Вы здесь

3. Петр Лавров.

 

ПЕТР ЛАВРОВ

(1823-1900)

«Средством для распространения истины не может быть ложь: средством для реализации справедливости не может быть ни эксплуатация, ни авторитарное господство личности... Люди, утверждающие, что цель оправдывает средства, должны были всегда сознавать: кроме тех средств, которые подрывают самую цель».
Это слова знаменитого русского мыслителя-социалиста Петра Лавровича Лаврова, который родился 14 июня 1823 года в селе Мелехове, Псковской губернии. Отец его был русский дворянин, полковник в отставке, мать — дочь обрусевшего шведа. Петр Лаврович очень рано развился. К четырнадцати годам, когда отец определил его в артиллерийское училище, он знал уже три европейских языка, читал в подлиннике произведения лучших представителей всемирной литературы. Одновременно он усердно занимался историей и математикой и писал стихи.
Еще в артиллерийской школе Лавров проникся энтузиазмом к идеям свободы и прогресса, а молодым офицером он познакомился с сочинениями великих французских и английских социалистов первой половины 19 века. По окончании школы в 1842 году, он был приглашен гуда же преподавателем высшей математики, которую преподавал потом и в других высших военных школах. В середине пятидесятых годов началась его учено-литературная деятельность. Полковник артиллерии, профессор математики, историк культуры, стремившийся всю {30} жизнь к научной работе, стал, «неисповедимыми судьбами русского интеллигента» одним из виднейших революционеров, одним из теоретиков «русского социализма», иначе говоря, русского народничества». В 1862 году он вступил в тайное революционное общество «Земля и Воля», с которым был тесно связан Чернышевский. После покушения Дмитрия Каракозова на Александра II, Лавров был арестован и сослан в Вологодскую губернию за свои «вредные идеи».
В ссылке Петр Лаврович усиленно занимался литературной деятельностью. Там он написал свои знаменитые «Исторические письма», которые печатались в журнале «Неделя», а потом вышли отдельной книгой. Статьи и книга имели огромный успех.
В «Исторических письмах» Лавров в основу своего идеала кладет всестороннее развитие человеческой личности. Это цель. Общественная солидарность — лишь средство для развития личности. Он пишет:
«Развитие личности в физическом, умственном и нравственном отношении, воплощенное в общественных формах истины и справедливости, вот краткая формула, обнимающая, как мне кажется, все, что можно считать прогрессом».
Развивая это положение и изучая отношение личности к обществу, Лавров приходит к выводу, что нельзя ни личность подчинять обществу, ни общество личности. Поэтому он отрицает крайний индивидуализм и крайнюю общественность:
«И то, и другое есть призрак... Общество вне личностей не заключает ничего реального (действительного). Ясно понятые интересы личности требуют, чтобы она стремилась к осуществлению общих интересов; общественные цели могут быть достигнуты исключительно в личностях. Поэтому истинная общественная теория требует не подчинения общественного элемента личному и не поглощения личности обществом, а слития общественных и частных интересов. Личность должна развить в себе понимание общественных интересов, которые суть {31} и ее интересы; она должна направлять свою деятельность на внесение истины и справедливости в общественные формы, потому что это есть не какое-либо отвлеченное стремление, а самый близкий эгоистический ее интерес. Индивидуализм на этой ступени становится осуществлением общего блага помощью личных стремлений, но общее благо и не может иначе осуществиться. Общественность становится реализированным (осуществлением) личных целей в общественной жизни, но они и не могут быть реализированы в какой-либо другой среде».
Знаменитое «движение в народ» в 1871 году началось под самым непосредственным влиянием «Исторических писем». Появление их в 1870 году отдельным изданием было событием для русской молодежи, и знаменовало собой новую эру в жизни русской интеллигенции.
«Надо было жить в 70-ые годы, в эпоху движения в народ, — пишет Н. С. Русанов, — чтобы видеть вокруг себя и чувствовать на самом себе удивительное влияние, произведенное «Историческими письмами»! Многие из нас, юноши в то время, а другие просто мальчики — не расставались с небольшой, истрепанной, нечитанной, истертой в конец книжкой. Она лежала у нас под изголовьем. И на нее падали при чтении ночью наши горячие слезы идейного энтузиазма, охватившего нас безмерной жаждой жить для благородных идей и умереть за них... К черту и «разумный эгоизм», и «мыслящий реализм», и к черту всех этих лягушек и прочие предметы наук, которые заставили нас забывать о народе! Отныне наша жизнь должна всецело принадлежать массам». (Н. Русанов — «Социалисты Запада и России», Спб. 1909 г., стр. 227 и 228).
