Если придерживаться письменного показания Бориса Савинкова, данного им 21 августа, и его заключительного слова на суде—перед нами типичная трагедия мелкобуржуазного интеллигента, пережившего «разочарование 5слс-е и «разочарование зеленое», ставившего своей целью борьбу за мелкобуржуазные политические идеалы. оказавшегося исторически между двух стульев, искавшего, как ::-: выражается, «базы» против непонятной ему пролетарской диктатуры, в которой он усматривал невыносимый для него деспотизм, и оставшегося в результате у разбитого корыта. Эта трагическая и несколько жалкая история, однако, совсем не подтверждается, если мы обратимся к фактам, к совокупности показаний Бориса Савинкова, к той исторической действительности, которая нам достаточно известна и помимо Савинкова, к той действительно грандиозной, беспримерной исторической трагедии, через которую прошла, зародившаяся в муках рабоче-крестьянская республика Савинков., видите ли, так горячо любил русский народ, что всем жертвовал ради счастья этого народа. Но ведь изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год перед ним проходили самые ужасающие картины белогвардейских зверств, дикого разгула помещичьей реакции, под защитой белогвардейских штыков, ужасающих зверств, создаваемых им же, Савинковым, бандитских шаек, самых откровенных хищнических аппетитов империалистических правительств и правящих кругов европейских- столиц. Савинков, видите ли, был против большевиков потому, что большевики расчищали дорогу монархистам, и для того, чтобы не расчищать дороги монархистам он со всей
[8 ]
своей энергией служил делу монархистов, создавал из них организации и входил в их организации. Савинков, видите ли, не согласен с большевиками потому, что у большевиков Интернационал, а у него родина. И ради этого он из года в год все свои силы отдавал делу, которое он сам характеризует: иностранцы и опять иностранцы. По его словам иностранцы еще больше, чем о борьбе против мировой опасности коммунизма, заботились об ослаблении России, ее расчленении и закабалении.
Действительный Савинков, человек огненной энергии, и литературная маска Савинкова, отравленный сомнениями и вечно разочаровывающийся интеллигент, в действительности не совпадают. Гораздо больше приближался к образу сидящего между двух стульев разочаровывающегося мелкобуржуазного героя Керенский. Но с первого же момента Савинков был не с Керенским, а с Корниловым. Этот факт характерен, и он, можно сказать, определяет все последующее. Савинков—реалист, Савинков—практик; он находился там, где были реальные силы, там, где были источники средств, и если там были монархисты, он шел с монархистами, а так как реальная сила в конечном счете была в руках иностранцев, в руках Антанты, в руках мирового империализма, Савинков в конечном счете оказался самым ценным орудием последнего. И напрасно Савинков пытается строить свою родо словную от революционных героев семидесятых годов и от ярких героических фигур первого периода существования эс-эров. Он не от Желябова, он даже не от Гершуни, он— от Льва Тихомирова.
Как только происходит раскол между Корниловым и Керенские, Савинков на стороне Корнилова; тем самым он на стороне антантовского империализма. Слугой последнего Он тогда стал и стал бесповоротно, и когда антантовский империализм сделался мировым империализмом, он остался, самым энергичным из слуг мирового империализма; он был всегда там, где это нужно было в интересах борьбы мирового империализма против Советской власти, он как будто переходил иногда из организации в организацию, но он всегда был именно там, где это требовалось больше всего в интересах борьбы империализма против Октябрьской революции.
[9 ]
Когда Савинков впервые выступил против пролетарской революции в России, Антанта представляла весьма сплоченное единое целое. Еще до Февральской революции царское правительство занимало подчиненное положение по отношению к антантовскому коллективу государств, в котором главную роль играла Англия. Дело доходило до того, что как в Англии, так и на русском Севере паспортное дело находилось в руках английских офицеров, так как морские сношения были целиком в руках Англии и тем самым она являлась об'единяющей силой многоголовой Антанты. На временное правительство в Англии смотрели, как на неудачных лакеев, не умеющих выполнять своих обязанностей и требующих окрика, чтобы быть наставленными на путь истины. За весь период мировой войны английский капитал привык смотреть на Россию, как на свою колониальную страну, отторгнутую им от Германии и представляющую широкое поле для эксплоатации, ради чего руководящие английские банки уже создавали консорциумы и посреднические конторы, чтобы сейчас же по окончании войны дать возможность английскому капиталу хлынуть в Россию "и использовать ее естественные богатства. Савинков начал, таким образом, свою борьбу против рабочей революции, как бы на территории Антанты, в такой обстановке, где антантовский капитал считал себя законным хозяином. С первого момента своей борьбы против пролетарского строя Савинков оказался, таким образом, прикованным к антантовской колеснице.
