Адам Смит озаглавил свое знаменитое сочинение «О природе и причинах богатства народов». Вместе с тем основатель господствующей экономической школы правильно указал двоякую точку зрения, с которой можно рассматривать экономию наций, равно как и экономию частных лиц. Причины богатства суть нечто совершенно другое, нежели само богатство. Если человек может владеть богатством, т. е. меновой ценностью, но если он не обладает способностью производить ценных предметов в большем количестве, чем потребляет, то он будет беднеть. С другой стороны, человек может быть бедным, но если он в силах производить количество ценностей, превышающее его потребление, то он сделается богатым.
Способность создавать богатство бесконечно важнее самого богатства; она не только обеспечивает владение приобретенным и его увеличение, но и вознаграждает потерянное. Это еще более, чем для частных лиц, применимо к целым нациям, которые не могут жить рентой. Германия каждое столетие была опустошаема мором, голодом или внутренними и внешними войнами; но она всегда спасала большую часть своих производительных сил, и, таким образом, снова достигала благосостояния, между тем как богатая и могущественная Испания среди полного внутреннего мира, но подавленная деспотизмом и духовенством, погружалась все глубже в нищету и бедствия. До сих пор то же солнце освещает Испанию, до сих пор у нее та же почва, ее рудники так же богаты, до сих пор в ней живет тот же народ, который населял ее до открытия Америки и введения инквизиции; и однако, этот народ постепенно утрачивал свои производительные силы; поэтому он обеднел и несчастен. Североамериканская война за освобождение стоила нации сотен миллионов, но ее производительные силы благодаря приобретению национальной самостоятельности усилились неимоверно, вследствие чего она в течение немногих лет по заключении мира была в состоянии приобрести несравненно большие богатства, чем владела прежде. Сравните положение Франции в 1809 году и в 1839 году — какая разница! И однако с тех пор Франция утратила свое господство над большей частью европейского материка, подверглась двум опустошительным нашествиям и заплатила миллиарды военных контрибуций и вознаграждений.
Не может быть, чтобы такой проницательный ум, каким владел Адам Смит, совершенно не признавал различия между богатством и его причинами и решительного влияния этих причин на состояние наций. Во введении к своему сочинению он говорит совершенно ясно: «Труд есть тот источник, из которого каждая нация извлекает свои богатства, а увеличение богатств зависит главным образом от производительной силы труда, именно от той степени знания, искусства и целесообразности, с какой труд нации применяется, и от отношения между числом сил, занятых производительным трудом, и числом сил непроизводительных». Мы видим отсюда, как ясно вообще Смит понимал, что положение наций зависит главным образом от суммы их производительных сил.
Кажется, это не в порядке природы, чтобы целая наука выходила из головы одного мыслителя вполне совершенной. Космополитическая идея физиократов, «всеобщая свобода торговли» и открытое им самим «разделение труда» слишком овладели Адамом Смитом, для того чтобы он в состоянии был исследовать и идею «производительных сил». Как ни много должна быть обязана ему наука в ее прочих отделах, но идея о «разделении труда» ему представлялась самой блестящей. Она должна была обеспечить известность его книге, а его имени — славу. Слишком умный, для того чтобы не понять, что тот, кто хочет продать драгоценный камень, не понесет на рынок алмаза в мешке с пшеницей — как бы зерна пшеницы ни были полезны, — но, конечно, выставит его на видном месте; слишком опытный, для того чтобы не знать, что дебютант — а таким он был в политической экономии при обнародовании своего труда, — который в первом акте уже имел счастье вызвать фурор, легко получает снисхождение, если в следующих актах он хотя немного возвышается над посредственностью, — Адам Смит счел нужным начать свой труд учением о разделении труда. Он не ошибся в расчете, первая слава обеспечила его судьбу и послужила основанием для его авторитета.
