Духовное противостояние Запада и России в середине XIX века пророчески определил Ф.И. Тютчев – «революция и Россия»: «Для того чтобы уяснить себе сущность того рокового переворота, в который вступила Европа, вот что следовало бы сказать себе. Давно уже в Европе существуют только две действительные силы – революция и Россия. Эти две силы теперь противопоставлены одна другой, и, быть может, завтра оне вступят в борьбу… Россия, прежде всего, христианская империя; русский народ – христианин не только в силу православия своих убеждений, но ещё благодаря чему-то более задушевному, чем убеждения. Он – христианин в силу той способности к самоотвержению и самопожертвованию, которая составляет основу его нравственной природы. Революция – прежде всего враг христианства! Антихристианские настроения есть душа революции; это её особенный, отличительный характер. Те видоизменения, которым она последовательно подверглась, те лозунги, которые она попеременно усваивала, все, даже её насилия и преступления были второстепенны и случайны; но одно, что в ней не таково, это именно анти-христианское настроение, её вдохновляющее, и оно-то (нельзя в том не сознаться) доставило ей это грозное господство над вселенною. Тот, кто этого не понимает, не более как слепец, присутствующий при зрелище, которое мир ему представляет».
Европейская революция интегрировала антихристианские европейские идеологии, которые и победили в русской революции. В тридцатые годы XX века Вальтер Шубарт писал: «Сегодня Европа ощущает серьезную угрозу русского большевизма. Если бы она пристальнее вгляделась в его лик, то признала бы в нем свои собственные идеи, огрубленные и доведенные большевиками до гротеска. Это – атеизм, материализм и весь сомнительный хлам прометеевской культуры». Мировые силы антихристианского переворота сосредоточивались на свержении российской государственности, на разрушении православного жизненного уклада, на превращении России в плацдарм мировой богоборческой экспансии. Духовное противостояние не совпадает с фронтами дипломатической и военной борьбы между государствами Европы и Россией. Но с некоторого времени в традиционные межгосударственные конфликты вливаются новые мотивы и принципы.
Веками относясь к России отчужденно или агрессивно, европейские элиты боялись её могущества. В начале XX века появились симптомы опережающего хозяйственного роста России. Усиление России было одной из причин развязывания Первой мировой войны, вызывало неприязнь не только у противников, но и у союзников России. После большевистского переворота не только Германия, но и страны Антанты стремились сокрушить российскую государственность. К роковому моменту отношение к России складывалось под влиянием общеевропейского идеологического помутнения, которое захватило не только революционеров, но и элиты. В европейском общественном мнении господствовали представления о том, что российское самодержавие является реакционной силой. Национальные традиции и православная религиозность России казались опасно чуждыми. Идеологизированное восприятие рисовало православную Россию в виде мирового пугала, поэтому в 1917 году европейские государства подтолкнули Россию к пропасти.
Столетиями Европе удавалось сохраняться благодаря тому, что в сложном общежитии, во всех конфликтах и войнах государства не стремились к разрушению политического строя противника. Ибо сегодняшний противник завтра становился союзником. Во всех столкновениях сохранялись нормы, по которым асоциальные, антигосударственные элементы признавались таковыми для всех сторон. Можно было терпеть на своей территории террористов соседа, но считалось недопустимым делать ставку на экстремистские элементы стран противника. Европейские государства стремились сообща нейтрализовать хаотическую антисоциальную стихию. Так было в годы Священного союза в первой половине XIX века. Бисмарку в войне с Францией не приходило в голову поддерживать Парижскую коммуну.
В Первой мировой войне размываются классические представления о войне как продолжении политики другими средствами. Политика направлена на то, чтобы защитить свои интересы, оградиться от соперников или добиться преимуществ. Политического противника следует ослабить или повергнуть, но его не нужно уничтожать. Интуиция политического самосохранения была утеряна в терпящей поражение Германии, которая пошла на полное разрушение России. Германский Генеральный штаб принимает план международного авантюриста-революционера Парвуса и выделяет крупные средства на мобилизацию антигосударственных и антисоциальных сил в России. Парвус – гениальный идеологический тактик – предложил объединить на германские деньги усилия революционных партий для пропаганды, саботажа, забастовок и подготовки вооруженного восстания в России. При германской денежной поддержке предполагалось вызвать социальный взрыв в России. Этим открывался внутренний фронт борьбы с Россией. Миллионы германских марок послужили возрождению полуразвалившейся большевистской партии. Помощь придала силы Ленину, находившемуся в одиночестве в Швейцарии, потерявшему надежду на победу Германии, разочаровавшемуся в возможности революции в России (в обращении к швейцарской социалистической молодежи осенью 1916 года Ленин заявил, что его поколение не доживет до революции в России). Вождь российского пролетариата погрузился в авантюры с революцией в Швейцарии и Швеции, ибо потерял надежду революционно оседлать Россию, искал для походов против человечества другую европейскую лошадку. В этот момент Германия вступает в сговор с силами европейской революции против России и делает ставку на политических маньяков-маргиналов.
