Ситуация в Латвии в 1930-е годы во многом напоминала Литву, хотя и имела свои особенности. До 1934 года она представляла собою республику с парламентской демократией, в которой, впрочем, достаточно сильно был развит национализм, а коммунистическое движение подвергалось преследованиям. Однако, вскоре после прихода нацистов в Германии к власти, профашистские настроения охватили и часть латышской политической элиты, в первую очередь руководителей крупнейшей партии «Крестьянский союз». Осенью 1933 года её лидер Карлис Ульманис посетил Германию с целью ознакомления с результатами национал-социалистического эксперимента и был лично принят Гитлером. В декабре 1933 года на съезде своей партии Ульманис и его сторонники открыто провозгласили идею о необходимости переворота в стране. А 15 мая 1934 года, после неудачной попытки протащить в сейме законопроект об изменении государственного устройства, при поддержке отрядов военизированной организации айзсаргов («защитников» - латышский аналог нацистских штурмовиков) и части армии Ульманис совершил переворот и установил диктаторский режим италофашисткого типа. На следующий же день айзсарги устроили в Риге показательное сожжение запрещенных книг. В стране на 4 года было объявлено чрезвычайное положение. Все политические партии, профсоюзы и организации были объявлены вне закона и распущены. Взамен в 1934 – 1938 гг. по образцу итальянских корпораций было создано 6 «Камер» (профессиональных палат) – торгово-промышленная Камера - для предпринимателей, Камера труда – для рабочих, сельскохозяйственная Камера – для крестьян и др., каждая из которых состояла из 90 – 120 человек, назначаемых профильными министрами. Провозглашенный «вождём нации» президент Ульманис считал, что такие профессиональные ассоциации являются «формой прямого народного представительства». В 1939 году он даже задумал осуществить проект создания массовой структуры государственного типа в виде «Партии национального единства», для чего дал указание изучить опыт работы германских нацистов, итальянских фашистов и испанских фалангистов. Имелась в Латвии и откровенно нацистская группировка – созданная в 1932 году организация «Огненный крест», позднее переименованная в «Перконкруст» («Громовой крест») и запрещенная, предводитель которой Густав Целминьш стал латвийским зондерфюрером в период гитлеровской оккупации.
Экономически Латвия была несколько более развита, чем Литва: до 15 % её населения было занято в промышленности (в Литве лишь 6 %). В 1920 – 1937 гг. латвийские власти провели аграрную реформу. Однако на деле основные земельные участки оказались сосредоточены у крупных хозяев (преимущественно из Видземе и Курземе) – так называемых «серых» баронов, составлявших 12% населения. По закону одному землевладельцу могло принадлежать только одно хозяйство и присоединить к нему второе он имел право лишь в том случае, если их общая площадь не превышала 50 га. Но богатые землевладельцы обходили закон. Желая увеличить площадь своей земли, серый барон приобретал новое хозяйство на имя жены, а затем на имя каждого из детей или других родственников. В результате подобных махинаций отдельные лица могли владеть огромными площадями. С другой стороны более 170 тысяч батраков не имело земли. Кроме того десятки тысяч малоземельных крестьян были вынуждены наниматься на поденные работы. Неурожай 1939 года также влиял на оппозиционность в политических настроениях значительной части крестьянства. Другой особенностью латвийской экономики являлось то, что в 1935 году 72% промышленных предприятий находилось в руках остзейских немцев (т. н. «чёрных баронов») и в меньшей степени евреев. Поэтому с 1935 до 1938 гг. правящая группировка пыталась проводить процесс «латышизации» и «дегерманизации» экономики. Специфичным было и формирование латвийских государственных органов. На работу в государственные учреждения брались в основном члены элитных буржуазных студенческих корпораций и «филистры» - корпоранты, окончившие высшие учебные заведения. Представителям прогрессивной интеллигенции попасть туда было практически невозможно. Все государственные учреждения, банки, органы самоуправления, другие влиятельные структуры были распределены между крупными буржуазными партиями, обществами и студенческими корпорациями, бравшими на работу лишь своих приспешников.