Мы, со своей стороны, кажется, можем утверждать, что именно это желание представить важнейшее свое открытие — разделение труда — в самом выгодном свете помешало Адаму Смиту исследовать полнее идею «производительной силы», которая была им выражена во введении и затем часто выражалась, хотя и мимоходом, и представить свое учение в гораздо более совершенном виде. Вследствие большого значения, придаваемого им своей идее «разделения труда», он, очевидно, был склонен считать труд основанием (фондом) всяких богатств наций, несмотря на то что он сам отлично видел, и это он даже высказывает, что производительность труда зависит главным образом от степени умения и целесообразности, с которыми труд применяется. Мы спрашиваем: будет ли научным разделением, когда причину известного явления видят в результате множества глубже лежащих причин? Не подлежит сомнению, что всякое богатство создается посредством работы тела и ума (труда); этим, однако, не обозначена еще причина, из которой можно было бы вывести полезные следствия, ибо история показывает, что целые страны, несмотря на усердие и бережливость их граждан, были осуждены на бедность и нищету. Если бы кто пожелал узнать и исследовать, каким образом одна нация, находившаяся в положении бедности и варварства, достигла богатства и цивилизации и каким образом другая нация, владевшая богатством и благоденствием, впала в бедность и нужду, и ответил бы на это, что труд есть причина богатства, а праздность — причина бедности (истина, которую, во всяком случае, царь Соломон высказал гораздо раньше Адама Смита), то все-таки принужден бы был спросить далее: в чем же лежит причина трудолюбия и в чем причина праздности? Еще правильнее можно было бы указать как на причину богатства на члены человеческого тела (голова, руки и ноги), это было бы, по крайней мере, значительно ближе к истине; тогда, по крайней мере, можно было бы поставить ясный вопрос: что влечет эту голову и эти ноги и руки к производству и в чем их усилия плодотворны? Может ли быть что-либо иное, как не дух, оживляющий людей, как не социальное устройство, обеспечивающее плодотворность их деятельности, как не естественные силы, которые находятся в их распоряжении? Чем больше понимает человек, что он должен заботиться о своем будущем, чем более его взгляды и чувства заставляют его обеспечивать будущность и счастье близких ему лиц, чем более он с юношеских лет привык к размышлению и деятельности, чем более воспитывались его благородные чувства и развивалось его тело, чем более он видел в юности хороших примеров, чем более привык он пользоваться своими силами для улучшения собственного положения, чем менее ограничен он в своей законной деятельности, чем плодотворнее его усилия и чем более обеспечены результаты его усилий, чем более он в состоянии благодаря порядку и деятельности обеспечить себе уважение и общественное значение, чем менее замечается в нем предрассудков, суеверий, ложных взглядов и невежества, тем более будет он напрягать свои ум и тело, тем выше будет его производство, тем более он совершит, тем лучше распорядится он плодами своего труда. Во всех этих отношениях главное значение имеет социальное положение, среди которого человеку приходится воспитываться и действовать; тут важно, процветают ли науки и искусства, вызываются ли государственными учреждениями и законодательством религиозные чувства, нравственность и умственное развитие, личная и имущественная обеспеченность, свобода и право, развиваются ли в стране равномерно и гармонически все факторы материального благосостояния — земледелие, промышленность и торговля, достаточно ли могущество нации для того, чтобы из поколения в поколение обеспечивать населению успехи в благосостоянии и образовании и дать им возможность не только пользоваться естественными силами страны во всем их объеме, но посредством внешней торговли и колонизации заставить служить им естественные силы и других стран.