В начале 1870 года Лавров бежал из ссылки и в марте 1870 года очутился в Париже. «Вывез» его из ссылки и благополучно доставил в Петербург знаменитый революционер Герман Александрович Лопатин. В Париж Лавров приехал по приглашению Герцена, но уже не застал его в живых (Герцен скончался 21 января 1870 г.).
{32} По словам Лопатина, который потом был очень близок к Лаврову и в течение ряда лет чуть ли не ежедневно бывал у него в Париже, Лавров быстро познакомился со знаменитыми французскими учеными и с руководителями рабочего и социалистического движения. Вначале Лавров надеялся на скорое наступление в России лучших времен и на возможность возвращения на родину. Поэтому он рассчитывал «служить делу прогресса в наиболее свойственной ему сфере, путем литературной пропаганды в легальной русской печати наиболее прогрессивных идей из области философии, религии, науки, искусства и политических учений». Практическое участие в политике он считал несвойственным для себя делом и всячески отстранялся от него. И только когда он убедился, что его надежды на возвращение в Россию тщетны, и когда внезапная смерть его второй жены, А. П. Чаплицкой, опустошила его личную жизнь, он решил заняться антиправительственной пропагандой за границей и для этого вступил в сношения с кружком молодых русских революционеров, наиболее близких ему по своим взглядам. Он также стал членом Интернационала.
В начале мая 1871 года, по поручению руководителей Парижской Коммуны, Лавров поехал в Лондон, познакомился там с Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом и потом подружился с ними. С 1873 по 1876 год Лавров издавал сначала в Цюрихе, а потом в Лондоне революционный социалистический журнал «Вперед». В статье «Наша программа», опубликованной в первом номере журнала, Лавров писал:
«Перестройка русского общества должна быть совершена не только с целью народного блага, не только для народа, но и посредством народа. Современный русский деятель должен оставить за собой устарелое мнение, что народу могут быть навязаны революционные идеи, выработанные небольшой группой более развитого меньшинства, что революционеры-социалисты, свергнув удачным порывом центральное правительство, могут стать на {33} его место и ввести... новый строй, облагодетельствовав им неподготовленную массу. Мы не хотим насильственной власти, какой бы ни был источник новой власти».
Как и Герцен, Лавров был ярым противником всякой диктатуры. В 1874 году он писал в журнале «Вперед»:
«История доказала и психология убеждает нас, что всякая неограниченная власть, всякая диктатура партии, самых лучших людей, и что даже гениальные люди, думая облагодетельствовать народы декретами, не могли этого сделать. Всякая диктатура должна окружить себя принудительной силой, слепо повинующимися орудиями. Всякой диктатуре приходилось насильно давить не только реакционеров, но и людей, просто несогласных с ее способами действия. Всякой захваченной диктатуре пришлось истратить больше времени, усилий, энергии на борьбу за власть с ее соперниками, чем на осуществление своей программы с помощью этой власти.
О сложении же диктатуры, захваченной власти какой-либо партией, то есть о том, что диктатура послужит лишь «исходным пунктом революции», можно мечтать лишь до захвата. В борьбе партии за власть, в волнении явных и тайных интриг каждая минута вызывает необходимость сохранить власть, вызывает новую невозможность оставить ее. Диктатуру вырывает из рук диктаторов только новая революция... Неужели мало доказала история бессилие декретов, мероприятий, распоряжений для облагодетельствования масс?... Истина и солидарность нового социального строя не может быть основана на лжи и лицемерии, на эксплуатации одних людей другими, на игре принципами, которые должны лечь в основу нового строя, на овечьем подчинении кружков нескольким предводителям».
«Немногие диктаторы, поставленные случайно у конца государственного рычага, навязывающие механической силой свои личные фантазии несочувствующему, непонимающему и инертному большинству, суть отвратительные представители принудительной {34} государственности и могут сделать зло, как бы, впрочем, ни были направлены к общему благу их намерения».
Журнал «Вперед» имел большое влияние на широкие круги русской интеллигенции, особенно на учащуюся молодежь.