Ещё одной особенностью Латвии была её многонациональность. Нелатыши составляли до 40% её населения. Особенно много представителей нетитульных народов жило в Латгалии, созданной из отторгнутых от России в 1918 -1920 гг. Северной Витебщины и Пыталовского уезда Псковской губернии, а также в Риге и в крупных городах. Помимо латышей в стране проживали латгальцы-католики, русские, немцы, евреи, белорусы, поляки, литовцы и другие народы. Переворот 1934 года сопровождался жестким наступлением на права национальных меньшинств. Русский и немецкий языки, имевшие официальный статус (наряду с латышским), отныне были лишены всякого признания. Культурная автономия нетитульных наций была существенно ограничена. В результате реформы, проведённой в соответствии с принятым в 1934 году реакционным законом о народном образовании, в стране были упразднены школьный департамент и школьные управы для национальных меньшинств – структуры, представлявшие их интересы в Министерстве образования. Права местных самоуправлений, в ведении которых находились национальные школы, были существенно урезаны. Были полностью ликвидированы белорусские школы (в 1920-е гг. было 40 таких школ и 2 гимназии), а количество русских, польских и немецких школ значительно сокращено. В результате, например, в 1936 -1937 учебном году 40 % русских детей были вынуждены перейти в чисто латышские школы. Небольшая балтоязычная латгальская народность вообще была объявлена несуществующей, а преподавание её языка в школах было запрещено и переведено на латышский.
В сфере внутренней политики диктаторский режим осуществлял жестокие преследования оппозиции. Сотни коммунистов и социал-демократов, участников профсоюзного и крестьянского движения были арестованы, брошены в тюрьмы или отправлены на каторжные работы в каменоломнях Калциемса и на Сигулдаских торфоразработках. В тюрьмах практиковались избиения и пытки при помощи резиновых и деревянных палок, цепей, игл, обручей и т. д. По воспоминаниям бывшего заключённого А. Гандлера у охранников была своя система истязаний: «Сначала шёл номер, называвшийся «боксом»: арестованного ставили в круг охранников, которые ударами кулаков перебрасывали истязуемого от одного к другому. Когда жертва уже не стояла на ногах, применялся «футбол»: охранники перебрасывали истязуемого ногами. Чтобы арестованный не мог отбиваться, ему надевали наручники. Когда истязуемый терял сознание, его окатывали холодной водой и давали передышку. Потом пытки продолжались». Жестокие преследования инакомыслящих вызывали естественную радикализацию общественных настроений. Загнанные в подполье левые социал-демократы создали после майского переворота Социалистическую рабоче-крестьянскую партию Латвии (СРКПЛ), сотрудничавшую с коммунистами и создавшую осенью 1934 года в рамках движения за Народный фронт так называемый Центральный комитет единства в Риге (из представителей КПЛ, СРКПЛ и их молодёжных организаций), а также комитеты единства коммунистических и социал-демократических рабочих на местах. Влияние КПЛ на некоторое время было ослаблено её роспуском в 1936 году по решению Коминтерна, в связи с обвинением в массовом проникновении в её ряды агентов охранки и сталинскими репрессиями, выразившимися в расформировании её Центрального Комитета и ликвидации Заграничного бюро ЦК КПЛ в Москве. Основания для такого решения действительно были, поскольку после свержения Ульманиса выяснилось, что агентами охранки являлись первый секретарь Союза трудовой молодёжи Латвии (образован в 1936 году в результате слияния КСМЛ и Союза социалистической молодёжи) П. Курлис и ряд других активистов КПЛ. Однако в феврале 1939 года 24-я подпольная конференция КПЛ восстановила свои структуры и избрала ЦК под руководством Яниса Калнберзиньша (Калнберзина), Жаниса Спуре и Ольги Аугусте, а также приняла программную резолюцию «Об общем положении и народном фронте Латвии». Кроме того под руководством членов КПЛ по всей стране действовало большое количество т. н. «групп революционных активистов», объединявших лиц сочувствующих левым идеям, бывших членов запрещённых профсоюзов, Латвийской «Красной помощи» (филиал МОПР) и др. общественных организаций. Поскольку с весны 1938 года наметился резкий поворот правящей латвийской верхушки на союз с гитлеровской Германией, то майские мероприятия левых организаций проводились под лозунгами: «Не отдадим Латвию Гитлеру!» и «Долой ульманисовскую банду предателей!».