С разрушением православной России недопустимый подход становится расхожим, подрывная деятельность оказывается не исключительным, а важнейшим средством борьбы. С разрушением остатков христианской морали на Западе мир стремительно катится к современному разгулу терроризма и политических переворотов.
В России интернациональным революционным силам впервые удалось захватить государственную власть при решающей помощи Германии. Это принесло Германии и многим странам неисчислимые бедствия. Идеократия – это власть антисоциальная, разрушающая традиционный жизненный уклад народов. Первая в мире страна Советов оказалась первым плацдармом интернациональных сил мирового социального переворота – мировой революции. Поверженной оказалась и Германия, революцию в которой развязали силы, которые она вскормила. Национал-социалистская реакция на социалистические революции в России и в Германии закономерна: вас пугает чудовищный русский коммунизм – получайте фашизм, гарантирующий закон и порядок. Так был запущен идеологический маятник, определяющий дальнейшую историю. Обе формы идеократии развязали мировую бойню, победы в которой быть не могло, ибо вопрос состоял в том, какая форма заразы поразит человечество. Победила зараза коммуносоциалистическая, и политическая карта мира стала стремительно краснеть. С тех пор коричневая чума служит пугалом, чтобы народы отдались красной холере. Идеологии социального небытия ставят человечество перед выбором, под каким знаменем погибнуть: либо в насаждении всеобщей социальной «справедливости» (знамя красное), либо в насаждениизакона и порядка (знамя коричневое).
С крушением России мировая история перешла в апокалиптическое измерение. Это не христианская апокалиптика завершения и итога, а сатанинский апокалипсис разрушения Божьего мира. На Русской Голгофе велась мировая битва с духами социального небытия. Но на Западе боялись не коммунизма, а России. В течение десятилетий советского интеркоммунизма на Западе распространялись «научные» концепции о том, что Россия всегда была тоталитарной, жестокой и агрессивной страной, а рожденный в Европе коммунизм изначально человечен. В качестве доказательства приводился тот факт, что по мере отдаленности от Москвы коммунистические режимы становились мягче: коммунизм с человеческим лицом, еврокоммунизм. Западная общественность не хотела признавать, что Россия оказалась эпицентром всемирного катаклизма, в котором разрушения больше, чем на периферии. Западное общественное мнение убеждало себя, что Восточную Европу, Центральную Америку, Ближний, Средний и Дальний Восток, далекую Африку захватывает не коммунистический режим, а Россия Советская, которая унаследовала «экспансию» России Петровской и Руси Московской. В этом западные либералы оказывались единомышленниками со своими врагами: «Россия от Иоанна Грозного и Петра Великого вплоть до Ленина и Сталина идет своим неизменным путем. Я скажу более: Россия в организации советов нашла выражение своей истинной природы» (А. Гитлер).
На Западе и в прозападной общественности в России не способны признать, что радикальные революционные партии России состояли по преимуществу из инородцев: «Российская социал-демократическая партия, примерно, включает сто тысяч человек. Из этих ста тысяч человек русских двадцать пять тысяч, евреев тридцать тысяч, поляков пятнадцать тысяч, латышей шестнадцать тысяч» (Ленин). Интернационалистическую по духу и составу большевистскую партию не раз спасали белочехи, латышские стрелки, китайцы, многонациональные части особого назначения (ЧОН, ЧК), комиссары – рекруты мировой революции. Коммунистический режим отстраивали и поляки (Дзержинский, Менжинский), и евреи (Троцкий, Каменев, Зиновьев, Свердлов), и грузины (Джугашвили-Сталин, Берия), и украинцы (Дыбенко, Крыленко)… Ударная сила коммунизма изначально была интернационалистической по составу, русские в ней были в меньшинстве.
Россия в ХХ веке не только пережила внутренние катастрофы, но была превращена в арену консолидации сил мирового зла. Страна и народ выжили в ситуации смертельной опасности, век антирусской революции сменяется веком русского духовного прорыва.