Адам Смит так мало понимал вообще сущность этих сил, что он нигде не признает производительного значения за умственным трудом тех, кто заведует судом и администрацией, в чьих руках образование и религиозное воспитание, кто двигает науку, работает в области искусств и т. д. Его исследования ограничиваются той человеческой деятельностью, результатом которой являются материальные ценности. Относительно этой деятельности он признает даже, что ее производство зависит от ловкости и целесообразности, с которыми она применяется, но в своих исследованиях о причинах этой ловкости и целесообразности он не идет дальше разделения труда и последнее объясняет единственно обменом, увеличением материальных богатств и расширением рынков. Затем его учение все глубже и глубже погружается в материализм, партикуляризм и индивидуализм. Если бы он преследовал идею «производительной силы», не отдавая преимущества идее «ценности и меновой ценности», то он необходимо пришел бы к убеждению, что для выяснения экономических явлений рядом с теорией ценностей необходимо должна стоять самостоятельная теория производительных сил. Он настолько уклонился с истинного пути, что моральные силы начал объяснять из чисто материальных отношений, и в этом лежит причина всех абсурдов и противоречий, которыми, как мы покажем, его школа страдает до сих пор и которым единственно нужно приписать то, что уроки политической экономии менее всего делались достоянием именно лучших умов. Что школа Смита излагает только теорию ценностей, ясно не только из того, что она всюду основывает свою доктрину на представлении о меновой ценности, но также и из определения, которое школа дает своему учению. Это, по мнению Сэя, та наука, которая указывает, каким образом производятся, распределяются и поддерживаются производительные силы и как они подавляются и уничтожаются. Мак-Куллох правильно называет ее наукой о ценности, а новейшие английские писатели называют наукой об обмене.
Различие между теорией производительных сил и теорией ценностей лучше всего может быть выяснено на примере, взятом из частной экономии.
Если из двух отцов семейства — собственников — каждый ежегодно сберегает по 1000 талеров, причем каждый имеет по пять сыновей, но один из них свои сбережения помещает на проценты, принуждая своих сыновей к тяжелой работе, а другой свои сбережения употребляет на то, чтобы из двух сыновей сделать интеллигентных сельских хозяев, а остальным троим дать профессиональное образование соответственно их способностям, то первый из них поступает по теории ценности, второй — по теории производительных сил. В момент их смерти первый будет гораздо богаче второго в меновых ценностях, но что касается производительных сил, то произойдет совершенно обратное. Собственность одного из них будет разделена на две части, и каждая из них благодаря улучшенному хозяйству будет давать чистый доход, равный общему чистому доходу ранее получавшемуся; в то же время три остальные сына приобрели богатый широкий источник для существования в своих профессиональных знаниях. Собственность другого будет разделена на пять частей, и каждое хозяйство будет управляемо так же дурно, как ранее было это во всей собственности в совокупности. В одной семье будет пробуждаться и развиваться масса разнообразных моральных сил и талантов, которые будут увеличиваться из поколения в поколение, и каждое следующее поколение будет обладать большим запасом сил для приобретения материальных богатств, чем поколение предшествующее; между тем как в другой семье тупость и бедность будут возрастать по мере того, как собственность будет все более раздробляться. Таким образом, плантатор при помощи рабов увеличивает сумму своих меновых ценностей, но он разрушает производительные силы будущих поколений. Всякие издержки на воспитание юношества, на правосудие, на оборону страны и т. д. являются тратой ценностей в пользу производительных сил79. Наибольшая часть потребления нации идет на воспитание будущих поколений, на возбуждение национальных производительных сил.
Христианство, единоженство, уничтожение рабства и крепостного права, престолонаследие, изобретение книгопечатания, пресса, почта, монетная система, меры веса и длины, календарь и часы, полиция безопасности, введение свободного землевладения и пути сообщения — вот богатые источники производительных сил. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить состояние европейских государств с состоянием государств азиатских. Для того чтобы понять влияние свободы мысли и свободы совести на развитие производительных сил наций, достаточно лишь прочесть историю Англии, а затем историю Испании. Гласность судебных прений, суд присяжных, парламентарное законодательство, общественный контроль государственного управления, самоуправление городское и корпоративное, свобода печати, учреждение обществ для общеполезных целей — все это обеспечивает для граждан конституционных государств и для государственной власти массу энергии и сил, приобретение которых при других средствах затруднительно. Трудно представить себе закон или государственное учреждение, которое не оказывало бы большего или меньшего влияния на увеличение или уменьшение производительных сил80.