Между тем во внешней политике Латвия продолжала демонстрировать враждебность к СССР и дрейфовать в объятия Германии. С широкой помпой 23 мая 1939 года Ульманис организовал проведение нового государственного праздника в честь «освобождения Риги от большевиков». Проправительственные газеты – «Брива Земе» и «Ритс» широко обрабатывали население с целью внушить ему что «СССР – это враг латышского народа». А 7 июня 1939 года между Латвией и Германией был подписан пакт о ненападении, воспринятый, в связи с предшествующими событиями в Чехословакии, как подготовка к превращению Латвии в германский протекторат. В июле 1939 г. были проведены аресты ряда руководителей коммунистов (Я. Калнберзиньш и О. Аугусте) и социал-демократов (Лоренц) – наиболее последовательных противников нацизма. После подписания Советско-германского договора от 23.08.1939 г. события в Латвии стали стремительно развиваться. Наиболее трезвые латвийские политики восприняли договор как фактор, укрепляющий положение прибалтийских стран, поскольку он ликвидировал угрозу германо-советского столкновения, в ходе которого неизбежно должны были пострадать промежуточные малые страны. В результате 5 октября 1939 г. в Москве был подписан Пакт о взаимопомощи между СССР и Латвийской Республикой. Отношение к пакту было неоднозначным, но, по мнению поверенного в делах СССР в Латвии И. А. Чичаева «значительная часть влиятельных кругов восприняла его как «наименьшее зло» - лучше быть под влиянием русских, чем немцев, ибо при русских латыши всё же сохранят свою национальность, а немцы уничтожат не только национальную культуру, но и самих латышей». Это привело к расколу правящей верхушки. В правительстве образовалась группа сторонников выполнения договора под руководством министра финансов Вальдманиса и министра обороны Я. Балодиса и его противников – пронацистски настроенных министра иностранных дел этнического немца В. Мунтерса и министра общественных дел А. Берзиньша (начальника штаба айзсаргов). Ситуацию накалил и призыв посланника Германии Котце 7.10.1939 г. организовать переселение из Латвии граждан немецкой национальности. Общее число зарегистрировавшихся на выезд в Германию составляло 84 тысячи человек, в том числе 62 тысячи немцев. Была создана комиссия по регулированию их отъезда и выплате огромной компенсации за оставленное имущество. Президент Ульманис, изображавший «нейтралитет», на деле поддержал прогерманскую группировку. В середине октября он отправил в отставку Вальдманиса, а в марте 1940 года избавился и от Балодиса. Размещение советских войск в республике происходило с большими трудностями. Уже в ноябре 1939 г. советские дипломаты и офицеры сообщали о том, что «значительно возросла враждебность руководящих латвийских кругов; советским войскам созданы тяжелые хозяйственные и бытовые условия». В декабре центральная власть объявила о частичной мобилизации резервистов и включении штурмовых отрядов айзсаргов в ряды пограничных войск. Латвийское правительство активно занялось организацией антисоветских внешнеполитических интриг. В декабре 1939 и марте 1940 г. оно участвовало в созыве 2 секретных конференций с целью создания военного союза «Балтийская Антанта». В феврале - марте резко усилилась активность внешнеполитического ведомства Великобритании, находившейся в конфликте с СССР в связи с советско-финской войной. В Латвию прибыл бывший руководитель антантовских интервентов (в 1919 г.) английский генерал Берт, участвовавший в совещаниях с руководством латвийской армии. 10 марта 1940 года полпред СССР И. С. Зотов сообщал в НКИД о том, что «все генералы и полковники, выражавшие намерение драться плечом к плечу с советскими войсками против общего врага «откуда бы он не пришёл», были уволены», а также о том, что участились приезды «штатских» лиц из Лондона, вдохновляющих и направляющих антисоветскую работу в Латвии.
