Более 306 лет назад под Мур-Мызой (в 80 км от Риги) произошел печально-анекдотический случай, превративший полную победу русских войск в поражение. Это происшествие стало хорошим уроком для российских военачальников.
Дело было так. Начало 1705 года, совпавшее с шестым годом Северной войны русских против шведов, царь Петр I встречал в приподнятом настроении. И было отчего. В далеком прошлом осталась нарвская конфузия. Король шведов забияка Карл XII крепко увяз в Польше, тщетно преследуя тамошнего властелина Августа, а шведских генералов, оставленных им на русском фронте, россияне научились бить. Была уже отвоевана Нева с крепостями Нонбург и Ниетанц, Дерпт и Нарва. Тем временем фельдмаршал Борис Шереметев успешно действовал в Эстляндии, нанося чувствительные уколы здешним шведским гарнизонам.
На военном совете в июне 1705 года решено было театр военных действий расширить. Петр определил Шереметеву задание – идти в Курляндию на шведского генерала Левенгаупта и там блокировать его. Борис Петрович, изменив своей обычной медлительности, тут же тронулся в поход с пятнадцатитысячным войском.
Прослышав о приближении русских, Левенгаупт выступил навстречу с 10 тысячами шведов. 26 июля оба войска сошлись в сражении у селения Гемауерттоф (русские называли его Мур-Мызой) в 80 километрах от Риги. Сражение продолжалось весь день и было вполне удачным для русских: очевидцы сообщают, что едва уцелело три тысячи шведов. Но россияне навредили самим себе же: дорвавшись до шведского обоза, они забыли обо всем на свете и кинулись на его разграбление. Левенгаупт, воспользовавшись ситуацией, нанес столь мощный удар, что русские бросились бежать, оставив шведам 13 пушек. Однако сам Левенгаупт на следующий день поспешно отступил в Ригу - и было отчего. «Если бы наши на другой день ударили, - писал Петр I, - то победа была бы нам полная».
Шереметев был столь ужасно расстроен столь неудачным началом кампании, что царю пришлось самому же его утешать, указывая, что неудачи бывают даже полезны. «Не извольте с бывшем нещастии печальны быть (понеже всегдашняя удача много людей ввела в пагубу), но забывать и паче людей ободривать», - писал ему Петр, добавляя, что «некоторый несчастливой случай при Мур-Мызе учинился от недоброго обучения драгун (о чем я многажды говаривал)».
Пришлось отложить намечавшуюся осаду Риги - тем более, что победоносный Левенгаупт стал там со своей армией. И тогда-то ранней осенью, будто в подтверждение слов Петра, последовала за неудачей большая удача. В первой половине сентября сдалась Митава (ныне Елгава), спустя неделю - Бауск (ныне Бауска). Добыча была большая: 326 пушек. Петр торжествовал больше всего потому, что эти два события отрезали курляндскую армию шведов от Польши: покорение Митавы «великой есть важности, понеже неприятель от Лифлянд уже весьма отрезан, и нам далее в Польшу поход безопасен есть».
Но Карл II, по-прежнему пребывая под гипнозом победной для него нарвской баталии, не желал ничего слышать о «московитах», а известие о сражении при Мур-Мызе только укрепило его представление о них, как о «диких варварах». Через три-четыре года надменному шведу пришлось горько разочароваться. Тот же Левенгаупт был сначала вдребезги разгромлен в сражении при Лесной, чтобы спустя год угодить в плен под Полтавой, откуда едва успел унести ноги его патрон.