1.
На допросе в Симбирске 2 октября 1774 года
закованный в кандалы Емельян Пугачёв на одно из обвинений ответил:
«Я не ворон, я воронёнок. А ворон-то ещё летает!»
Всё дальше и дальше уходит от нас за исторический горизонт год 1917-й. Пожалуй, вряд ли найдутся в России люди, не знающие или забывшие, каким выдающимся значением, каким символическим смыслом запечатлелась навсегда в народной памяти эта дата. По заключению социологов, в современной России тема революции 1917-го года до сих пор остаётся актуально жгучей и первой среди самых спорных вопросов политической истории нашего Отечества (следом за Октябрьской революцией в списке «злободневных» тем идут реформы Петра I). Более четверти населения России убеждены, что социально-политические противоречия, вызвавшие революционные потрясения 93-летней давности, по-прежнему сохраняют свою остроту, и гражданское противоборство в российском обществе продолжается. Это свидетельствует о том, что русская революция 1917-го года и последовавшая за ней гражданская трагедия 1917–1922 годов до сих пор является некой кровоточащей раной в исторической памяти нашего народа. До сих пор ещё нет вполне удовлетворительного, внятного и беспристрастного объяснения, могущего призвать граждан современной России к примирению на уровне понимания и оценок тех событий.
Октябрьская революция 1917-го года – громадное историческое событие всемирного масштаба, событие уникальное и с каждым годом... всё менее понятное. Теперь, спустя более чем 90 лет, о той революционной эпохе известно если не всё, то очень многое: рассекречены и открыты документальные материалы, издан многотомный «Архив русской революции», а колоссальный массив книг, альбомов и журнально-газетных публикаций по этой теме сегодня можно учесть разве что методами статистики. И всё же за громадою известных и вновь открытых формальных сведений для нас исчезает из вида глубокое содержание 1917-го года – судьбоносного для нашего Отечества, навсегда разделившего русскую историю на периоды «до» и «после». Ныне, на новом историческом изломе, мы пристально всматриваемся в прошлое своего народа, пытаемся прозреть сквозь пелену времени и толщу десятилетий, отделяющих нас от Октябрьской революции, и силимся понять, какими последствиями, каким историческим эхом отозвалось это выдающееся событие в сегодняшней жизни России. Попытаться осознать истоки и смысл Октябрьской революции 1917-го года особенно важно теперь, когда значительная часть российского общества, испуганная мифом о «проклятом советском прошлом», в своих симпатиях шарахнулась к другому мифу – о «безукоризненно-светлом», почти «безгрешном» дореволюционном «рае». Во многом этому способствуют новые идеологи либерально-буржуазных реформ в современной России, заостряющие внимание на наших неудачах, видя их причины в Октябрьской революции и приходе к власти большевиков. Очевидно, что это объяснение сложнейшего исторического вопроса страдает предвзятой односторонностью и является всего лишь идеологическим штампом. (К слову сказать, это заблуждение есть типичное проявление логической ошибки, которая настолько распространилась и укоренилась в массовом сознании человечества на обыденном уровне, что ещё в древности получила специальное определение в среде учёных-логиков и побудило их сформулировать правило: Posthoc, nonergopropterhoc(лат.), что в переводе на русский звучит так: «После этого, не значит, по причине этого»).
