После полной амнистии в 1857 г. Иван Иванович Горбачевский остался на постоянное жительство, дотягивать свои печальные дни в той угрюмой, огороженной высокими горами и лесами котловине, что зовется Петровским Заводом.
Завод этот приютился в мрачном ущелье с протекающей речкой Балягою, впадающей в р. Хилок, в западных отрогах Яблонового хребта.
Родина, по-видимому, его не тянула, он ее редко вспоминал и только в связи с событиями 1825 года. Из родственников оставались в живых сестра его Анна Ивановна да ее сыновья, Квисты.
Последний его портрет представляет суровую наружность, обросшую «большими баками и чисто малороссийскими усами и значительною растительностью на голове, мало утраченной от времени. Несмотря на суровую наружность, он сохранил почти детское добродушие и безграничную доверчивость к людям. Зато и платили ему сторицею любовью и уважением все окружающие его.
// С 250
Обыденная, будничная жизнь Ивана Ивановича текла однообразно в мелких хлопотах по хозяйству, в котором первое место занимала его мельница, которая едва ли не была ему в убыток, судя по его доверчивости и добродушию. Мельничное его хозяйство носило анекдотический характер, и вся контора по его мельнице велась тут же записью на стенах мелом. Купленое зерно он размалывал и муку раздавал в долг жителям Завода и окрестным крестьянам. Долги, разумеется, собирались туго и частью совсем пропадали.
— Обождите, пожалуйста, Иван Иванович, до осени, отдам с благодарностью.
И осень прошла, и весна подошла — долг остался, да еще подоспела новая нужда и новая ссуда.
— Да, что же, матушка моя, как же это будет? Мне ведь надо самому пшеницу-то купить, где же я буду деньги брать?
Перед Иван Ивановичем был из деревни Подлапаток Сидор Евставнев, а не «матушка», но Иван Иванович привык всех мужиков называть «матушка моя». И вот «матушка моя» разжалобит разными невзгодами и снова получает мучки пудик-другой, да и крупки не забудет припросить.
Приходит новый посетитель.
— Как бы, Иван Иванович, мучкой разживиться, ребята голодны, есть просят.
— Да ты, матушка моя, за старую муку, кажись, не заплатил?
— Нет, Иван Иванович, я вам все старое уплатил, намедни последние два пуда отдал.
— Что-то не помню, Пахом. А вот у меня где-то тут записано. И Иван Иванович идет к стенке, к своим бухгалтерским записям.
— Посторонись-ка, Пахом, вот тут где-то... — и, приложив к носу свой лорнет, похожий на ножницы, раздвигавшийся снизу, ищет запись.
Во все это время Пахом крепко терся у стены и весьма успешно сделал погашение своего долга, от которого остались лишь следы на спине, точно напудренной мукой.
Иван Иванович обошел всю стену, приставляя к самому носу свой лорнет-ножницы, внимательно рассматривая все записи, но ничего не нашел.
— Нету, матушка моя, не найду.
— Отдал, видит бог, отдал.
— Ну, коли нет записи, значит отдал.
Пахом взваливает на плечи мешок с мукой и плетется домой, не особенно заботясь о возврате.
Ломимо бесплодных забот по хозяйству, так же шла и его педагогическая деятельность, так сказать, из любви к искусству. Немногочисленный кружок питомцев состоял из детей, местных жителей, служителей заводских да канцеляристов. Преподавалась первоначальная грамота по // С 251 программе уездных училищ, или же и просто ограничивалось чтением и писанием. Обращалось более внимания на тех, которые выдавались способностями. Однако ж из питомцев Ивана Ивановича выходили и многообещающие. И из них рельефно выделился и пошел далее первоначального образования Илья Степанович Елин. Окончив иркутскую гимназию, он с успехом завершил свое образование доктором в Московском университете. С. П. Боткин скоро заметил талантливого врача и пригласил его быть своим ассистентом. Но блестяще начавшаяся его карьера была очень непродолжительна: усиленные занятия подкосили его здоровье; благорастворенный мягкий климат Италии не мог помочь расшатанному организму, и угас почти юношей будущая знаменитость.