В связи с ухудшением жизни в стране усилилась социальная напряженность. Военная обстановка в Европе резко ударила по латвийской экономике. Промышленность, работавшая на привозном сырье, наполовину сократила производство. Закрылись многие предприятия и стало быстро расти количество безработных. Упала активность торговли, особенно внешней. С внутреннего рынка Латвии исчезли многие товары первой необходимости. Была введена карточная система на керосин и сахар, ограничен отпуск хлопчатобумажных тканей, шерсти, белья. Резко возросли цены. Неурожай 1939 года и отсутствие кормов привёли к истощению накопленных запасов в сельском хозяйстве. Политическое недовольство масс усилили принудительные переселения городских рабочих на хутора и введение трудовой повинности с посылкой трудоспособных лиц в деревню, а также на лесо- и торфоразработки. Резко обострились межнациональные отношения. Как сообщал советский полпред И. Зотов, «Правительство не может разрешить вопрос о национальных меньшинствах. Русские и евреи всё больше выражают недовольство своим бесправным национальным положением. Латгальский округ, где большинство русского населения, доставляет чрезвычайно много забот правительству. Латгалия превращена в своего рода колонию Латвии. «Мы не можем закрыть глаза, - пишет латгальская газета, - на то, что латгальцы стоят на низшем материальном и моральном уровне. Латгальцы всё это видят и понимают и ожидают справедливого распределения честного труда». Насильственное отчуждение земель и распыление деревень, усадеб в Латгалии создало сильное антиправительственное настроение. 250 тысяч русского населения Латгалии настаивают на экономическом, политическом и культурном управлении с латышами. Латвия прививает ненависть к русским и евреям». Поэтому ещё в октябре 1939 г., сразу после вступления Красной Армии, в Латгалии развернулось движение за создание подпольных комитетов революционного действия. Пытаясь сбить накал революционного движения, латвийские власти организовали в апреле 1940 года массовые аресты активистов КПЛ, СРКПЛ и СТМЛ, бросив за решётку почти всех членов Центрального и Рижского комитетов КПЛ, но уже к середине июня был создан новый Оргкомитет КПЛ для координации революционной работы.
В начале 1940 года резко усилилась конфронтация между советским командованием и латвийским «государственным комитетом по снабжению советских гарнизонов», уличённым в саботаже военного строительства и снабжения для советских объектов, развивавшаяся на фоне распространяемых официальной пропагандой угроз «сбросить весной в море советские военно-морские базы и гарнизоны» и достигшая к лету особой остроты. Как подчёркивал советский посол В. К. Деревянский в июне 1940 г., «Неприязненное отношение правящих латвийских кругов к СССР не подлежит сомнению… С некоторых пор оно развивает подозрительную деятельность, направленную против Советского Союза… В поисках новой опоры правящие круги Латвии в настоящий момент взвешивают основные силы, борющиеся на международной арене, с тем, чтобы определить линию ориентации своей внешней политики. Они стоят перед дилеммой, к кому примкнуть – к союзникам или к Германии, одновременно делая реверансы в сторону СССР… Иные выводы, чем правительство, - продолжал Деревянский, - делают народные массы. Они убеждены, что не «мудрая» политика Ульманиса, а СССР избавил Латвию от войны. Среди народа господствует мнение, что в случае, если ему дадут оружие, то он пойдёт вместе с СССР против Германии. Такого же мнения придерживаются и широкие круги интеллигенции, которые с ненавистью относятся к германскому фашизму и видят в СССР оплот демократии и человеческой культуры».
Это понимали многие латыши. В воззвании КПЛ, распространённом по случаю годовщины майского переворота говорилось: «Приближается 15 мая, и Ульманис со своей кликой вступает в последний год правления… В течение 6 лет наши фашисты оптом и в розницу продавали Латвийское государство. Для них заплатить сотни миллионов лат репатриированным немецким юнкерам – пустяки. Наше страдающее манией величия правительство, которому уроки истории не идут впрок, допускает провокационные, вызывающие действия по отношению к истинному и настоящему другу Латвии – Советскому Союзу, к стране, которая ограждает латышский народ от ужасов войны, гарантируя тем самым нашу государственную независимость и самостоятельность… В слепой ненависти и жажде обогащения оно не хочет видеть, что терпению трудового народа пришёл конец… Самодовольная и насильственная высылка промышленных рабочих в деревню, на болота, в леса. Труд в нечеловеческих условиях. Продажа с молотка мелких крестьянских хозяйств в случае неуплаты налогов. Принудительное поселение трудовых крестьян Латгалии в хозяйства видземских и курземских серых баронов. Политический террор, переполненные тюрьмы. Убийства рабочих на улицах и в камерах пыток полицейских управлений. Таков актив шестилетнего правления Ульманиса».