Дать оценку такому эпохальному явлению как Октябрьская революция 1917-го года невероятно трудно. Тем более сложно это сделать теперь, когда революция и последующие за ней события обросли всякого рода мифами и застыли в наших исторических представлениях в виде неких стереотипов, чаще всего «лубочных», неверных и искажённых. Научная, мемуарная и художественная литература, кинофильмы и песни, историческая живопись и музейные экспозиции, посвященные революционной эпохе, сообщая нам массу сведений, часто противоречивых, затемняют от нас подлинное содержание революции ещё больше. Их авторы не вольны отстраниться от знания того, что было «после» и потому эти источники дают представления не о самом историческом явлении, как таковом, а представляют это явление сквозь призму оценки его последствий. И в этом много субъективного. Однако, чтобы постараться понять такое сложное историческое явление как Октябрьская революция 1917-го года, мы должны обратиться к рассмотрению не только последствий, но и причин этого события, вникнув в обобщённый свод некоторых тревожных предвещаний, сделанных наиболее прозорливыми и чуткими людьми предреволюционной эпохи. Эти предсказания ценны уже тем, что сбылись почти в точности – для кого-то к счастью, для кого-то к сожалению. Вместе с тем, приняв во внимание эти пронзительные размышления накануне 1917-го года, мы, думается, сможем если не ограниченной силой разума, то силою внутреннего ока собственной интуиции постараться ещё раз осмыслить Октябрьскую революцию, теперь уже с высоты прошедших девяти десятков лет.
2.
За сотню лет до Великого Октября известный писатель и государственный деятель А.С.Шишков (1754–1841) провозгласил: «Слава тебе, русский язык, что не имеешь слова революция и даже равнозначащего ему! Да не будет оно никогда тебе известно, и даже на чужом языке не иначе, как омерзительно и гнусно!» Эти слова, похожие скорее на велеречивое заклинание, никак нельзя отнести к пророчеству. В начале XIXвека Россия всё более деятельно входила в орбиту европейской цивилизации и по-детски наивно старалась перенять её опыт. Вместе с тем российское общество постепенно усваивало многие новые понятия, вкусы и взгляды, в том числе и политические. Ещё не ясно, ещё смутно, но всё более настойчиво и соблазнительно стали проявляться на фоне наших, доморощенных общественно-политических представлений идеи социализма и социальной революции на западный манер. Тогда же, за сто лет до Октябрьской революции, французский политик, публицист и философ Жозеф де Местр (1753–1821) не без оснований заметил: «Если русская нация, усвоив наши опасные новшества и найдя в них вкус, решится сопротивляться всякому ущемлению того, что она назовет своими конституционными правами, если какой-нибудь университетский Пугачёв возглавит некую партию, а народ вместо своих азиатских вылазок примется за революцию на европейский лад, – тогда свершится нечто настолько страшное, что одна мысль об этом лишает меня дара речи». Особенно поразительно звучат здесь слова об «университетском Пугачеве», ведь будущий вождь пролетарской революции в России и основатель первого в мире социалистического государства, как известно, учился в Казанском университете. Трудно сказать, каким образом проницательный француз смог угадать будущность русской нации. Впрочем, в философии Жозеф де Местр был сторонником религиозного провиденциализма, то есть истолкования истории как осуществления замысла Бога. Как знать, быть может в этом убеждении и был источник его интуиции.
В середине XIXвека, вынужденная стремлением цивилизовать жизнь отсталой страны, верховная власть России приступила к выработке соответствующего законодательства, которое должно было стать основанием для будущих Великих реформ. Намечалось большое событие – отмена крепостного права. Для этого с 1859 по 1860 гг. создавались Редакционные комиссии, состоявшие из чиновников и членов-экспертов из поместного дворянства. Однако уже на подготовительной стадии законопроекта, стало ясно, что предстоящая Великая реформа предполагает изменить не только хозяйственный уклад России, но также в корне переменить и сами общественные отношения в традиционно-патриархальной стране. Один из идеологов славянофильства К.С.Аксаков (1817–1860), обращаясь к членам редакционной комиссии, высказался на этот счёт весьма решительно: «Вы подняли руку на народ. Злое дело, худое дело. Вы посягнули на душу народа; это уже настоящее душегубство. Остаётся утешаться, что не всегда же русская история будет сочиняться в Петербурге, и что вам, господа, совершить душегубства над русским народом на деле не удастся».
