Милая моя и родная Марусенок!
Сижу в ожидании доброй погоды в слободе Ольховый Рог (в 25 верстах от Миллерово), в комнате достаточно теплой и хочу написать тебе подробнейшее письмо. Выехали мы <...> 6-го, часа в три дня. Ночевать приехали в х. Верхне-Яблоновский и еще дорогой решили с Шевцовым взять другую подводу, т. к. на этой слишком большой груз и нам всю дорогу до В.-Яблон. (12 верст) пришлось идти пешком. Переночевали. Шевцов нанял <...> парную подводу и рано утром <...> выехали... Проехали до Нижне-Яблон. — это верст 6 от Верх.-Яблон. И остановились подковать лошадей. У хозяев хорошо позавтракали горячим, постояли часов до 12 и снова в путь. Отсюда и начинаются наши приключения. С утра 7-го, в день праздника жарил отчаянный мороз, а после полудня отпустило, дорога размякла, пошла мятель, вымочила нас самым основательным образом и до слободы Новопавловки (это в 55 в. от Каргина) мы едва-едва дотянули к вечеру. Лошади у нас добрые. <...> Переночевали. Чулки, перчатки, башлык я высушил, а шинель осталась мокрой. Наутро — мороз. Поехали, и мне да и всем то и дело приходилось вскакивать, бежать и греться. Полы шинели сделались, как деревянные, и еще одно ужасно неприятное ощущение — рукава были мокрые и вот нудно, понимаешь ли, с влажными рукавами. Часа в 2 заехали в поселок Гадючья Балка подкормить лошадей, постояли часа 1,5 и снова поехали. Видел по дороге трактор: идет и за собой тянет на арбе бочку керосина в 80 пудов и две брички с народом. Передвигается он со скоростью 6 в. в час. Ну, так вот. <...> Едем из Гадючьей Балки и... опять метель. Тут уж я рассвирепел и лег, плотно укутавшись полостью, не промок. К вечеру дотюпали до Ольхового Рога, представь — все время шагом, рысью невозможно. По дороге грязь со снегом, а поля белые, настоящая зима, снегу повсюду в четверть. Квартира хорошая, сварили супу с курицей, переночевали, а утром поднялось что-то неописуемое. Можешь себе представить: несет, бьет, воет, словом, буря, как в январе м-це. Ехать разом некуда. Ждали до 2 часов, думали, может, утихнет, а оно еще хуже, и вот мы днюем в Ольховом Рогу, а я сижу за столом и на листке из блокнота убористо пишу письмо...»
«10-го 3 ч. дня
понедельник
Часа полтора назад приехали в Миллерово. Слезли на постоялом и я прямо пыхнул в Окр. Ком. РЛКСМ. Тут сюрприз — оказывается меня вышибли из Союза, в Миллерово есть по сему случаю извещение, которое (между прочим) не произвело на меня ни малейшего впечатления. Аттестат не стали свидетельствовать, ссылаясь на то, что гр-нам не членам Союза таких штук комсомол не должен выдавать, а могут такую «историю» выдать только в том случае, если это затребует учреждение. Посоветовали действовать через Московский Ком. РЛКСМ, если это понадобится. Аттестат с резолюцией пересылают в Каргин. Ну, да и черт с ними с сволочами! Обойдемся и без него, как и раньше обходились. Подводчик сейчас едет, хочу письмо, а также башлык и полсть переслать с ним. <...>
Я надумал такой план: приеду в Москву, осмотрюсь и если служба будет наклевываться и если помещу рассказ, то вполне возможно, что я оставлю на надежных людей корзину и на легках катну за тобой. Думаю, что это будет верней и надежней, а то и дорогой пошаливают да и в поездах. Как раз оберут тебя, ведь ты же у меня неопытная. У меня душа будет не на месте, бояться буду за тебя. <...> Дорогой слегка простыл, кашляю, ну да все это ерунда. <...> Итак, кажется, все и важное, и неважное написал. Теперь или меня жди, или денег. Но не исключай и худшего предположения: если, против всяких ожиданий, я не устроюсь, то тогда возможно приеду домой совсем. Это в самом крайнем случае!
На поезд сяду сегодня или завтра. Как приеду — напи-шу <...>».
Еще в первые два приезда в Москву Шолохов обратил внимание, что некоторые знакомые, расспрашивая о прежней жизни, поглядывали на него «косо»: что-то было в его биографии подозрительное, то ли внук купца, то ли сын торговца, а это для многих «молодогвардейцев» было чуть ли не хуже нэпмана... Раз не из рабочих и крестьян, то, значит, не наш, из «антилигентов».
Добрые люди посоветовали Шолохову взять в Окружном комитете РЛКСМ характеристику или рекомендацию в какое-либо учебное заведение, и это будет своего рода индульгенцией за прошлое, пусть подтвердят, что был продкомиссаром, налоговым инспектором, служил в станичном исполкоме... В Окружкоме Шолохову отказали в его просьбе, вспомнили его службу налоговым инспектором недобрым словом...
Холодно встретила и Москва — ни опубликованных рассказов, ни, естественно, денег. О своих переживаниях этого времени Шолохов написал М.П. Шолоховой.