Наступал период решающих событий и руководству прибалтийских государств следовало чётко определиться, на чьей стороне выступит Латвия в предстоящей мировой войне.
16 июня 1940 г. СССР предъявил ультиматум латвийскому руководству с требованием о размещении дополнительных воинских соединений на территории Латвии, назначении особым уполномоченным заместителя Председателя Совнаркома СССР А. Я. Вышинского и создании правительства, дружественного к СССР. На следующий день ультиматум был принят и дополнительные части Красной Армии вступили в Латвию. Правительство в полном составе подало в отставку. Тем временем в Риге и других городах начались стихийные демонстрации в поддержку Красной Армии. В столице на привокзальной площади тысячи людей, собравшихся для приветствия советских воинских частей, организовали многотысячную демонстрацию, участники которой были обстреляны полицейскими из пулемёта в здании префектуры, а затем подверглись избиению со стороны конной полиции и айзсаргов. В результате один из демонстрантов – Пауль Кирш был убит и десятки ранены. Латышская поэтесса Анне Саксе так описала события 17 июня:
В тот день рабочий люд ещё в ярме стонал,
Но воздух полон был уже надеждой ясной:
С востока алого шёл новой жизни шквал,
Чтоб кончить навсегда с эпохою ужасной.
От братских рубежей, где волен труд,
К нам танки мощные, гремя спешат. Народу
Не ад войны, не смерть они с собой несут:
Они торопятся нам принести свободу.
Покинув старый мир, выходим на простор
Мы с песней пламенной, товарищей встречая;
И наши девушки, чей полон счастья взор,
Меж танками снуют, цветами их венчая.
Так трепещите же пред силою труда
Вы, угнетатели, - пред нашей мощью скрытой!
Вы, нашу волю смяв, давили нас года,
Но мощь осознана, - и вот плотина смыта!
Родимых нив простор лучами солнца полн:
Оно сияет нам, томившимся без света;
Да, наши – синь небес и море в буйстве волн,
И наша, наконец, земля родная эта!
На следующий день Ульманис объявил в Риге и других крупных городах осадное положение и произвел мобилизацию айзсаргов, а министр внутренних дел издал распоряжение, запрещавшее собираться вместе более чем 4 человекам и выходить на улицы после 22 часов. В тот же день, после консультаций с А. Вышинским, было принято решение поручить формирование нового кабинета министров беспартийному учёному-антифашисту профессору микробиологии и серологии Августу Кирхенштейну. Вечером 20 июня был окончательно утверждён новый состав Народного правительства. В большинстве своём это были беспартийные граждане, связанные с газетой «Яунакас зиняс»: писатель Вилис Лацис (министр внутренних дел), журналисты Юлийс Лацис (министр просвещения) и Петерис Блаус (министр общественных дел), генерал Роберт Дамбитис (министр обороны), общественный деятель Викентий Латковский (начальник политической полиции) и др. 20 – 21 июня по всей стране прошли массовые демонстрации в поддержку нового правительства. В Лиепае уже 20 июня демонстранты разогнали местное руководство и передали власть горкому КПЛ. 21 июня объявлено об освобождении более 250 политзаключённых (в т. ч. 153 в Риге) и в столице состоялась огромная демонстрация в поддержку решений Народного правительства. На своё заседание впервые собрался полный состав ЦК КПЛ, организовавший секретариат ЦК из 4 человек, а 22 июня КПЛ была официально легализована. 23 июня в Риге состоялась 70-тысячная траурная демонстрация похорон рабочего П. Кирша, погибшего во время столкновений 17 июня. Демонстранты, среди которых были даже солдаты латышской армии, несли портреты Сталина и Молотова, лозунги, требовавшие суровой кары Ульманиса и его клики и присоединения Латвии к СССР, а также приветствия в адрес Красной Армии. На местах повсеместно власть в свои руки стали брать комитеты действия демократического народного фронта. 24 июня в целях укрепления порядка Народное Правительство принимает решение о формировании «вспомогательной службы полиции» из рабочих, крестьян и прогрессивной интеллигенции для создания в дальнейшем на её основе народной милиции. 