Великие реформы 1861 года ознаменовали вступление России в эпоху капитализма. Освобождение крепостного населения сельскохозяйственной страны происходило в духе новых общественных отношений – либерально-коммерческих по своей сути, и осуществлялось правительством под девизом: «Ни копейки из государственной казны». Все тяготы по финансированию реформы были возложены на податное крестьянство. Теперь крестьянин обязан был выкупать ту землю, на которой он извечно работал прежде. Выкупная операция нисколько не уменьшала выгод помещиков, не ухудшала она и финансового положения государства. У многих современников реформы сложилось убеждение, что крестьян попросту обманули и ограбили.
Реформы привели к катастрофическому обезземеливанию русских крестьян, составлявших большинство населения России. Отныне русское крестьянство станет испытывать постоянный и мучительный «земельный голод», год от года будет происходить обнищание тысяч людей, неразрешённость земельного вопроса превратиться в истинное проклятие для страны. Вместе с тем постепенно произошло и разрушение традиционного мировоззрения русского простонародья и подмена его новыми буржуазными «идеалами». Уже в скором времени это привело к невиданному имущественному расслоению российского общества с последующим разорением значительной его части. Уже не сословные противоречия патриархального уклада, а классовая рознь нового капиталистического строя разделяла русский мир. Вот почему многие прозорливые современники реформ высказывались о будущем России весьма мрачно. Г.И.Успенский (1843–1902), писатель и знаток пореформенной русской деревни, справедливо предупреждал: «По всему можно видеть, что разъединение деревенского общества на разные лагери, и лагери не вполне дружелюбные, сулит в перспективе явления весьма неблагоприятные... через десять лет крестьянам нельзя будет жить на свете: они воспроизведут к тому времени два новых сословия, которые будут теснить и напирать на «крестьянство» с двух сторон: сверху будет наседать представитель третьего сословия, а снизу тот же брат мужик, но уже представитель четвёртого сословия, которое неминуемо должно быть, если будет третье. Этот представитель четвёртого деревенского сословия непременно будет зол и неумолим в мщении, а мстить он будет за то, что очутился в дураках... И горько поплатятся за это все те, кто, по злому, хитрому умыслу, по невниманию или равнодушию, поставил его в это «дурацкое» положение». Это было объявлено в 1883 году. Примерно тогда же пугающе пророчески прозвучало и замечание министра народного просвещения А.В.Головнина (1821– 1886): «За последние сорок лет правительство много брало у народа и дало ему очень мало. Это несправедливо. А так как каждая несправедливость всегда наказывается, то я уверен, что наказание это не заставит себя ждать. Оно настанет, когда крестьянские дети, которые теперь грудные младенцы, вырастут и поймут всё то, о чём я только что говорил. Это может случиться в царствование внука настоящего государя». По иронии ли истории, или по воле проведения, но внуком Александра IIоказался последний российский император Николай II, наспех казнённый в разгар Гражданской войны в 1918 году.
В начале XXвека слова «революция» и «социализм» не только стали хорошо известные русскому языку, но и сами понятии эти во всю уже владели умами, особенно образованной части российского общества. После социально-политических волнений в России в 1905–1907 гг. тревожное предчувствие грядущих потрясений стало всеобщим. Впрочем, бурную разноголосицу того времени вряд ли можно назвать пророческой. Радикально настроенная часть общества, в первую очередь революционизированная разночинная интеллигенция, скорее не предсказывала, а кликушески истерично вызывала духов будущих перемен. Над этим бушующим морем страстей возвысился голос сборника статей русской интеллигенции «Вехи», изданного в Москве в 1909 году группой видных российских религиозных философов и публицистов (Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. Б. Струве, С. Л. Франк, А. С. Изгоев). «Веховцы» выступали с критикой идеологии и практических установок революционной, социалистически настроенной интеллигенции, атеистического материализма, политического радикализма, идеализации народа и т. п. «Вехи» провозглашали первенство духовной жизни над материально-общественной: «внутренняя жизнь личности есть единственная творческая сила человеческого бытия». Впрочем, идеи и предупреждения проницательных мыслителей особенно не повлияли на общее настроение российского общества. По меткому выражению писателя ИЛ.Солоневича (1891–1953) : «Их читали все, но их не слушал никто».