Материальные средства Горбачевского поддерживались его сестрой, Анной Ивановной Квист, и комиссионными поручениями некоторых золотопромышленников. Золотопромышленник Бутац, имея дела в чигайской тайге, давал комиссионные поручения, оплачиваемые, хотя не особенно щедро, но достаточно для того, чтобы с добавкою еще кое-каких случайных доходов, без особенных лишений можно было существовать, в особенности в Петровском Заводе, где все было дешево, не тратясь на квартиру, имея собственный домик.
Управляющие Петровским железоделательным заводом горные инженеры, как люди образованные, всегда оказывали отменное к Ивану Ивановичу расположение и косвенную поддержку, незаметную для него самого. Нравственное влияние и на правителей Завода сказывалось, так сказать, смягчающим давлением. Жестокое обращение с бесправным людом, как горнорабочие и разные служителя, даже в то бесчеловечное время не выражалось резко, как на других заводах. Горнозаводские рабочие и служащие свободно вздохнули во время управления Петровским Заводом Оскара Александровича Дейхмана, человека в высшей степени гуманного, друга Горбачевского. (...)
Преемниками Дейхмана в Петровском Заводе были последовательно горные инженеры: Н. Н. Дубровин, Пав. Вас. Богославский, Андрей Ник. Таскин. Все прекрасные люди и друзья Горбачевского.
Общество местное составляли священник, два купца да заводские служащие. Иван Иванович не только со всеми был в ладу, но всеми уважаем, был в своем роде патриархом.
Петрозаводское общество нередко оживлялось приезжими гостями. Этот маленький горный мирок имел и свою интеллигенцию, группировавшуюся, разумеется, около Ивана Ивановича. Интересы современной литературы были не чужды кружку, а также и литературы заморской, с «Того берега», которая проникала в эти трущобы не без труда и риска. Но зрелые люди не злоупотребляли запретным плодом, не вели преступной пропаганды, свободное слово ничего не колебало, ни на что не вызывало, кроме тесно-семейных бесед втихомолку. Нельзя не сказать, что это // С 252 слово благотворно влияло и на начальствующих, на их убеждения и на поступки в отношении к их подчиненным. Даже до освобождения прикрепленных к заводам крестьян прежняя жестокость стала уступать место человечности. Кто читал Герцена, тот уже не решался гнуть в бараний рог своего раба. Дух свободы, гуманности, гражданского долга веял точно в воздухе и облагораживал поступки предержащих властей. Вспоминая эти добрые начала, сердечно радовавшие меня, я охотно их отмечаю как характеризующие горное начальство 60-х годов по сравнению с предшествовавшими...
Рассказы П. И. Першина-Караксарского, сибирского знакомого Горбачевского, публикуются в выдержках из его «Воспоминаний о декабристах» («Исторический вестник», 1908, № 11, стр. 552—555).
Из писем Першипа к издателю «Исторического вестника» С. Н. Шубинскому видно, что «Воспоминания о декабристах» были написаны между 1902 и 1908 гг. и высланы в редакцию журнала 25 января 1908 г. (ГПБ, ф. С. Н. Шубинского, оп. 1, № 114, л. 129). По-видимому, это не единственная работа Першина, связанная с декабристами, и, в частности, с Горбачевским. Еще 2 мая 1885 г. он писал Шубинскому: «Посылаю при сем маленький рассказ из числа слышанных мною от Ив. Ив. Горбачевского. Если этот рассказ будет иметь хотя какой-нибудь интерес, то представляю вам право его напечатать в „Историческом вестнике"» (Там же, № 32, л. 17). Рассказ 8 тот опубликован не был. Не обнаружен он и в фонде Шубинского.
Печатается по кн.: И. И. Горбачевский. Записки. Письма. Издание подготовили Б. Е. Сыроечковский, Л. А. Сокольский, И. В. Порох. Издательство Академии Наук СССР. Москва. 1963.