30 июня Секретариат ЦК КПЛ принимает решение о создании своего штатного аппарата. 2 июля 4 коммунистов входят в состав правительства (министры земледелия и финансов, государственный контролёр и директор департамента общественного порядка). По решению ЦК КПЛ отряды рабочей охраны в городах преобразуются в «батальоны рабочей гвардии» по 200 - 300 человек в каждом (в Риге создаётся 10 таких батальонов). 3 июля ЦК СКПРЛ под руководством известных левых социал-демократических деятелей А. Рудевица и А. Бушевица принял решение о роспуске партии и вступлении социалистов в КПЛ. 4 июля принят новый избирательный закон, а также закон о политических руководителях в армии, 6 июля опубликована платформа Блока трудового народа Латвии, 8 июля издан закон о ликвидации фашистской организации айзсаргов и о разоружении её членов (на 1.01.1940 г. в ней числилось 20 «полков», объединявших 32 тысячи мужчин, 15 тысяч женщин и 14 тысяч подростков-яунсаргов). 14 -15 июля состоялись выборы в сейм, носившие не альтернативный, а плебисцитный характер. В выборах участвовало 94,8% избирателей, из которых 97, 8% голосовали за БТНЛ. Среди 100 избранных депутатов было 67 коммунистов, однако часть из них до июньских событий являлись членами СРКПЛ или беспартийными активистами. Остальные депутаты – беспартийные общественные и культурные деятели, известные своими антифашистскими взглядами.18 июня в Риге состоялась грандиозная 100-тысячная демонстрация возле Дома Народного правительства. 21 июля первое заседание нового сейма провозгласило Латвию Советской республикой и приняло решение о вступлении её в состав СССР. Открывая прения по вопросу о государственной власти 2-й секретарь ЦК КПЛ Жанис Спуре нарисовал картину того незавидного положения, в котором оказалась Латвия в результате проведения ненавистной народу политики. Безработица и нищета в городах. Непрерывный и беспощадный стук аукционного молотка в крестьянских дворах, образование чаще всего лишь для детей богачей, застой и реакция в области науки, культуры и искусства; во внешней политике – авантюристический курс – тесное сотрудничество с империалистами западных государств, направленное на превращение Латвии в военный плацдарм для борьбы против Советского Союза. Такова была убогая действительность – итог 20-летнего правления буржуазных политиканов. На вопрос Спуре: «Найдётся ли кто-нибудь, желающий возврата этих времён?» депутаты единодушно ответили: «Нет!» Настоящая буря оваций разразилась в зале в ответ на его слова: «Только Советский Союз обеспечит нам расцвет политической, хозяйственной и культурной жизни. Выражая волю всего трудового народа Латвии, сейм с этого момента провозгласит установление Советской власти на всей территории Латвии!» (В. Латковский «Провозглашение советской власти в Латвии» в кн. «Мы наш…», с. 195 – 196) Латышский поэт Судрабу Эджус писал в те дни:
О, двадцать первое июля,
По радио – такая весть!
Слова как молния сверкнули.
Какой там сон! До сна ли здесь?
Товарищ молча сжал мне руку,
Не в силах слова произнесть.
Нет, сердце старое! Не сон –
Советской Латвии рожденье!
Свершилось тёмных сил паденье.
Тебе, о Родина, поклон!
22 июля сейм принял декларации об объявлении земли всенародной собственностью и о национализации банков и крупных предприятий. 29 июля правительство приняло Закон о земле, предусматривающий образование государственного земельного фонда, за счёт которого обеспечивались землёй безземельные и малоземельные крестьяне. Закон строго установил, что в пользовании одной семьи не может быть больше 30 гектаров. Министерству земледелия была поставлена задача провести реформу в течение двух месяцев с тем, чтобы все крестьяне успели посеять озимые на своих участках. (Я. Ванаг «Земля – вновь всенародное достояние», - «Мы наш…», с. 241) В результате землю получили 75 тысяч безземельных и малоземельных крестьян. Кроме того, с крестьян были аннулированы долги на сумму свыше 350 миллионов рублей.