Чем скорее приближался рубеж Великого Октября, тем точнее становилось предчувствие бури. В 1913 году А.А.Блок (1880–1921) написал: «Есть Россия, которая, вырвавшись из одной революции, жадно смотрит в глаза другой, может быть, более страшной». Блоку вторил В.В.Маяковский (1893–1930), который выразился яснее, хотя и не совсем верно угадал дату: «В терновом венце революций грядет 16-й год». Самым прозорливым оказался поэт В.Хлебников (1885–1922), предсказавший, что скоро для России «внешняя война перейдет в мертвую зыбь внутренней войны». В 1912 году он опубликовал таблицу с датами падения великих государств, там стояла последняя дата – 1917-й год.
Скоро грянула Первая мировая война – война планетарного охвата, которая не только ознаменовала собою трагическое завершение старого, «традиционного» мира, но и определила последующее развитие новейшей всемирной истории, вплоть до наших дней. Первая мировая война стала ещё одной эпохальной разделительной вехой, разорвавшей всемирную историю на «до» и «после». Это грандиозное историческое событие перекроило не только экономико-политическую карту нашей планеты, но также основательно изменила и мировоззрение всего человечества: изменились этические, эстетические, правовые, политические и даже религиозные взгляды и отношения людей нового времени. Эта война задала тон всему XXвеку, она послужила началом многочисленных национальных революций и гражданских войн, в том числе и в России. Совсем незадолго до войны, пороховые веяния которой уже носились в воздухе, бывший министр внутренних дел и усмиритель революции 1905 года П. Н. Дурново (1845–1915) как никто другой верно определил глубочайшие настроения русского народа, предсказал судьбу России и предупредил царя, что назревающая война вызовет революционные волнения. «Особенно благоприятную почву для социальных потрясений, – писал Дурново, – представит Россия, где народные массы исповедуют принципы бессознательного социализма... В случае военных неудач социальная революция, в самых крайних её проявлениях, у нас неизбежна... Начнётся с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнётся яростная против него кампания, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги... Побеждённая армия окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддаётся даже представлению». В ноябре 1916 года, после знаменитых «яростных речей» Милюкова, Шульгина и других депутатов в Государственной думе, в правительстве снова вспомнили о записке П.Н.Дурново (тогда уже покойного), в которой говорилось, что «либералы столь слабы, столь разрозненны, и... столь бездарны, что торжество их стало бы столь же кратковременно, сколь и не прочно... Затем выступила бы революционная толпа, коммуна, гибель династии, погромы имущественных классов», – вспомнили, но не приняли никаких действий, чтобы попытаться хотя бы в какой-то мере смягчить накал нараставших в обществе глубочайших противоречий.
Вслед затем в России грянула сама Революция – не единожды предсказанная, и вместе с тем всё равно неожиданная. Она разразилась на фоне войны и в связи с войной, в обстановке военных лишений, нарастающей разрухи, развала транспорта, продовольственного и топливного кризиса. К началу 1917 года страна потеряла 20 западных губерний, треть промышленного потенциала; общие потери России за годы войны составили 2,3 млн. человек убитыми, столько же ранеными, столько же пленными.
За две недели до начала волнений (10 февраля 1917 г) председатель думы М.В.Родзянко (1859–1924) заявил царю Николаю II: «Я Вас предупреждаю, я убеждён, что не пройдёт и трёх недель, как вспыхнет такая революция, которая сметёт и Вас, и Вы уже не будете царствовать». «Откуда Вы это берёте ?» – спросил царь. «Из всех обстоятельств, как они складываются», – ответил Родзянко. «Ну, Бог даст...», – промолвил царь. «Бог ничего не даст, революция неминуема», – сказал Родзянко, вероятно, не без дрожи в голосе...