Если считать только физический труд единственной причиной богатства, то каким образом объяснить то, что новые страны без сравнения богаче, население могущественнее и счастливее стран древности? У древних народов, сравнительно со всей массой населения, было занято гораздо более рабочих рук, работа была тяжелее, каждый человек владел большим количеством земли, и однако, массы питались и одевались гораздо хуже, чем у новых народов. Чтобы объяснить это явление, необходимо обратить внимание на сделанные в течение истекших веков успехи в науках и искусствах, в домашнем и общественном устройстве, в умственном образовании и производительной способности. Современное состояние народов является результатом накопившейся массы всевозможных открытий, изобретений, улучшений, усовершенствований и усилий всех живших до нас поколений; все это образует умственный капитал живущего человечества, и каждая отдельная нация является производительной настолько, насколько она сумела усвоить это наследие от прежних поколений и увеличить его собственными приобретениями, насколько естественные источники, пространство и географическое положение ее территории, количество населения и ее политическое могущество дают ей возможность развивать в высокой степени и гармонично все отрасли труда и распространять свое нравственное, умственное, торговое и политическое влияние на другие отставшие нации и вообще на весь свет.
Школа хочет непременно уверить нас, что политика и могущество не могут иметь никакого отношения к политической экономии. Пока она предметами своих изысканий ставит лишь ценности и обмен их, она может быть права; можно определять понятия ценности и капитала, выгоды заработной платы, доходности земли, разлагать эти понятия на составные части, рассуждать о причинах их увеличения или упадка и т. д., не обращая при этом внимания на политические отношения наций. Но все это, очевидно, одинаково составляет предмет как частной экономии, так и экономии целых наций. Достаточно обратить внимание лишь на историю Венеции, Ганзейского союза, Португалии, Голландии и Англии, чтобы убедиться, в каком взаимодействии находятся материальное богатство и политическое могущество. И всюду, где обнаруживается это взаимодействие, школа впадает в самые странные противоречия. Достаточно припомнить для этого странное суждение Адама Смита о навигационном акте.
Школа, не обращая внимания на существо производительных сил, не обнимая совокупности цивилизации народов, не в состоянии была оценить важности параллельного развития земледелия, промышленности и торговли, политического могущества и национального богатства страны, а более всего вполне самостоятельной мануфактурной промышленности и ее развития во всех отраслях. Она ошибочно причисляет к одной категории заводско-фабричную промышленность и земледелие, говорит вообще о труде, естественных силах, капитале и т. д., не обращая внимания на существующее между ними различие. Она не замечает, что между государствами только земледельческими и государствами земледельческо-мануфактурными существует еще большее различие, нежели между народами пастушескими и земледельческими. В государствах чисто земледельческих господствуют произвол и рабство, суеверия и невежество, недостаток культуры, путей сообщения, бедность и политическое бессилие. В государстве чисто земледельческом возбуждена и развита лишь незначительная часть покоящихся в народе умственных и физических сил, оно пользуется лишь незначительной частью находящихся в его распоряжении естественных сил и богатств, а капиталы или вовсе не создаются, или же создаются лишь незначительные. Сравните Польшу с Англией: обе нации сначала стояли на одной ступени культуры, а теперь — какое различие! Фабрики и заводы — это матери и дети гражданской свободы, просвещения, искусств и наук, внутренней и внешней торговли, мореходства, усовершенствованных путей сообщения, цивилизации, политического могущества. Они служат главным средством для освобождения земледелия от его оков и для поднятия его на степень промышленности, искусства, науки, для увеличения сельскохозяйственной доходности и заработной платы и для возвышения ценности земли. Школа, приписывая эту цивилизующую силу внешней торговле, смешивает посредника с производителем. Иностранные фабрики — вот что снабжает внешнюю торговлю теми товарами, которые она доставляет нам, эти же фабрики и потребляют продукты и сырые произведения, которые мы предоставляем в обмен. Но если сношения с отдаленнейшими фабриками и заводами оказывают такое благодетельное влияние на наше земледелие, то во сколько раз значительнее должно быть влияние тех фабрик и заводов, которые находятся в близкой местной коммерческой и политической связи, которые предъявляют нам не только незначительный, но огромный спрос для удовлетворения своих потребностей в пищевых продуктах и сырых материалах, произведения которых не возвышаются в цене вследствие дальней перевозки, сношения с которыми не могут быть прерваны ни открытием для чужих промышленных наций новых рынков, ни войной, ни запрещениями ввоза.
