Дмитрий Соколов
«Великий перелом» крымской деревни
Период конца 20-х – первой половины 30-х г.г. XX в. в истории Крыма (равно как и всей страны в целом), является не менее драматичным, чем годы революции и гражданской войны, а также время "Большого террора", пришедшееся на вторую половину 30-х г.г.
Переход от новой экономической политики к командно-административной системе ознаменовался новым наступлением большевиков на деревню, и, как следствие – новой вспышкой репрессий.
Выступая в апреле 1929 года на пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) И.В.Сталин заявлял, что "крестьянство, пока оно остается индивидуальным крестьянством, ведущим мелкое производство, выделяет и не может не выделять из своей среды капиталистов постоянно и непрерывно".
В развитие данного тезиса, выступая 27 декабря 1929 года на конференции аграрников-марксистов, Сталин объявил о переходе от политики "ограничения эксплуататорских тенденций кулачества" к политике "ликвидации кулачества как класса". При этом подчеркивалось, что "наступление на кулачество есть серьезное дело. Его нельзя также смешивать с декламацией против кулачества. <…> Наступать на кулачество – это значит сломить кулачество и ликвидировать его, как класс. Вне этих целей наступление есть декламация, царапанье, пустозвонство, все что угодно, только не настоящее большевистское наступление. Наступать на кулачество – это значит подготовиться к делу и ударить по кулачеству, но ударить по нему так, чтобы оно не могло больше подняться на ноги. Это и называется у нас, большевиков, настоящим наступлением".
Что же стояло за этими словами советского лидера? И самое главное – кого он подразумевал под "кулачеством"?
Ведь настоящие кулаки (сельская буржуазия), были давным-давно ликвидированы, поэтому речь шла именно о миллионах простых сельских тружеников, поднявшихся в годы НЭПа благодаря предоставленным им государством относительным экономическим свободам.
Крестьяне-единоличники изначально не вписывались в систему построения социализма, поэтому провозгласив курс на индустриализацию, государство одновременно начало массовую принудительную коллективизацию крестьянских хозяйств.
Наступление на крестьянство совпало по времени с кризисом в процессе хлебозаготовок урожая 1927 года. К началу 1928 года было заготовлено только 300 млн. пудов зерна против 428 млн. пудов к январю 1927 года. Столь низкие показатели объяснялись тем, что крестьяне, в подавляющем большинстве, предпочитали не продавать хлеб государству по смехотворным заготовительным ценам, а торговать им на свободном рынке, по более выгодным для них ценам.
Нежелание крестьян продавать хлеб государству власти объявляли "кулацким саботажем", несмотря на то, что на долю зажиточной части крестьянства приходилось не более 20% всего товарного хлеба.
По утверждению Сталина, для того, чтобы "вытеснить кулачество, как класс", следовало "сломить в открытом бою сопротивление этого класса и лишить его производственных источников существования и развития (свободное пользование землей, орудия производства, аренда, право найма труда и т.д.)".
Без этого, полагал вождь, "никакая серьезная, а тем более сплошная коллективизация деревни" просто немыслима.
1 февраля 1930 года ЦИК и СНК СССР принял постановление "О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством", предоставившее краевым (областным) исполнительным комитетам и правительствам автономных республик право применять "все необходимые меры борьбы с кулачеством вплоть до полной конфискации имущества кулаков и выселения их из пределов отдельных районов и краев (областей)".
Зимой 1930 года с предприятий Крыма в деревню выехало свыше 300 "лучших рабочих" – вчерашних чекистов, карателей и продовольственных комиссаров. Верные солдаты пославшей их партии, они с готовностью включились в борьбу против собственного народа.
Но, разумеется, усилий присланных из города "активистов" было отнюдь недостаточно, чтобы сломить сопротивление непокорных крестьян. Решающую роль в деле "ликвидации кулачества как класса" сыграли органы ГПУ.