Иван Сергеевич Тургенев писал Лаврову:
«Программу Вашу я прочел два раза со всем подобающим вниманием; со всеми главными положениями я согласен». (А. Островский. Тургенев в Записках Современников. Издательство писателей в Ленинграде, 1929 г., стр. 266).
Тургенев субсидировал этот журнал. Сначала он давал тысячу франков в год, а потом пятьсот. По словам Германа Лопатина, который встречался в Париже с Тургеневым, Тургенев далеко не разделял программы «Вперед». Но он говорил:
«Это бьет по правительству и я готов помочь всем, чем могу» (Там же).
Лавров в статье «И. С. Тургенев» писал:
«Иван Сергеевич никогда не был ни социалистом, ни революционером. Он никогда не верил, чтобы революционеры могли поднять народ против правительства, как не верил, чтобы народ мог осуществить свои «сны» о новом «батюшке Степане Тимофеевиче» (Стеньке Разине); но история его научила, что никакие «реформы свыше» не даются без давления и энергичного давления — снизу на власть; он искал силы, которые были бы способны произвести это давление» (Там же, стр. 267).
Вследствие разногласий, возникших между так называемыми «впередовцами» и редактором, Лавров в 1876 году вышел из редакции. Появившийся в том же году его труд «Государственный элемент в будущем обществе», составил первый и единственный выпуск четвертого периодического сборника «Вперед». После выхода Лаврова из редакции, вышел еще пятый том, в составлении которого он не участвовал и на котором прекратилась деятельность «впередовцев» в России и за границей.
{35} В мае 1877 года Лавров опять переехал в Париж. В первые годы этого нового периода своей жизни он, по его собственным словам, имел очень мало сношений с русскими революционными группами. Он был связан с французскими социалистами, которые в 1877 году создали орган "Egalité" и принимал участие в этом органе. С того же года он начал читать у себя на квартире, а потом в зале на рю Паскаль, для русской молодежи, жившей в Париже, лекции о разных вопросах теоретического социализма и истории мысли.
В 1881 году в России было создано общество Красного Креста Народной Воли. Желая основать отдел за границей, оно избрало уполномоченными для этого Веру Ивановну Засулич и Лаврова. Публикации в иностранных журналах, приглашавшие к пожертвованиям в пользу только что основанного общества, послужили поводом изгнания Лаврова из пределов Франции.
Об этом ему было объявлено 10 января 1882 года. 13 февраля он выехал в Лондон. Вскоре после этого в газетах появилось сообщение, что какая-то русская дама, в Женеве, стреляла в немца, которого приняла за Лаврова. Ее судили и признали помешанной.
В Лондоне Лавров получил от Исполнительного комитета Народной Воли из России приглашение вступить, вместе с Сергеем Степняком-Кравчинским, в редакцию органа партии, который должен был издаваться за границей, под названием «Вестник Народной Воли». Через три месяца после приезда Лаврова в Лондон, он получил возможность вернуться в Париж. Дело об издании «Вестника Народной Воли» тянулось более года, до приезда в Париж Льва Тихомирова, одного из уцелевших вождей «Народной Воли». Он был назначен редактором, вместо отказавшегося Степняка-Кравчинского; в ноябре 1883 года вышел первый том «Вестника» под редакцией Лаврова и Тихомирова. Последний, пятый том, вышел в декабре 1886 года. В этом журнале Лавров, под своей подписью, поместил много статей по социально-политическим {35} вопросам, а также воспоминания о Тургеневе и критику учения Л. Н. Толстого, под заглавием «Старые вопросы».
После прекращения выхода «Вестника Народной Воли», Лавров продолжал безвыездно жить в Париже. Он часто читал рефераты в «Рабочем обществе», в собраниях, устраиваемых кассой русских студентов в Париже, в «Обществе русской молодежи», в собраниях польских социалистов. Многие из этих рефератов потом были напечатаны отдельными брошюрами. В 1886 году Лавров решил осуществить свой план работы по истории мысли. Он начал писать этот труд, не зная, откуда взять средства для его издания. Нашелся, однако, человек, обещавший дать деньги на первый том — на эти средства, с декабря 1887 года, в Женеве начали выходить, отдельными выпусками, «Опыты истории мысли нового времени», в которых автор резюмировал все свои предыдущие работы. В 1889 году появился уже пятый выпуск «Опытов».
