С первого же дня вступления германских войск на территорию нейтральной Бельгии и нападения их на Францию П. А. Кропоткин, как и основоположник русского марксизма Г. В. Плеханов, выступил на защиту Бельгии, Франции и ее союзников. 10 сентября 1914 года Кропоткин писал своему другу, редактору еврейской анархической газеты «Фрае Арбайтер Штиме» в Нью-Йорке, С. Яновскому:
«Тяжелые мы переживаем времена. Каждый шаг, завоеванный этой ордой гуннов, которая пошла на Францию и Бельгию, каждый город, каждая деревушка, сожженные и разграбленные ими, каждая семья, пущенная ими по миру, жестокой болью отзывается в сердце. Каждая опустошенная ими деревушка и каждая обесчещенная ими женщина взывают к мести! Если бы не годы, да не гнилые легкие, не сидели бы мы здесь. Как в 1870-71 году Бакунин, Гарибальди, Либкнехт-отец и Бебель и все {303} думающие люди понимали, что разгром Франции даст Европе полстолетия застоя, военщины, торжества алчущей наживы буржуазии и регресса во всей умственной жизни Европы, — так и теперь мы должны стать глашатаями тех же истин и звать всех на защиту Франции и Бельгии».
Кропоткин провозгласил право каждой нации свободно развиваться, как ей угодно, ее право восставать против тех, кто ей в этом праве отказывает, и долг всех трудящихся объединиться и сопротивляться всякой попытке одной национальности угнетать другую. 17 февраля 1915 года в письме к упомянутой выше М. Корн он жаловался:
«Все они — прежде всего националисты. Итальянцы думают об Италии и наплевать на Францию, ерунда, мол, считать ее во главе движения; поляки видят Польшу; евреи — еврейский вопрос, русские хотят “сокрушения” России ради “освободительной революции” — и у всех них никакого нет представления о каком-то европейском международном прогрессе».
Как-то летом 1916 г. Майский вместе с Георгием Чичериным, будущим большевистским Комиссаром Иностранных дел, был у Кропоткина по делам комитета помощи политическим каторжанам в России. Комитет хотел привлечь в свои ряды нескольких видных англичан и просил Кропоткина обратиться к ним с письмами по этому поводу. Кропоткин охотно согласился исполнить их просьбу, и они уже было поднялись, чтобы откланяться, но как раз в этот момент Кропоткину принесли вечернюю газету. Он взглянул на нее и вдруг громко выругался.
— В чем дело? — невольно спросил Майский.
— Да вот опять на русском фронте неудачи!
Это послужило искрой. Сразу вспыхнул острый разговор. Чичерин не без ехидства заметил:
— Неужели вы хотите победы русскому царизму?
— Что значит русскому царизму? — с раздражением воскликнул Кропоткин. — Речь идет не о судьбах {304} русского царизма, а о судьбах человечества... Я прекрасно сознаю все язвы капиталистического общества и, кажется, сделал в своей жизни достаточно для их разоблачения...
Но... если германский империализм победит, путь к освобождению человечества от капиталистической скверны сильно удлинится... Поэтому я за победу Англии и Франции, несмотря на то, что их союзником сейчас является царизм».
Чичерин в то время еще не был большевиком. Он еще не порвал формально с меньшевизмом. Но он был решительным противником войны, ибо считал ее «империалистической». Чичерин стал возражать Кропоткину, доказывая, что истинный социалист и революционер должен вести борьбу как против германского, так и против англо-французского империализма. Спор с минуты на минуту делался все острее. Лица Кропоткина и Чичерина покраснели, голоса повысились, глаза загорелись враждебными огоньками. Майский вмешался и в духе его тогдашних настроений сказал:
— Пролетариат не заинтересован ни в германской, ни в англо-французской победе, пролетариат заинтересован в своей собственной победе... Вот из чего надо исходить при определении нашей стратегии и тактики!
Кропоткин страшно вскипел и, повернувшись к нему, резко ответил:
— Все вы больны марксистским догматизмом... Пролетариат, конечно, заинтересован в своей победе, но для этого сначала нужна победа Англии и Франции над Германией... Это необходимая и неизбежная ступень... Поэтому я за войну до конца!.. До конца германского милитаризма!»
Майский и Чичерин встали и холодно простились... Как только, в марте 1917 года, в России вспыхнула революция, Кропоткин всей душой стал рваться в Россию. 31 марта (18-го по старому стилю) 1917 года Кропоткин послал следующую телеграмму в петербургскую либеральную газету «Речь»:
{305}
«Так как в настоящее время мне невозможно приехать в Россию вследствие военных событий, то я прошу дать место в вашей газете этим строкам. Я прочитал, что Россия находится в опасности. Германский император сосредоточивает войска, чтобы пойти на Петроград и восстановить господство абсолютизма.
Абсурдно говорить о миролюбивых намерениях Германии, пока она находится под самодержавным управлением Гогенцоллернов. Мужчины, женщины, дети России, спасите нашу страну и цивилизацию от черных сотен центральных империй! (Германии и Автро-Венгрии).
Нельзя терять ни одного часа. Противопоставьте им крепкий объединенный фронт. Теперь, когда все так доблестно справились с внутренними врагами, каждое усилие, которое вы сделаете для изгнания вторгшихся врагов, послужит к утверждению и дальнейшему развитию нашей свободы и к прочному миру.
П. Кропоткин».
Путешествие от Лондона до Петрограда было тогда трудно и опасно и невозможно без содействия официальных властей. Кропоткин, однако, не захотел воспользоваться помощью русского посольства в Лондоне и обратился прямо к британскому правительству. Его просьба была немедленно удовлетворена. Английские министры предоставили Кропоткину все возможности для проезда в Россию.