Только по состоянию на 16 февраля 1930 года в Симферопольском районе чекистами было организовано 4 концентрационных лагеря на 6 тыс. человек. В Керчи к 14 февраля в лагере содержалось 62 семьи (236 человек).
Все так называемые "кулаки" были разделены на три категории:
1-я – контрреволюционный актив: кулаки, активно противодействующие организации колхозов, бегущие с постоянного места жительства и переходящие на нелегальное положение;
2-я – наиболее богатые местные кулацкие авторитеты, являющиеся оплотом антисоветского актива;
3-я – остальные кулаки.
Крестьяне, отнесенные к первой категории, подлежали аресту; зачисленные во вторую категорию – принудительной высылке в малонаселенные районы страны. Остальные попавшие под раскулачивание сельские труженики переселялись в пределах своего района на худшие земли.
В Крыму в 1930 году общее число арестованных по первой категории крестьян составило 1012 человек. Приведенную цифру никак нельзя называть полной, поскольку речь здесь идет только о главах семей. С учетом остальных членов семей реальное число раскулаченных составит не менее 5 тыс. человек.
Из названного выше количества арестованных 376 были приговорены разным срокам лишения свободы, в основном – 3-5 лет, остальные – высланы за пределы Крыма в районы Архангельской области, Урала и Восточной Сибири. Кроме того, все привлеченные по первой категории лица были лишены избирательных прав.
По национальному признаку среди раскулаченных наибольшее количество составили русские (38%), а также татары (37,5%) и немцы (16,4%).
К 1 марта 1930 года в Крыму было раскулачено 2682 хозяйства. С учетом средней численности семьи (3,8 – 4 человека), это составляет около 10 тысяч человек.
Многим из этих людей уже никогда не суждено было вернуться обратно.
Значительное количество спецпереселенцев погибло по пути к месту ссылки. Нередкими были случаи, когда от голода, холода и болезней вымирал весь этап. Тех раскулаченных, кто все же добирался живым к месту ссылки, размещали в не приспособленных для жизни бараках, а то и вовсе выгружали из поезда прямиком в тундру, без пищи и теплой одежды, по сути, обрекая их на верную смерть.
Объявленная Сталиным сплошная коллективизация встретила ожесточенное сопротивление крестьянства: только за первые десять месяцев 1930 года в Крыму было зафиксировано 60 террористических актов, совершенных против представителей власти – колхозных активистов и должностных лиц.
Наиболее серьезное сопротивление созданию колхозов оказали крестьяне Южного берега Крыма, в частности, жители деревни Ускут (ныне – с.Приветное) в Карасубазарском районе, подготовившие до 300 заявлений на имя Крымского правительства и ВЦИК с требованием немедленной отмены коллективизации, как меры противозаконной шариату. Одновременно ускутские крестьяне готовились отправить делегацию к турецкому послу в Москву с жалобой на притеснение мусульманской веры. Высказывалось желание о переходе турецкое подданство, и эта идея нашла поддержку среди жителей других деревень. С этой целью крестьяне начали собирать деньги, параллельно ведя переговоры с турками-яличниками о возможности ухода в Турцию морем.
Об этих настроениях стало известно чекистам, и вскоре заговорщики были арестованы ими во время проведения одного из своих нелегальных собраний. Некоторым крестьянам удалось бежать в горы, однако спустя месяц и они были схвачены.
Всего в южнобережных деревнях было арестовано 254 человека. Из них 61 человек приговорили к расстрелу, остальные получили различные сроки лишения свободы или были высланы из Крыма.
Весной 1931 г. коллективизация в Крыму была в основном завершена. К концу 1931 г. колхозы объединяли 85% крестьянских хозяйств и занимали 94% площадей зерновых культур, 98 % площадей табака, 95,5% садов, 98% огородов и 86% виноградников.
К концу 1932 года вне колхозов осталось только 15% дворов.