В том же году восемь социалистических русских и армянских групп (из которых одна была петербургская) послали Лаврова делегатом на Международный социалистический конгресс, который состоялся в Париже 14-21 июля и на котором был основан Второй Интернационал. На этом конгрессе Лавров был избран в состав бюро и прочел перед конгрессом реферат о положении социалистического движения в России.
В рефератах, которые Лавров читал в Париже в 1877-82 годах, он, по его собственным словам, много раз возвращался к указанию на те опасности, которые представляют для успеха революционной партии анархические начала и террористические приемы.
«Он с радостью видел, что в самой России анархические начала мало-помалу исчезают, но не мог не заметить и того, что рядом с ослаблением анархизма в России, все группы, кроме так называемых «террористов», теряют значение в движении и успех революционного дела в России все более отожествляется с успехом «террористов». Поэтому он решительно отверг приглашение стать {37} во главе издания, объявлявшего войну «Народной Воле».
Он считал войну против этой партии прямо вредной для дела в России, если история русского революционного движения выдвинула на первое место эту партию, поставившую себе непосредственной задачей сотрясение самодержавия, а потом и его разрушение. Тем не менее, Лавров тогда только вошел в союз с этой партией, когда убедился, что она остается социалистической...
В продолжение своего участия в «Вестнике Народной Воли», он смотрел на свою деятельность в этом издании, как на теоретическое уяснение тех социалистических начал, которые остались основой деятельности этой революционной партии в России, в эпоху, когда она одна, в конце 70-ых и начале 80-ых годов умела выработать нечто похожее на общественную силу» («П. Л. Лавров о самом себе», «Вестник Европы», Петербург, 1911 г., № 19). Герману Лопатину Лавров тогда говорил:
«Я считаю своим долгом — помогать той партии действия, которая имеется в данный момент налицо, хотя бы я далеко не во всем соглашался с ней. Что до того, что я не мог разделить наивной веры «впередовцев» в возможность скорого и полного социального переворота? Что до того, что я не могу верить вместе с «народовольцами» в осуществимость путем заговора и так называемого «террора» тоже внезапного, коренного, политического переустройства России? Но ведь их конечные идеалы и цели тоже и мои. Ведь их средства действия не противоречат моим моральным принципам, хотя бы они и казались мне иной раз непрактичными и нецелесообразными? Ведь я знал и знаю, что, стремясь к неосуществимому в близком будущем, они все же содействуют попутному достижению хотя бы более скромных, но все-таки прогрессивных, задач более умеренных партий, по известному, ироническому закону истории: «Sic — vos, sed — non vobis?» Так что мне до их иллюзий или до наших чисто тактических разногласий, которые я старался и стараюсь обходить? Повторяю; я всегда был и буду {38} с теми, которые действуют, борются, а не с теми, что сидят у моря и ждут погоды». (Г. Лопатин о П. Л. Лаврове, «Минувшие годы», Москва, 1916г.).
По словам Лопатина, Лавров работал совместно с крайними революционерами-утопистами, хотя — «по собственным взглядам и был, может быть, ближе к некоторым из нынешних левых кадетов — как я представляю их себе, то есть людям, признающим в теории социалистический строй за конечный, неизбежный финал развития современных обществ, но считающим, что сейчас нужно сосредоточить все силы на борьбе за ряд более скромных, но более осуществимых, политических, экономических и социальных перемен общественного уклада».
Лопатин писал это в 1916 году, в той же статье о Лаврове:
«Из моей тесной, многолетней близости с Лавровым, я вынес о нем понятие, как о человеке железной воли, твердого непреклонного характера, упорного до упрямства в своих взглядах, неуклонного в своих замыслах, любезного и уступчивого только с виду, в мелочах, но ни на минуту не забывавшего своей главной цели и настойчиво пробивавшегося к ней через все препятствия, скрытного с посторонними и не откровенного беззаветно даже с друзьями, медленно, обдуманно принимавшего свои решения и затем уже не отступавшего от них ни на шаг, и при этом — неутомимого работника, умевшего заставить себя трудиться с успехом даже в несвойственной ему области. «Мягкого» в этом человеке было только его светская внешность, благовоспитанные манеры да старомодная «любезность»...