Февраль 1917-го года по существу был лишь прелюдией к той драматической оратории, заключительным аккордом которой прогремел октябрьский выстрел крейсера «Аврора». Сбылось то, что за долго до краха старой Росси пронзительно предсказал один из прозорливцев своего времени – Л.Н.Толстой (1828–1910): «К власти придут болтуны-адвокаты и пропившиеся помещики, а после них – Мараты и Робеспьеры». Всё это сбылось в точности, причём сбылось неизбежно. К власти пришли болтуны-адвокаты (Керенский) и пропившиеся помещики (князь Львов, председатель первого революционного правительства). Их смели Мараты и Робеспьеры – герои новой, уже Советской России. Вслед за тем с такою неизбежностью в России разразилась Гражданская война. Погибло около четверти населения страны – в ходе широкомасштабных военных действий, от жуткого голода и нищеты, от тифа и холеры, от всестороннего и всеохватного террора... То была великая жертва, безмерная плата народа России за воплощение вековых идеалов и чаяний справедливого жизнеустройства, за право жить в новом, небывалом ещё никогда в истории и нигде на планете обществе честного братства и единения людей мирного труда, – в обществе, родившемся в Октябре 1917-го года.
3.
Не забывая о страшных страданиях, сопровождавших революционною эпоху, и не обращая внимания на модные ныне толки и мифы о том трагическом времени, нельзя не признать, что Октябрьская революция 1917-го года была мучительным проявлением неизбывного стремления людей к идеальным формам общественного устройства. Сама Всемирная история, как мы её знаем, убеждает нас в том, что человечество от начала своего стремилось к совершенным формам общественной жизни во всех её проявлениях: через кровавые потрясения и коренные изломы к совершенству социальному, путём падений и взлётов к совершенству политическому и хозяйственному, через глубокие заблуждения и величайшие прозрения к совершенству духовному. В этом мучительном поиске путей к совершенству, возможно, и заключается смысл Истории.
Архивы русской революции хранят множество документов первых её лет. Совокупное их содержание объединяет идея сплочения всего человечества во имя общего счастья и мира на земле, во имя «преодоления рабских оков природно-исторического бытия», во имя многих великих истин, известных ещё с древних времён, и получивших новое осмысление в бурные дни Октября 17-го. Среди прочих материалов той титанической эпохи встречаются документы, порой случайные и обрывочные, но всякий раз поражающие нас даже через десятилетия своей наивной, но искренней верой в светлые идеалы. Солдат-отпускник с турецкого фронта просит прислать в деревню литературы – «несколько программ и самых влиятельных, с тонкостями доказательств и разъяснений для пробуждений энергии к достижению социализма и блаженства на земле».Председатель чрезвычайного совещания делегатов от сёл и деревень глухого уезда Нижегородской губернии призывает крестьян «объединиться в единую семью», чтобы дать отпор врагам революции и сохранить её завоевания: «Стойте же, товарищи, дружно и смело и не сдавайте дорогую свободу, держите крепче и выше трудовое Красное знамя, которое скоро взовьётся над всем миром, и тогда на всём земном шаре настанет тот рай, который проповедовал Христос». Конечно, теперь это всё кажется нам наивным. Но даже эти извлечённые из архивного множества примеры рисуют громадный размах мечты о всеобщем братстве, захватившей в 1917 году миллионы и указывают на присутствие в спектре русской революции широкой нравственной полосы.