После Октябрьской революции и заключения Брестского договора, Антанта считала себя обманутым хозяином, она продолжала быть на своей бывшей территории, сделавшейся советской территорией, инициатором и руководителем борьбы против нового строя. Неуклюжий юнкерский германский империализм, не обладавший беспримерной усовершенствованной организацией буржуазно-капиталистического господства, доведенной до последнего слова развития, в особенности в Англии, грузно и .неумело барахтался среди окружавших его противоречий. На Украине германский империализм не сумел создать ничего, кроме элементарной первобытной военной оккупации, и до поры до времени попридерживая свои войска на брестской пограничной линии, он
[10 ]
успел создать в Киеве монархическое правительство, как ютовое орудие для будущей всероссийской монархической реставрации, и монархическую армию графа Келлера. В это время в Москве Мирбах поддерживал контакт с крайними монархическими элементами. Его переговоры с кадетами были неудачны, ибо вопреки Милюкову большинство кадетской партии ориентировалось на имевшегося уже налицо хозяина—Антанту. Сначала покончить с врагом на Западе, а потом восстановить Романовых на российском престоле—- такова была программа неприспособленного к современным условиям юнкерского германского империализма. Ничего кроме новой Украины юнкерский германский империализм для России не мог придумать.
Для того беспримерно сложного и совершенного аппарата буржуазного господства, который имелся у Антанты, настоящим кладом, вполне приспособленным орудием был Савинков, этот реалист с разочарованной романтикой на устах, этот палач с демократической и революционной идеологией для галерки. И его история за весь последующий период была историей схватки не на жизнь, а на смерть между антантовским империализмом и вслед за тем мировым империализмом и пролетарской революцией.
В послебрестский период поворотным пунктом от разрозненных заговоров и так называемой большой интервенции был бунт чехо-словаков. Это было нечто вполне родственное Борису Савинкову, такое же соединение служения контрреволюции с демократической маскировкой. Заговоры, террористические покушения, восстания, и за всем этим, как твердая база, чехо-словацкая армия,—вот содержание деятельности Савинкова за этот период. И его показания раскрывают нам с небывалой до сих пор полнотой действительную картину взаимоотношений между силами контрреволюции и их империалистическими руководителями и двигателями. Он, впрочем, стоял ближе к французской, чем к английской контрреволюционной машине. От махинации Локкарта он стоял далеко, но тем ценнее его признания об энергичной финансовой и иной поддержке российских контрреволюционных организаций со стороны Франции. И рядом с французским финансовым капиталом и его агентом Нулансом вы-
[11 ]
ступает мелкобуржуазный моралист, идеалист, филантроп Массарик, давший 200.000 на устройство покушения на Ленина. Пусть привлекают Массарика теперь к ответу широкие массы чехо-словацкого народа.