Лавров в течение многих лет был умственным и нравственным центром для всей русской молодежи, находившейся за границей.
С. Ан-ский, бывший в последние годы жизни Лаврова его секретарем, пишет:
«К нему прибегали и за советом и за помощью, и по общественным и по личным делам; к нему молодая {39} душа приносила свои первые порывы, свои колебания и сомнения; к нему приходили за решением трудных вопросов теории и практики жизни; у него искали облегчения при личном горе» («Русское Богатство», «Памяти Лаврова», Петербург, 1905 г., № 8).
Лавров умер 6 февраля 1900 года в Париже. Его похороны состоялись 11 февраля. В похоронной процессии приняло участие более восьми тысяч человек. Было очень много венков от различных эмигрантских организаций, от всех социалистических партий Европы, а также от многих студенческих групп разных городов России.
Особое внимание к себе привлекли суровый терновый венок «От политических ссыльных и каторжан» из России, огромный венок из лавровых листьев от народовольцев, от группы русских писателей в России с надписью «Апостолу свободы и правды Петру Лаврову», и от многочисленных друзей покойного. Из них особенно замечательна была одна надпись: «Петру Лаврову от Германа Лопатина», который сидел тогда в Шлиссельбургской крепости.
На кладбище говорили выдающиеся лидеры французского социализма, представители почти всех русских, польских, еврейских, латышских, литовских и армянских социалистических групп и течений. Было также получено много телеграмм и адресов из России, в том числе телеграмма от «Союза русских писателей» из Петербурга, следующего содержания: «Петербург, 8 февраля. Комитет Союза русских писателей, узнав тяжелую весть о смерти Петра Лаврова, выражает свою глубокую печаль по случаю утраты великого писателя, столь достойно служившего делу человечества и прогресса». Не только все социалистические и радикальные газеты всего мира, но и многие русские газеты в самой России поместили сочувственные некрологи и почтили память Лаврова.
В 1916 году, к пятнадцатилетию со дня смерти Лаврова, его бывший близкий друг Лопатин писал в московском журнале «Минувшие годы»:
{40} «Лавров стоял, как могучий кряжистый дуб, как светоч, возженный наверху горы, до самой своей смерти окруженный почтением и симпатиями русских и иностранных социалистов, шедших к нему за участием, советом и посильной помощью и никогда не встречавших отказа в этом со стороны этого несокрушимого человека долга и идеала».
Петербургский «Ежемесячный журнал» во втором номере от 1916 года писал:
«Как народничество, так и народовольческое движение прошли под непосредственным влиянием Лаврова... Он более чем кто бы то ни было из наших выдающихся писателей был учителем молодежи России в течение нескольких десятилетий... Большое значение в нашей общественности имело учение Лаврова о роли личности в истории. Перед всеми нами Лавров выдвигал активную борьбу личности на право своего всестороннего и целостного развития на основах общественной справедливости... Своей литературной деятельностью Лавров много содействовал развитию в России философии, этики и истории...»
К двадцатилетию со дня смерти Лаврова историк и социолог, профессор H. H. Кареев писал о нем:
«Энциклопедически образованный в гуманитарных и социальных науках, сам он не был специалистом, производящим «исследования для всестороннего исчерпания предмета».
Даже культурно-социальная эволюция вдвинута была им в более широкие рамки мировой эволюции с ее космическими, геологическими и биологическими процессам. И здесь сам он не был естествоиспытателем, как не был специалистом ни в психологии, ни в истории, ни в этнографии, ни в государствоведении, ни в политической экономии, ни в юриспруденции, но он не был и дилетантом. Большая эрудиция и самостоятельность мышления сделали его ученым... В России он был первым социологом. В общем развитии социологии Лаврову тоже принадлежит почетное место... То, что составляет {41} объективную сущность его социологии, было результатом синтеза всего того, что сделано было научной и философской мыслью Запада в понимании как задач социологии, так и природы человеческого общества». (Сборник «Памяти П. Л. Лаврова», Петербург, 1922 г., изд. «Колос», стр. 246-248).
«Ежемесячный журнал» писал:
«В Париже на кладбище Монпарнасса есть могила, покрытая скромным памятником на дикой скале. Под ней лежит тот, чье громадное сердце медленно горело в горниле любви к людям, чей широкий ум неустанно искал пути к грядущей солидарности человечества...»