30 июля делегация сейма выехала в Москву и 5 августа Латвийская ССР была принята в состав СССР. Выступая на сессии Верховного Совета СССР глава латвийской делегации А. Кирхенштейн заявил, что «сейм единодушно провозгласил Латвию Советской Республикой, потому что весь исторический опыт учит все народы, что только Советская власть является подлинно справедливой народной властью, в то время как опыт капиталистических стран свидетельствует о том, что капиталистический строй, в какие бы демократические перья он не наряжался, является властью ничтожной кучки эксплуататоров над миллионными массами трудящихся». Уже на следующий день министр внутренних дел писатель Виллис Лацис так прокомментировал данное событие: «Вчера, 5 августа, свершился великий исторический акт справедливости, – Верховный Совет СССР на своём заседании постановил принять Латвию в состав СССР. Это означает, что мы из граждан малой, притеснённой и приниженной страны стали великой державой мира, полноправными гражданами мощной и непобедимой страны социализма, страны свободы и справедливости… Мы уже не являемся слабыми и незащищенными игрушками в руках банды эксплуататоров – иностранных капиталистов и империалистов, мы являемся великим, мощным, не знающим страха советским народом, которого оберегает самый мощный страж мира – непобедимая Красная Армия… Сегодня мы можем лишь почувствовать, представить себе то, что станет явью в ближайшие дни. Нашу страну ожидает величайший расцвет. Вместо прежнего прозябания и бедности наступит возрождение всей нашей жизни. Я убеждён, что скоро вновь задымят все те фабричные трубы, которые сегодня стоят холодными и заброшенными. В наших портах будут сменяться караваны судов. В наших городах и сёлах будет кипеть новая, более полная и богатая жизнь. Наша культура, искусство и наука получат возможность широко раскрыть крылья для высокого и свободного полёта. Нашу страну в целом и каждого её гражданина ожидает подлинное благополучие, - благополучие, строителями которого будем мы сами и в основе которого будет наша работа… Это залог достойной человеческой жизни, счастливого детства наших детей, обеспеченной, беззаботной старости наших родителей» (Виллис Лацис «О самом главном», М., 1978 г., с. 45 – 46)
25 августа была принята Конституция Латвийской ССР, законодательно закрепившая преобразования, происходившие в Латвии. Шведский журналист Г. Иогансон, посетивший в этот период три балтийские республики, в своей книге «Путешествие в Прибалтику», изданной в 1940 году в Стокгольме, писал: «Это были незабываемые дни. Я наблюдал активную деятельность людей от первых свободных выборов в этих трёх странах, до созыва избранных парламентов и сам проникся их радостью. Я лично видел их энтузиазм и желание народов присоединиться к Советскому Союзу. Я слушал, как говорили латышские и литовские рабочие и крестьяне, собиравшиеся на торжественные митинги и демонстрации, в которые вливалась большая часть жителей городов и сёл. Видел три страны, которые до этого причислялись к странам Европы, зараженным реакцией и террором, наблюдал, как в них совершался мирный переход к республикам советского типа…»
Реформы затронули и КПЛ. 8 августа она вошла в состав ВКП (б) и была переименована в КП(б)Л. А 17 -19 декабря состоялся её 9-й съезд, представлявший 1600 членов и 1200 кандидатов (всего 2,8 тысяч человек).
