересы и психологию слоя и касты выше национальных интересов России и продадут и нас и Россию, — точно так же, как они делали это раньше.

Один из моих друзей пишет мне по поводу моих статей о Феврале:

«Стиль и характер твоей критики «проклятого старого режима» зачастую приводит к мысли о том, что все было настолько безнадежно плохо, что никакой царь, даже Император Николай Второй, несмотря на тот вполне заслуженный им ореол, которым ты Его окружаешь, не мог бы перевести страну на нормальные рельсы. Значит, что же? Нужна была революция? Тут опять «в пылу творчества» ты забываешь указать на те силы, которые могли бы быть опорой для Государя? Или ты этих сил не находишь? И тогда получается, что Царь и был бы бессилен сделать что либо и после войны».

Я критикую не «режим», а «слой».

Помимо купечества была русская интеллигенция, которая во всех областях человеческого творчества дала мировые имена — но которой ходу тоже не было. Самый наглядный пример: было учреждено министерство воздухоплавания, министром был назначен какой-то завалящий генерал Кованько. Не лучше ли было бы назначить И. И. Сикорского? Но это вызвало бы целую революцию. Был учрежден пост «главнонаблюдающего за физическим развитием» — на этот пост назначили генерала Воейкова, который не понимал в этом абсолютно ничего, и не назначили А. Чаплинского, который был и знатоком и энтузиастом. Но А. Чаплинский тоже вызвал бы «революцию». Слой стоял плотной стеной.

Мой корреспондент задает вопрос, который мог бы показаться действительно трагическим: а где же были «живые силы» страны? Везде, где угодно и сколько угодно — везде, кроме администрации и, в особенности, армии. Живые силы были в литературе и живописи, в биологии и химии, в технике и промышленности — были везде и были в огромном количестве. Кроме того, у нас был тип промышленных деятелей, каких нигде больше в мире не было: дельцы-идеалисты, вот, вроде Потанина или Верещагина (брат художника). Люди, которые строили и промышленность и хозяйство, совершенно не интересуясь личной прибылью. Почему можно предположить, чтобы русский народ, так одаренный вообще, а в государственном отношении, в особенности был бы начисто лишен государственно-строительных «живых сил»? Они были. Но ходу им не было. Еще бы десять—двадцать лет без заговоров и революций — эти люди все равно пробились бы к власти. Но им ходу не было, да и они сами часто не хотели идти. Когда издателю «Нового Времени» А. С. Суворину было неофициально предложено место в Государственном совете, он отказался наотрез: принять это предложение значило бы погубить газету: марка Государственного совета не делала чести никому.

Все эти деятели оставались вне власти, вне участия во власти, и над каждым из них сидел какой-то, прости Господи, губернатор, кое-как окончивший кое-какой суррогат университета, вне «хороших манер» не имевший никакой ни движимости, ни недвижимости. Получался тупик.

Слой можно было ломать. Слой можно было размывать. Эволюция не удалась. Но мы не знаем, — а что получилось бы из «революции»?

Расчет Государя Императора, рассматриваемый сейчас, почти сорок лет спустя, остается все-таки правильным расчетом. Кинжал Брута не мог предусмотреть даже Цезарь. Святой Елены не предусмотрел Наполеон. А были — «великие люди». Царя-Освободителя почему-то не называют «великим», хотя абсолютно очевидно, что для России он сделал безмерно больше, чем Наполеон для Франции. У Царя-Освободителя тоже был свой план. Виновен ли Царь-Освободитель в «непредусмотрительности», когда с манифестом о созыве Земского собора в кармане он был убит изуверской бомбой?

* * *

«Оправдание революции»? Нет, нет никакого оправдания революции — ни Февралю, ни Октябрю. Нет, никаких положительных сторон ни в Феврале, ни в Октябре нет. С почти математической точностью можно рассчитать, что к тридцати годам «слой» был бы все равно смыт жизнью — это только в анабиозе эмиграции он может считать себя еще существующим и даже живым. Нет, революции нет никакого оправдания. И в ней не было никакого «народа». Была грязь, предательство, бездарность, бесчестность — немецкие деньги, английские влияния, безмозглое своекорыстие, — кровь и грязь, грязь и кровь...

В грязи и крови родился Февраль. В грязи и крови погибнет Октябрь, его законный наследник. А платить — придется нам. И не только нам: платит и еще будет платить все человечество. Заплачена уже поистине страшная цена, но заплачена еще не вся.

Кровь Царя-Искупителя и на нас и на детях наших. Тут просто ничего не поделаешь. Это уже факт.