В результате коллективизации Крым потерял тысячи трудоспособных хозяев, расстрелянных, сосланных или отправленных в лагеря. Те же крестьяне, которые не попали под раскулачивание, превратились в наемных работников государства. Лишенные элементарных прав и возможностей, колхозники не могли покинуть деревню без разрешения председателя и за исключением нескольких строго очерченных обстоятельств, таких как призыв в армию, по спецнабору на стройки или выезд на учебу.
Кроме того, над колхозниками постоянно нависала угроза репрессий за невыполнение плана по хлебозаготовкам или невыработку трудодней.
Радикальные изменения перетерпел и сам характер труда. Отныне крестьяне не могли принимать самостоятельные решения, и как следствие – перестали проявлять интерес к самому процессу труда, что неизбежно привело к снижению объемов производства сельскохозяйственной продукции.
В результате заметно ухудшилось продовольственное снабжение городов полуострова, в особенности Феодосии и Керчи. Это признавали и местные власти. Так, в одном из писем в Крымский обком ВКП(б) руководство керченского партийного комитета с тревогой сообщало, что в городе резко уменьшилось количество завозимых товаров, что "создает благоприятную почву для всякого рода антисоветской агитации и, несомненно, в значительной степени влияет на интенсивность труда".
Эти опасения были отнюдь не беспочвенными, поскольку в июне 1930 года в городе уже имели место волнения.
Стихийные проявления народного недовольства наблюдались и в других городах Крыма. Так, 10 июня 1930 года в Феодосии в центре города состоялся несанкционированный митинг, в котором приняло участие более 100 горожан. Из толпы выкрикивали: "Наши дети с голоду помирают, требуем увеличения пайка", "Зачем нам индустриализация через 5 лет, если мы сейчас голодные".
На следующий день на улицы вышли уже до 900 человек.
Надо отдать властям должное, в данном случае они сумели вовремя сориентироваться и не допустили кровопролития, придав выступлению форму собрания. Примечательно, что никто из участников этих выступлений не был впоследствии арестован.
Стремясь наладить продовольственное снабжение городов, государство осуществлять проведение массовых реквизиций в деревне, в ходе которых изымалось не только зерно, но и вообще все продукты питания. И если в Крыму проведение этой политики в жизнь осуществлялось отнюдь не столь бескомпромиссно и жестко, то в других районах Союза дела обстояли иначе.
Как следствие, в 1932 году в стране начался очередной массовый голод, стремительно охвативший обширную территорию: Юг России, Кубань, Украину, Белоруссию и Казахстан. Голод не различал национальностей: от него одинаково умирали и русские, и украинцы, и казахи.
По разным оценкам, за период 1932-1933 г.г. голодной смертью умерло не менее 5-7 млн. человек.
И хотя Крым эта трагедия обошла стороной, никакого изобилия здесь не было и в помине. Население полуострова, в большинстве своем, жило впроголодь, что совершено естественно вызывало озлобление и недовольство режимом.
На стенах домов стали появляться антисоветские надписи; многие крымчане в этот период совершенно открыто высказывали свое негативное отношение к политике партии и правительства, и лично к И. Сталину.
Так, в Севастополе был арестован моторист морской базы катеров ГПУ Антон Назаренко за то, что после возвращения из отпуска рассказывал сослуживцам, что в Украине люди умирают от голода. В Керчи по обвинению в антисоветской агитации чекистами была арестована безработная Варвара Лола, в очереди у магазина сказавшая следующее: "они сволочи, сами нажрались, а на людей пухнущих от голода, внимания не обращают".
Обстановка в Крыму стала меняться в лучшую сторону только к концу 1933 года. Следующий, 1934 год, охарактеризовался заметным смягчением репрессивной политики и некоторым улучшением качества жизни. Выросло производство товаров народного потребления, наладилось продовольственное снабжение. Сократилось число репрессированных за антисоветскую деятельность. Часть ранее высланных вернулась домой.
В общественной жизни Крыма наступил недолгий период затишья, длившийся на протяжении всего 1934 года, затем репрессии приняли новый размах.