После краха германской империи антантовский империализм делается мировым империализмом и ставит себе целью удушение пролетарской революции. Показания Савинкова с необыкновенной яркостью открывают нам широчайшую картину этого грандиозного мирового боя между всемогущими мировыми победителями, вооруженными всеми чудесами военной техники и всеми ресурсами своей промышленности и своего национального богатства, и, с другой стороны, разоренной и измученной рабоче-крестьянской советской страной, ценою беспримерного героизма вышедшей победительницей из борьбы, казавшейся безнадежной капиталистическим умникам. Эта гигантская борьба развернулась и в Европе, и в Азии, и в действиях международных карательных отрядов на Дальнем Востоке, и в басмаческих восстаниях в Фергане, и в контрреволюционных действиях бухарского эмира, и в создании мнимо-панисламистских правительств для подавления сопротивления дагестанских красных партизан, и вообще на всех тех театрах войны, где шла борьба не на жизнь, а на смерть между двумя противоположными историческими началами. Борис Савинков в это время находится в самом центре. Он главный организатор империалистических сил. Он представитель Колчака в Париже, и он в гораздо большей степени, чем чисто декоративный аппарат царских послов, служит действительной связью между верхушкой мировой контрреволюции и ее агентами на местах. Он занимается и «нефтяными» государствами Кавказа, созданными для борьбы против большевизма, и обсуждением с японцами дальнейших способов борьбы против большевизма после падения Колчака, и безнадежными попытками побудить белых генералов к менее сумасшедшей политике в районах их оккупации. Савинков наивничает; когда Черчилль, указывая на деникинские флажки на карте, говорит: «Это моя армия», у Савинкова якобы «приросли ноги к полу». Можно позволить себе не поверить ему. Ведь он же видел, что мировой империализм в этой борьбе был все,
[12 ]
а белые генералы и их банды существовали постольку, поскольку этого хотел империализм. Савинков рассказывает нам, что когда он попал на русскую территорию и старик- крестьянин сказал про Врангеля «пан», а про Керенского «пустозвон», это было как будто бы для Савинкова откровением. Совершенно ясно, что это только наивничанье. Будучи в самом центре мировой агрессии империализма против рабоче-крестьянской республики, он ли не видел, что это была борьба пана против рабочих и крестьян и что межеумочный демократ, как Керенский, мог быть лишь пустозвоном.
Мировой империализм оказался бессильным раздавить своего исторического антипода и в следующий период база контрреволюции, и поэтому база Савинкова значительно суживается. Клемансо, после неудачи большой интервенции, выдвинул новую программу: «Борьба против большевизма при помощи лимитрофов, и в первую очередь Польши, Румынии и Чехо-Словакии». Последняя отказалась, и главное бремя борьбы пало на Польшу. Начинается период борьбы пуанкаризма против Советской Республики, при чем главной опорой является Варшава и в Варшаве—Пилсудский. И снова перед нами Савинков, как наиболее сильное орудие новой контрреволюционной комбинации. Он уже мельче плавает. Организация бандитских шаек и устройство погромов и самых отвратительных зверских актов против безобидных крестьян, попадающих в руки савинковских банд, широкая организация разведки в пользу Франции и еще более широкая организация аппарата лжи и клеветы против Советской Республики с целью поддержки в империалистических столицах стремления к продолжению борьбы—вот значительно суженная деятельность Савинкова за этот новый период. Контрреволюция идет под гору. В самом мировом империализме усиливаются внутренние процессы разложения. Все больше дает себя чувствовать мировой кризис. Наступает период переговоров и больших конференций с Советским правительством, и снова Савинков хлопочет, выходит из себя, скачет из столицы в столицу, чтобы навредить Советской власти, чтобы помешать соглашениям, чтобы продлить, хотя бы в ослабленной форме, борьбу империализма против пролетарской революции.
[13 ]
Но все это ни к чему: история безжалостно шествует вперед; шаг за шагом ослабленный капиталистический мир приближается к соглашению на началах равенства с Советским государством. Это не совсем совпадение, это глубоко знаменательный исторический факт: момент подписания окончательного англо-советского договора был моментом капитуляции Савинкова и его отречения от всей своей предыдущей жизни. В самом капиталистическом мире процесс внутреннего ослабления зашел так далеко, что в руководящей капиталистической державе, в Англии, буржуазии пришлось укрыться за рабочее правительство. Кончился период грандиознейшей всемирно-исторической вооруженной борьбы между империализмом и Октябрьской революцией. Вслед за интервенцией наступил конец и блокаде. Начинается время более сложных, менее элементарных и непосредственных методов борьбы между двумя противополож ными началами. Савинков империализму больше не нужен. Море его выбросило на песок по окончании бури. Империализм выжал из него все, что мог. Перед нами выжатый лимон.
Процесс над Савинковым является, таким образом, глубоко знаменательным историческим событием; точно так же, как подписание англо-советского договора, он показывает, что мировые отношения вступили в новую полосу развития. Те же исторические антиподы продолжают друг другу противостоять, но методы их борьбы уже не те. К тем же задачам приходится стремиться в новой обстановке.
(«Правда»)
МИХАИЛ ШАРОНОВ.