Но отчего же, спросит наш современник, – с простодушной ли грустью, или с язвительною усмешкой, – отчего же спустя десятилетия этот миллионный накал энергий, этот благородный порыв иссяк, рассеялся, извратился в собственную противоположность, выродился в самые пошлые и вульгарные формы «ветхого» прошлого, но уже с новым, нетипичным для России буржуазным утком – теперь даже не на аристократический европейский лад, а скорее на американский, плебейский по своей сути, модный манер ? Объяснить это «изнутри» нашей современности нелегко, а будущность наша, понятно, ещё молчит. Но прислушаемся снова к голосу былого. Вскоре после Октябрьской революции, Гражданской войны и установления Советской власти философ Н.А.Бердяев (1874–1948), очевидец русской смуты, попытался узреть грядущее: «Русский народ никогда не был буржуазным, он не имел буржуазных предрассудков и не поклонялся буржуазным добродетелям и нормам. Но опасность обуржуазивания очень сильна в советской России. На энтузиазм коммунистической молодёжи к социалистическому строительству пошла религиозная энергия русского народа. Если эта энергия иссякнет, то иссякнет и энтузиазм и появится шкурничество вполне возможное и при коммунизме... Возможно даже, что буржуазность в России появится именно после коммунистической революции». Об опасности перерождения части общества, особенно верхушки, и возникновения советской буржуазии, так называемых «совбуров», предупреждал и первый Нарком просвещения молодой Советской республики А.В.Луначарский (1975-1933): «С точки зрения марксизма существует не только вероятность, но и неизбежность того, что мелкобуржуазная страна стихийно выделяет из себя крупную буржуазию. При этом, что касается нэпмановских «сливок», то их можно собирать и употребить на пользу государства, а если они уж очень горчат, то можно и куда-нибудь в Нарым скинуть. Это не так опасно, как другое. Не случится ли так, что свой человек, который хозяйственно, административно, культурно вырос и который по всем правам – потому что он действительно талантливый, знающий, опытный, – руководит страной, не превратится ли он в «совбура»?
Увы, это так. Отгремели легендарные 1920-е годы – пора романтической революционной юности. Отошла в прошлое эра великих строек и небывалого по темпам становления народного хозяйства СССР. Предвоенная эпоха – промежуток истории Советского общества величайшего воодушевления, проявления той самой «религиозной энергии» народа. Миновали тяжелейшие годы Великой Отечественной Войны и последующего этапа восстановления мирной жизни. Это были трагические и вместе с тем героические времена невероятных перегрузок физических и душевных сил всех советских людей – и руководителей, и рядовых тружеников. Однако вскоре после смерти И.В.Сталина постепенно началось мелкобуржуазное, а затем и буржуазное перерождение верхушки КПСС (государствообразующей организации) и отчуждение партийных верхов от народа. Так покатилось Жёлтое колесо лукавых перемен по кривой колее: от обещаний Хрущёва будто «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» (впоследствии – прямой подрыв доверия граждан к словам руководителей) ипопыток внедрения в плановую социалистическую экономику элементов экономики рыночного общества массового потребления (по существу разрыв с советской экономической политикой прошлого) до горбачёвской пропаганды «общечеловеческих ценностей» и строительства «общеевропейского дома». В последующем стержнем новой системы ценностей стало «напутствие» Ельцина соблазнённым обывателям: «Стремитесь стать богатыми и заботьтесь о собственном благополучии, тогда всё общество станет богатым и все будут жить хорошо». Этот примитив, это пошлое шкурничество нашло своё продолжение в ещё более куцей формуле, подсунутой массам под видом новой «национальной идеи» – конкурентоспособность !
И всё же идеалы социального мира и социальной справедливости Великого Октября по-прежнему глубоко укоренены в сознании народа России. Принципы «бессознательного социализма», как и столетие назад, остаются основою наших общественных воззрений. Эти идеалы выше политико-экономических формул и выхолощенных государственных доктрин. Сегодня они обретают особую, острую важность перед явно нарастающей угрозой потери будущего: потребительская цивилизация постепенно подводит нашу страну к гибели. Если этого не произойдёт, то рано или поздно нам всем придётся снова восстанавливать страну, как это было сразу после Октября 1917-го. Но бессознательный социализм обязательно должен смениться сознательным. Иначе нам не избежать новых ошибок.
Октябрь 2011 год.