Автопробег вовлёк в процесс, подобный цепной реакции. Интерес к чужому творчеству и попытки своего невероятно быстро расширили круг общения. Этот круг стремительно пересёк границы Приморского края, рванул за пределы Дальнего Востока, достиг столиц и устремился дальше. Планета стала казаться маленькой, и я в какой-то момент поняла, что границы между людьми проходят не по сопредельным территориям – они в головах людей и возводятся ими.
11 ноября в четыре часа утра в моей квартире раздался телефонный звонок. Я проявила безволие и приняла аргумент своего дремлющего сознания: «Ты имеешь полное право не вставать». Но на том конце оказались настойчивы. В моей комнате появился разбуженный сын: «Тебя. Назимов».
Через пару секунд я стояла у телефона. Речь, произносимая в Калифорнии, округлила мои заспанные глаза: «Многоуважаемая, плоть от плоти и кровь от крови, россиянка Эльвира, извините, если я вас немного побеспокоил. Это вам звонит россиянин без родины Георгий Назимов. Я получил фотографии, присланные вами. И был удивлён. На одной из них упоминается колхоз «Назимово». Мне очень странно… Мой прадед один из первых в 1856 году, будучи губернатором Виленским и Гродненским, при императоре Александре втором подписал хартию раскрепощения крестьян. Прошли годы и в советской России их опять закрепостили в колхозы и совхозы…»
Честно говоря, поддержать такой ночной разговор было не совсем просто. Но из Калифорнии звонят не каждый день и не каждую ночь. И не так много у меня знакомых потомков знаменитых родов и правнуков вице-адмиралов… Я взяла себя в руки и постаралась соответствовать ситуации. Мой телефонный гость, несмотря на солидный (за 85) возраст, говорил горячо, энергично и очень красиво. Но немного странно моему слуху. Я попыталась сказать, что теперь у нас уже нет колхозов и совхозов, но и нет собственной сельхозпродукции. Что нынешний строй не кажется мне лучше советского, а ничего другого на моей памяти нет. Будучи сторонником возвращения в Россию царя-батюшки, Георгий Назимов, вопреки моим ожиданиям, вдруг произнёс: «Да-да, я понимаю… Но как же так, почему так получилась? Наша единая и могучая Русь так страдает. И наш волшебно-сказочный русский язык предаётся забвению, засоряется чужеземными словами…»
Я понимала: русский американец говорит о самом главном, мои ночные неудобства ничто рядом с его вопросами. Но вдруг он спросил: «Скажите, пожалуйста, который у вас час?» «Четыре ночи», – я почему-то засмеялась. За небольшой паузой последовали извинения, которые доставили мне огромное удовольствие. Слова звучали незабываемо, волшебно-сказочно, вроде бы и по-русски, но словно из прошлого. С одной стороны, это удаляло от меня ночного собеседника а с другой – вызывало тёплую улыбку и благодарность за уважительную интонацию и великое желание общаться с соплеменником.
– А когда же мне позвонить, чтобы поговорить с Тыцких Владимиром Михайловичем и не разбудить его?
– Часов через пять…
– Ну, тогда ложитесь на правый бок, перекреститесь и спите дальше, –сказал Георгий Назимов, – храни вас Господь. До следующего звонка.
Уснуть было, конечно не просто. Но я уснула, не сожалея о разговоре.
В 9 часов 10 минут Георгий Назимов звонил опять, застав меня на занятиях.
– Многоуважаемая Эльвира. Теперь я вас уже не разбудил. У вас уже день. Скажите, пожалуйста, как мне дозвониться до Владимира Михайловича, у меня что-то не получается.
Записав ещё раз с моих слов домашний телефон Владимира Тыцких, Георгий Назимов произнёс следующее: «Приношу земной поклон «Литературному меридиану» и всем вам. Родина возрождается, Россия пробуждается от летаргического сна. Да хранит вас всех Всевышний. Пока!»
Я не сразу сообразила, что сейчас было. Это последнее «пока» казалось таким нашенским и родным, что заставило задуматься о человеческой простоте и сердечности. Отчего находящиеся рядом люди вдруг становятся недоступны и нарочито важны? Какой исключительностью тешат себя, если все мы – травинки под небом, одинаково малы и уязвимы. Почему бы в короткий миг земного существования ни протянуть друг другу руки, ни заключить друг друга в объятья, ни сказать простых слов, которые бесконечно близки любому живому сердцу? Мне казалось, я побеседовала с давно знакомым человеком. Он только что был здесь и вышел в соседнюю комнату… А ведь приходил из другой эпохи, из другой России. Но это лёгкое и ёмкое «пока», презрев временные и пространственные границы неоспоримо свидетельствовало: мы едины и центростремительны, и этим центром является для нас одна и та же любимая нами земля.