Было бы неверно утверждать, что все жители Латвии одинаково поддерживали революционные события и советизацию. Один из руководителей Союза советских писателей Латвии Янис Ниедре так объяснял происходящее: «Следует отметить, что в первые недели, до конца выборов Народного сейма, не произошло никаких контрреволюционных вылазок. Активность народных масс, смелая и напористая атака рабочими, малоземельными крестьянами, демократической интеллигенцией и трудовой молодёжью фашистских учреждений, всего, что было навязано в годы националистической диктатуры, ошеломили приспешников свергнутого режима – айзсаргов, корпорантов и всех тому подобных. Приученные к командам и дисциплине, ожидая и так и не дождавшись очередного «обращения» вождя или мини-вождей, приверженцы буржуазно-диктаторского «народного единства» засуетились, забегали, пытаясь извлечь что-либо для себя, надеясь отделаться лишь испугом, хотя бы и довольно чувствительным. Может, на этот раз дело дойдёт только до восстановления доульманасовского буржуазно-парламентарного порядка. И тогда снова воспрянут духом их хозяева в Германии, Англии, в других местах – и снова всё будет как прежде» («Мы наш, мы новый мир построим. Социалистическая революция и социалистическое строительство в Латвии в 1940 -1941 годах», Рига, 1975, с 253, Я. Ниедре «По поручению народного правительства»).
Конечно, «всеобщий революционный подъём трудящихся масс» не мог продолжаться вечно. И ожидаемое экономическое благоденствие тоже не могло наступить на следующий же день. Советский Союз готовился к предстоящей мировой схватке и его экономика ориентировалась в первую очередь на военные нужды. По сообщению В. К. Деревянского, уже в первой половине октября 1940 г., после повышения цен на товары, «враги народа, бывшие торговцы и промышленники начали распространять антисоветские слухи о том, что «товаров больше не будет», что будет введена «карточная система», что «скоро будет война с Германией», дополняя эти разговоры спекуляцией и скупкой товаров. На эту злостную агитацию поддались мещанско-обывательские круги и дали втянуть себя в покупательскую горячку. 13 октября несознательными гражданами были скуплены во всех магазинах Риги почти все пищевые товары… Введены карточки на сахар и кусковое хозяйственное мыло». Один из видных латышских руководителей того времени Я. Ниедре признавал, что у новой власти «ошибки были, но объяснялись они неподготовленностью новых работников к руководству крупными ведомствами, а также жесткой необходимостью оперативности: моментально, в течение нескольких минут следовало разобраться в вопросах, принимать решения, действовать» («Мы наш…», с. 255)
Согласно сводкам советских представителей, та же самая мелкобуржуазная публика, которая ещё недавно восторженно встречала части Красной Армии, теперь провожала их угрюмым молчанием. Это недовольство являлось реакцией на национализацию предприятий и крупной собственности, а также на проведение других новшеств, нарушающих сложившиеся привычки и быт обывателей. Уже в ноябре, в годовщину дня независимости, был отмечен ряд антисоветских проявлений со стороны националистических элементов в виде демонстративного чествования могил латышских националистов, погибших в боях с Красной Армией в 1919 году и вывешивания национальных флагов. В глубоком подполье стали создаваться вооруженные националистические группировки, поддерживавшие связь с германскими нацистами через действовавшую в Риге Организацию по ликвидации имущества немецких репатриантов (УТАГ). На декабрь 1940 года группа полковников и подполковников латвийской армии под руководством нацистского резидента Э. Грапманиса и полковника Я. Упитаса готовила военный мятеж, но он был на время отложен нацистской разведкой с тем, «чтобы русские войска не могли участников восстания обезвредить». Подъём пятой колонны нацистов начался весной 1941 года. По всей Латвии наблюдалось усиленное создание вооруженных групп и активное противодействие властям. Противники Советской Латвии готовили большую резню и, естественно, власти не собирались пассивно наблюдать за происходящим. В марте 1941 года органами госбезопасности в Риге была частично раскрыта агентура германской разведки. В предупредительных целях 14 мая были проведены аресты и депортация 13669 человек, среди которых были бывшие полицейские чиновники, охранники тюрем, жандармы, уголовники, а также участники русских белогвардейских организаций (составлявшие, кстати, свыше 22 % задержанных) и члены их семей. Впрочем, основная часть националистического подполья арестами затронута не была и с приходом в Латвию германского вермахта легализовалась в виде батальонов «вспомогательной полиции» и латышских дивизий СС, устроив на территории своей республики кровавый кошмар, в ходе которого было убито 330 тысяч советских военнопленных и 314 тысяч мирных советских граждан. Перед этим кошмаром блекнет раздутый за годы перестройки рекламный миф о «советских оккупантах» и «телячьих вагонах».