Очевидно теперь, как странно заблуждалась школа, делая предметом своих исследований лишь материальные богатства или меновые ценности и считая производительной силой лишь физический труд.
По ее мнению, тот, кто воспитывает свиней, — производительный член общества, а кто воспитывает людей — не производительный. Тот, кто изготовляет для продажи балалайки и гармонии, — производитель, а величайшие виртуозы — только потому, что они не могут исполняемого ими вынести на рынок, — не производители. Врач, спасающий жизнь своего пациента, не принадлежит к классу производителей, но принадлежит к нему аптекарский мальчик, хотя изготовляемые им меновые ценности, или пилюли, существуют лишь несколько минут, а затем совершенно уничтожаются. Производительность Ньютона, Уатта, Кеплера уступает производительности осла, лошади, вьючного вола, которые недавно поставлены Мак-Куллохом в ряд производительных членов человеческого общества.
Не думайте, что Сэй своим измышлением нематериальных имуществ или продуктов устранил этот недостаток учения Адама Смита; он только замаскировал бессмыслицу неизбежных выводов из этого учения и не извлек его из материализма, которым проникнута система Адама Смита. Для него умственное или материальное производство является таковым лишь потому, что оно вознаграждается меновыми ценностями и что знание приобретается меновыми же ценностями: а вовсе не потому, что производители сами создают производительные силы81. Для него это лишь накопленный капитал.
Мак-Куллох идет еще дальше; он говорит, что человек — такой же продукт, как машина, которую он создает, и ему кажется, что при всех экономических исследованиях нужно смотреть на человека с этой точки зрения. Смит, говорит он, верно понял этот принцип, но не сделал лишь из него правильных выводов. Один из таких выводов, который он сам приводит, заключается в том, что есть и пить — занятия производительные. Томас Купер оценивает дельного американского юриста в 3000 долларов, т. е. приблизительно втрое дороже хорошего раба-пахаря.
Указанные ошибки и противоречия школы могут быть легко доказаны с точки зрения теории производительных сил. Те, кто воспитывает свиней или изготавливает балалайки и пилюли, конечно, производительны, но в несравненно большей еще степени производительны воспитатели юношества и учителя взрослых людей, виртуозы, врачи, судьи и администраторы. Первые производят меновые ценности, вторые создают производительные силы; один из этих последних подготавливает следующее поколение к производству, другой развивает нравственность и религиозное чувство современного поколения, третий содействует облагораживанию и возвышению человеческого духа, четвертый спасает производительные силы своих пациентов, пятый обеспечивает правовое положение, шестой — общественный порядок, седьмой, наконец, своим искусством и теми удовольствиями, которые он доставляет, возбуждает производительность меновых ценностей. В учении о ценностях эти производители производительной силы могут быть приняты в рассуждение, во всяком случае, лишь настолько, насколько их услуги могут быть возмещены меновыми ценностями, и такой способ оценки их деятельности мог в некоторых случаях иметь свое практическое значение, как, например, в учении о налогах, насколько они должны выражаться в меновых ценностях. Но там, где дело касается международных отношений или совокупности национальных отношений, такой взгляд оказывается недостаточным и приводит к узким и фальшивым воззрениям.
Благосостояние нации обусловливается не количеством богатств, т. е. меновых ценностей, как думает Сэй, а степенью развития производительных сил. Если законы и государственные учреждения и не производят непосредственно ценностей, то они создают производительные силы; и Сэй ошибается, когда утверждает, что народы обогащаются при всяком образе правления и что законы не могут создавать богатств.
