XXVII. На следующий день Гонтарис отослал Антале голову Ареовинда, но денег и солдат решил ему не давать. (2) Антала был страшно возмущен, что он не получил ничего, о чем было условлено, а узнав о данных Ареовинду клятвах и о том, как Гонтарис с ним поступил, он пришел в негодование. (3) Ему казалось, что тот, кто нарушил такие клятвы, не будет добросовестным ни по отношению к нему, ни по отношению к кому-либо другому. (4) Хорошенько поразмыслив об этом деле, он предпочел взять сторону василевса Юстиниана; поэтому он отступил от Карфагена. (5) Узнав, что командующий войсками Бизакия Маркентий бежал па один из близлежащих островов, он отправил к нему рассказать обо всем, что произошло, и, обещав ему неприкосновенность, убедил прийти к себе. (6) Маркентий находился с Анталой в его войске, солдаты же, которые были расквартированы в Бизакии и оставались преданными василевсу, охраняли город Гадрумет. (7) Между тем солдаты Стоцы, числом не менее тысячи, узнав о происходящем, вместе со своим предводителем Иоанном перебежали на сторону Гонтариса. (8) Тот охотно принял их в город. Среди них было пятьсот римлян, около восьмидесяти гуннов, а все остальные были вандалами. (9) И Артаван, получив клятву в неприкосновенности, явился во дворец со своими армянами и обещал, что будет повиноваться приказаниям тирана. (10) Втайне, однако, он решил убить Гонтариса и сообщил о задуманном своему племяннику Григорию и копьеносцу Арташиру. (11) Подбадривая его на это дело, Григорий сказал ему: “Тебе одному, Артаван, представляется возможность достигнуть славы Велисария и, более того, ее превзойти. (12) Ибо он прибыл сюда с весьма значительным войском, получив от василевса много денег, имея при себе и много полководцев, следовавших за ним, и много советников, с таким флотом, о каком мы никогда и не слышали, с многочисленной конницей и оружием,— одним словом все было для него приготовлено так, как достойно Римского государства. (13) При всем этом он с большим трудом вернул Ливию римлянам. (14) Теперь это все настолько погублено, что можно было бы считать, что никогда и не было в нашей власти, исключая то, что победа Велисария принесла римлянам большой ущерб и в людях, и в средствах, а в довершении всего сделала их неспособными охранять собственное добро. (15) Возвращение всего этого теперь василевсу зависит только от твоей решимости, твоих помыслов, твоей ловкости. (16) Вспомни, что ты искони принадлежишь к роду Аршакидов; подумай, что людям благородного происхождения всегда и всюду подобает проявлять доблесть. (17) Ты уже совершил много удивительных подвигов во имя свободы. Будучи еще юным, ты убил правителя армян Акакия и римского полководца Ситу, за что стал известен царю Хосрову и вместе с ним ходил на римлян. (18) Столь великий, ты не должен оставить без внимания, что власть у римлян находится у пьяной собаки; покажи же и теперь, дорогой, что и прежде свои подвиги ты совершил в силу своего благородного происхождения и доблести души. Я же и этот вот Арташир тебе поможем, насколько будет в наших силах, во всем, в чем ты пожелаешь” 92. (19) Так сказал Григорий, еще больше побудив Артавана к убийству тирана.
(20) Гонтарис, выведя жену и сестру Ареовинда иэ укрепления, заставил их жить в некоем доме, не нанося им никакой обиды ни словом, ни делом; они получали от него продовольствия не меньше, чем им требовалось; он не принуждал их что-либо говорить или делать, кроме того, что заставил Прейекту написать своему дяде, что Гонтарис оказывает им большой почет и что он совершенно неповинен в убийстве ее мужа, что это преступление совершено Улитеем и что Гонтарис вовсе не одобряет его. (21) Поступил он так по совету Пасифила, первого человека среди мятежников в Бизакии, оказавшего ему огромную помощь в захвате власти. (22) Пасифил уверял, что, если он это сделает, василевс выдаст за него молодую женщину и благодаря родству даст большую сумму денег в качестве приданого. (23) Артавану Гонтарис приказал стать во главе войска против Анталы и маврусиев, находившихся в Бизакии. (24) Так как Купина поссорился с Аиталой, он открыто отпал от пего и перешел на сторону Гонтариса; ему он в качестве заложников дал своего сына и свою мать. (25) Войско под начальством Артавана быстро двинулось на Анталу. Вместе с ним были и Иоанн, предводитель мятежников, бывших у Стоцы, и копьеносец Улитей. Шли с ними и маврусии, которыми командовал Куцина. (26) Пройдя мимо города Гадрумета, они захватили оказавшихся поблизости врагов, и, став лагерем недалеко от неприятеля, заночевали. (27) На следующий день Иоанн и Улитей с некоторою частью войска остались в лагере, а Артаван и Купина повели войско на врага. (28) Маврусии, бывшие с Анталой, не приняв с ним боя, обратились в бегство. (29) А Артаван сознательно не развивал успеха и неожиданно, повернув знамена, отступил назад. (30) Поэтому, когда он явился в лагерь, Улитей хотел его убить. (31) Артаван говорил в оправдание, что он побоялся, как бы Маркентий, двинувшись на помощь неприятелям из города Гадрумета — я Маркентий находился там,— не нанес бы им непоправимый урон. (32) Он сказал, также, что Гонтарису следует двинуться на врага всем войском. (33) Сначала он хотел пойти в Гадрумет со всем своим войском и соединиться с верными василевсу силами. (34) Но после долгих дум ему показалось, что будет лучше, если он устранит Гонтариса и таким образом избавит Ливию и василевса от такого затруднения. (35) Вернувшись в Карфаген, он сообщил тирану, что против врагов ему необходимы более многочисленные силы. (36) Посоветовавшись с Пасифилом, Гонтарис решил вооружить всех своих людей и, оставив охрану в Карфагене, самому стать во главе войска, двигающегося против неприятеля. (37) Между тем ежедневно он казнил многих, па кого у пего падало хоть малейшее подозрение, даже не имеющее никакого основания. (38) Пасифилу, которого он намеревался поставить во главе охраны Карфагена, он поручил без всякого разбора перебить всех греков.
Примечания
92 Речь Григория дает Прокопию возможность подвергнуть уничтожающей критике политику Юстиниана и оспорить значение и смысл войны с вандалами, которая стоила огромных средств и многих жизней, но из-за ошибок императора фактически не имела успеха. Более того, историк подчеркивает, что для спасения положения император вынужден был прибегнуть к помощи бывшего врага империи. Едкий сарказм этой главы достоин “Тайной истории”.