* * *

В мире случаются и мятежи, и восстания, и даже революции. Вычеркнуть все это из человеческой истории мы не можем. Но мы можем дать оценку, а иногда, найти и оправдание. Революционное движение Италии первой половины прошлого века было обосновано и морально и политически: оно было направлено на борьбу с чужеземным австрийским владычеством, опиравшимся на самые реакционные слои Италии. Пугачевское восстание было оправдано морально, но было бесперспективно политически. «Великая» французская революция имеет свое социальное и моральное оправдание: безумная роскошь двора за счет сплошной нищеты народных масс, финансовые катастрофы, моральное разложение династии. Однако в результате революции Франция с первого места в мире сошла приблизительно на пятое-шестое. Для того, чтобы сделать эту разницу в «местах» наглядной, попробуем представить себе сегодняшнюю Францию, ведущую наступательную войну даже против сегодняшней России. Представить будет трудно. Таким образом, моральное оправдание еще ничего не говорит политически — Франции лучше было бы идти эволюционным путем. Имела свое оправдание, и моральное и политическое, американская революция против Англии. Так что даже и «революции бывают разные». Но русская революция не имела никаких оправданий — ни моральных, ни социальных, ни экономических, ни политических. Ее устроил правящий и ведущий слой — университетская, военная, земельная и финансовая знать. И каждая в своих узкоэгоистических интересах. Исходной позицией революции были не «возмущение народных масс», не «неудачи войны», — были клевета и предательство. В этом предательстве первая скрипка, конечно, принадлежит именно военным кругам: П. Н. Милюков никому не присягал — военные круги присягали. Но их роль (если «Н. Р. С.» передало доклад ген. А. Спиридовича правильно) докладчик постарался затушевать — может быть, тоже потому, что все-таки «свои люди». Но абсолютно ясно, что без военных верхов «дворцовый заговор» пяти московских купцов остался бы стопроцентной маниловщиной.

* * *

Я очень хотел бы, чтобы наши друзья — не столько «читатели», сколько друзья, дали бы себе ясный отчет в чрезвычайно трудном положении народно-монархической мысли в эмиграции.

Будучи монархической, эта мысль обязана смывать всю ту клевету, которою и слева и справа облита русская монархия: ибо, — если признать, что распутинская легенда была фактом и «кровавый царский режим» был тоже фактом, — тогда монархизм теряет всякий смысл. Тогда он из национально-исторической концепции, основанной на национально-исторической реальности, превращается в мечту: ах, как было бы хорошо, если бы у нас была бы такая монархия, какая нам нравится, — безотносительно к тому, возможна ли она не в мечте, а в реальности.

Будучи народной, эта мысль обязана подняться над предрассудками, вожделениями, интересами, навыками всякой касты, — правая русская эмиграция на эти касты раздроблена вдребезги, — отсюда «восемьдесят организаций», и ни одной настоящей.

Будучи православной, эта мысль не имеет права ни бороться за свое существование путем клеветы, ни даже «молчанием предавать истину».

Это — окаянно трудный путь. Но, если, страха ради иудейска, оставить этот путь, — тогда народно-монархическая мысль превращается в бессмыслицу: тогда мы будем повторять старую, до тошноты приевшуюся декламацию, будем идти старыми путями разгрома и позора, тогда мы не достигнем ничего и не построим ничего. Будет новый провал в какой-то новый Февраль.

Большинство правой эмиграции — это военные. Традиция «аполитичности» обернулась полным политическим и историческим незнанием. Знание заменено символами, табу, тотемами, козлами отпущения. Бабой Ягой и Кощеем-Керенским. Вот — говорит же генерал А. Спиридович, что А. Керенский спасал офицеров. То же пишет и С. Мельгунов. То же пишу и я. Генерал А. Спиридович знает, как было дело, знает Мельгунов, знаю и я. Мне и С. Мельгунову можно не поверить — почему не поверить А. Спиридовичу? Но, вот печатаются безграмотные фальшивки, эти фальшивки попадают к грамотным людям — вот вроде Дж.Кеннана — и получается совсем нехорошо.

* * *

Положение народно-монархической мысли есть объективно трудное положение. Как, впрочем, и положение всякой мысли в среде, которая мыслить не собирается. Из этой среды наше Движение спасло для России много, очень много людей. Те концепции, которые в данной среде считались само собою разумеющимися, не подлежащим» никакому сомнению и никакой критике, начинают таять. Принципы народной монархии — волею или неволею — официально признаются людьми, еще так недавно стоявшими на так сказать национально-кастовой платформе. Мои статьи о «Фальшивке Февраля» вызвали признание — вынужденное или нет, это другой вопрос — в «России» и даже в «Знамени России». Очень вероятно, что доклад ген. Спиридовича тоже связан с этой серией. В тяжких условиях эмиграции мы расчищаем пути для Новой России, для тех людей, которые хотят работать для Новой России, которые не хотят больше никаких Февралей. И поэтому должны знать, чем именно обусловливался первый. Первый был вызван — по словам Царя-Искупителя — «изменой, трусостью и обманом». Этой измене и этому предательству нет никакого «оправдания». И даже нет никаких смягчающих вину обстоятельств: предательство в самом обнаженном его виде. Но, говоря о предательстве, мы обязаны знать, кто, как и зачем занимался этой профессией, начиная от казни Царевича Алексея Петровича и кончая Февралем. Если мы не будем знать, нас предадут еще и еще и еще...

Перепечатывается с адреса: http://rus-sky.org/history/library/february.htm