На внешнюю торговлю нельзя смотреть только как на торговлю отдельных коммерсантов, исключительно с точки зрения получаемой в данный момент чистой прибыли от материальных имуществ; нация должна при этом иметь в виду все те условия, от которых зависит ее будущее существование, благосостояние и могущество.
Нация должна жертвовать материальными богатствами и переносить эти лишения для приобретения умственных и социальных сил, она должна жертвовать выгодами в настоящем, чтобы обеспечить себе выгоды в будущем. Итак, если развитая во всех отраслях мануфактурная промышленность является главным условием всего дальнейшего развития цивилизации, материального благосостояния и политического могущества каждой нации, что нами, смеем думать, исторически доказано, если справедливо, как мы можем доказать, что при современных мировых отношениях молодая, не обеспеченная покровительством промышленность не в состоянии развиться при свободной конкуренции с промышленностью, давно уже окрепшей, покровительствуемой на своей собственной территории, то каким образом посредством аргументов, извлеченных из теории ценностей, можно решиться доказывать, что нация с таким же успехом, как отдельный коммерсант, может покупать свои товары там, где их можно приобрести дешевле всего, что бессмысленно производить самой нации то, что она может купить дешевле за границей, что нужно национальную промышленность предоставить на попечение частных лиц, что протекционная система есть монополия, выдаваемая отдельным промышленникам в ущерб нации?
Верно, что ввозные пошлины сначала вызывают удорожание мануфактурных изделий; но также верно и то, как признает и сама школа, что нация, способная к значительному развитию промышленности, с течением времени может вырабатывать эти произведения сама дешевле той цены, по какой они могут ввозиться из-за границы. Если ввозные пошлины требуют жертв в ценности, то эти жертвы уравновешиваются приобретением производительной силы, которая обеспечивает нации на будущее время не только бесконечно большую сумму материального богатства, но, кроме того, и промышленную независимость на случай войны. Промышленная же независимость и проистекающее отсюда благосостояние страны дают нации средства к внешней торговле и расширению мореходства; вследствие этой независимости развивается ее цивилизация, совершенствуются ее учреждения, укрепляется ее внешнее могущество.
Таким образом, нация, которая имеет призвание к развитию мануфактурной промышленности, прибегая к протекционной системе, поступает точно так же, как собственник, который жертвует своими материальными ценностями для того, чтобы обучить своих детей какой-нибудь производительной промышленности.
На какой фальшивый путь попадает школа, оценивая с точки зрения теории ценностей те условия, которые могут быть оценены лишь с точки зрения теории производительных сил, яснейшим образом доказывает приговор Сэя о премиях, которые устанавливают чужие нации для расширения своего вывоза; он утверждает, что «это подарки, которые эти нации делают нашей стране». Предположим, что Франция считает достаточным для своих еще неокрепших фабрик ввозную пошлину в 25%, Англия же устанавливает вывозную премию в 30%; каковы будут результаты подарка, который, таким образом, Англия сделала бы Франции? Французские потребители в течение нескольких лет будут удовлетворять свои нужды в фабрикатах гораздо дешевле, чем прежде, но французские фабрики будут разорены, и миллионы людей будут доведены до нищенства или будут принуждены эмигрировать или же приняться за земледелие. В наилучшем случае прежние потребители-земледельцы превратятся в их конкурентов, производительность земледелия увеличится, а потребление уменьшится. Необходимыми следствиями этого во Франции будут: обесценение продуктов, падение ценности земли, национальное обеднение и национальная дряблость. Английский подарок в ценности нанесет громадный ущерб производительным силам; это походит на подарок султана, когда он посылает своим пашам ценный шелковый шнур.
После того как троянцы получили в подарок от греков деревянного коня, всякой нации подарки других стран должны казаться подозрительными. Англичане делали континенту подарки огромной ценности в виде субсидий, но континентальные страны платили дорого за них, теряя силы. Эти субсидии были теми же вывозными премиями, действовавшими в пользу английских и в убыток французских фабрик. Если бы Англия обязалась доставлять из Германии бесплатно в течение нескольких лет все потребные ей мануфактурные изделия, то мы не могли бы посоветовать соглашаться на такой подарок. Если Англия благодаря новому изобретению будет в состоянии выделывать полотно на 40% дешевле, чем Германия старым способом, и если она применением этого изобретения воспользуется на несколько лет ранее, нежели им воспользуется Германия, то одна из важнейших и древнейших отраслей промышленности без соответственного покровительства будет разорена — это было бы то же самое, как если бы немецкая нация очутилась в положении человека, потерявшего часть своего тела. Но кто может утешиться, потеряв одну руку, тем, что его рубашка стала на 40% дешевле?
Очень часто у англичан бывают случаи для предложения подарков другим нациям; очень различны бывают и формы, в которых это выражается, нередко эти подарки делаются как бы против воли; однако нациям все-таки необходимо подумать о том, возможно ли принять подарок. Вследствие того, что англичане являются монополистами всемирной промышленности и всемирной торговли, их фабрики от времени до времени попадают в такое положение, которое они называют glut (переполнение) и которое происходит от того, что они определяют словами overtrading (перепроизводство, или избыток спекуляции). Тогда каждый сваливает на корабли запасы товаров. Через восемь дней эти товары уже предлагаются с уступкой 50% против стоимости в Гамбурге, Берлине и Франкфурте, через три недели — в Нью-Йорке. Английские фабриканты терпят временный убыток, но они спасены и возмещают свои убытки позднее при лучших ценах. А немецкие и американские фабриканты расплачиваются за промахи английских и, наконец, разоряются. Английская нация видит только огонь, слышит треск взрыва, но обломки летят на другие страны, и если жители этих стран стонут от полученных кровавых ран — посредники международной торговли заявляют, что все зло заключается в конъюнктурах. Если подумать о том, как часто благодаря таким конъюнктурам оказываются в основании поколебленными мануфактурная промышленность в ее целом составе, кредитная система, даже земледелие и вообще все экономическое положение тех стран, которые находятся в свободной конкуренции с Англией, и если подумать о том, что эти страны впоследствии с избытком вознаграждают английских фабрикантов, платя им за те же изделия самые высокие цены, то не позволительно ли усомниться в том, что теория ценностей и космополитические принципы должны служить руководящим началом для международной торговли? Школа не заблагорассудила разъяснить причины и следствия подобных торговых кризисов.
Великие государственные люди всех новейших стран почти без исключения поняли то огромное влияние, которое оказывает фабрично-заводская промышленность на богатство, цивилизацию и могущество нации, а также и необходимость покровительства последним: как Эдуард II, так и Елизавета, как Фридрих Великий, так и Иосиф II, как Вашингтон, так и Наполеон. Не погружаясь в глубину теоретических соображений, их проницательный взор проник в сущность промышленности во всем ее объеме и верно оценил ее. Уделом школы физиократов82 вследствие софистических настроений была оценка ее с иной точки зрения. Воздушный замок ее исчез, новая школа сама его разрушила, но последняя не освободилась от основных ошибок своей предшественницы, а еще более сбилась с пути. Так как ей не было известно различие между производительной силой и меновой ценностью и так как она вместо того, чтобы исследовать отдельно каждую из них, и то и другое подчинила теории меновых ценностей, то она не в силах была уяснить себе, как велико различие между земледельческой производительной силой и промышленной производительной силой. Она не замечает, что с возникновением в земледельческом государстве мануфактурной промышленности выступает и получает полезное применение масса сил умственных, физических, естественных и инструментальных (последние школа называет капиталами), которые до сих пор не действовали и без возникновения внутренней мануфактурной промышленности никогда не стали бы действовать; школа воображает, будто при насаждении мануфактурной промышленности эти силы отнимаются от земледелия и переносятся на фабричную промышленность, между тем как большей частью это совершенно новая сила, которая не отнимается от земледелия, а, напротив того, помогает более широкому его развитию.