В предыдущей главе правомонархическое движение было типологизировано как консервативное с точки зрения ситуативного подхода. Однако данный подход страдает серьезным недостатком, который состоит в крайнем релятивизме, позволяющем относить к консервативной любую систему взглядов, отстаивающую существующий режим1. Изъян ситуативного подхода проявляется в том, что в отличие от либерализма и социализма консерватизм не наделяется устойчивым идейным ядром и потому может принимать разные формы в различные исторические периоды2. Консерватизм фактически сводится к охранительно-сдерживающей функции в обществе по отношению к революционно-деструктивным изменениям3. Это означает, что бороться за сохранение «традиционных основ» могут сторонники различных политических идеологий — от приверженцев монархической идеи до либералов и большевиков4.
С другой стороны, ситуативный подход приводил к отождествлению различных по своим идейным установкам движений, возникавших как реакция на угрозу радикальных революционных изменений. В частности, в либеральной и
91
советской историографии нередко ставился знак равенства между черносотенной и националистической доктриной, в том числе фашистской5. Аргументация исследователей основывалась на идентичности условий их появления как реакции на активизацию левых партий в условиях слабости государства. Некоторые исследователи даже считали правомонархистов прямыми предшественниками итальянских фашистов и немецких национал-социалистов, ставя их на одну доску и рассматривая как разные стороны одной медали6.
Действительно, основания для определения правомонархических и националистических организаций как идентичных или родственных имелись. С точки зрения ситуативного подхода черносотенные и русские националистические организации можно отнести к консервативным, так как они возникают при сходных обстоятельствах — как реакция на революцию. К факторам, повлиявшим на появление русского национализма, относились: обострение социальной борьбы в российском обществе, вовлечение в политический процесс значительных масс населения, усиление межпартийной борьбы, активизация национально-освободительных и сепаратистских движений на окраинах, неспособность Центра противостоять угрозам традиционного русского общества. Появление в начале XX в. значительного числа исторических, просветительских и культурных организаций националистической направленности, крупнейшим из которых был Киевский клуб русских националистов, свидетельствовало о выходе на политическую арену России нового политического движения. Расширение географии и поля его деятельности сопровождалось процессом выработки националистической идеологии и идейной самоидентификации7.
Исследователь Д. А. Коцюбинский указывал, что мобилизацию русского населения на четко сформированной националистической платформе осуществил возникший в мае 1908 г. Всероссийский национальный союз (ВНС), начало ко-
92
торому положил Съезд уполномоченных дворянских обществ и Постоянный совет объединенного дворянства, руководимый графом А. А. Бобринским. ВНС объединил две фракции III Государственной думы — умеренно правую и русскую национальную, Партию умеренно правых, Киевский клуб русских националистов, Варшавское русское общество, Витебский предвыборный комитет, Воронежский национальный клуб, Корольское православное братство, Подольский сонм русских националистов, Рижский русский клуб, Русское патриотическое общество Холмщины и Подляшья8.
На политическом поле страны ВНС занял место между правомонархическими союзами и правоцентристскими партиями. В отличие от октябристов русские националисты занимали более жесткую позицию по национальному вопросу, что объяснялось значительным представительством в ее руководстве крупных помещиков юго-западных и западных губерний (П. Н. Балашов, гр. В. А. Бобринский, П. Н. Крупен-ский, кн. А. П. Урусов и др.), вынужденных конкурировать с польскими землевладельцами и еврейскими предпринимателями. В то же время руководящий состав партии русских националистов формировался за счет ученых (П. И. Ковалевский, Д. И. Пихно, И. А. Сикорский) и публицистов (М. О. Меньшиков, А. И. Савенко, В. В. Шульгин), являвшихся жителями центральных российских губерний9.
Жесткость по национальному и религиозному вопросам дало некоторым исследователям основание ставить знак равенства между черносотенцами и русскими националиста-ми10. Почву для этого давали сами националисты, настаивавшие на том, что национализм является оборотной стороной консерватизма и неотделим от него11.
В современной философской и политологической литературе утвердилось мнение, что консерватизм и национализм относятся к мировоззрениям, в которых некоторые базовые ценности были идентичны, в частности, примат целого над
93
частным и идея субстанции (человеческий род, государство, нация, народ, община, социальная группа). Обе доктрины утверждают приоритет коллективистских начал (нации, го-сударства) и противостоят индивидуалистическим мировоз-зрениям12. Как видим, объекты охранения и консерватизма, и национализма оказываются одинаковыми, но не вполне совпадающими, что будет рассмотрено ниже. Черносотенцы признавались, что появление партии националистов (ВНС) они встретили с подозрительностью, так как увидели в них конкурентов, которые будут эксплуатировать их же лозунги, но при полной лояльности правительству13.
С другой стороны, заявленная националистами приверженность консервативным ценностям дала черносотенцам надежду на преодоление политической изоляции и обретение надежных союзников. Видный идеолог ВНС М. О. Меньшиков указывал, что основу системы взглядов русских националистов заложило Русское Собрание и Союз русского народа14. За счет националистов правомонархистами планировалось решить насущную проблему дефицита интеллектуальных сил. В резолюциях состоявшегося в Москве в 1909 г. Монархического съезда русских людей говорилось: «Съезд признает, что в состав "Национального союза" как в Думе, так и вне ее входят люди, всецело исповедующие основные начала программ правых партий и отошедшие в этот союз по соображениям, не имеющим ничего общего с программными вопросами. Признавая это как нечто пока в жизни русской неизбежное, Съезд с сожалением выражает, что такое отделение в большей части образованного православно мыслящего и монархически настроенного общества обессиливает деятельность правых партий, так как оставляет эти партии без тех интеллигентных сил, которые бы могли много существенной пользы принести массе народной в политическом воспитании»15.
Из консерватизма националисты заимствовали положения об идеократическом государстве, единовластном
94
правителе (вожде), авторитарной модели власти, «консолидированном» правительстве, состоящем из управленцев, объединенных общим мировоззрением, державности, уникальности российского культурно-исторического пространства. Хотя русские националисты в меньшей степени, чем консерваторы воспринимали Запад как чуждую и враждебную русскому обществу цивилизацию16, тем не менее антизападная направленность в их идейных воззрениях проявлялась достаточно определенно17. Несомненное идейное сходство между националистической и консервативной доктринами проявлялось в принципе коллективизма (соборности), антииндивидуализма, вождизма, охранительности, неприятии радикальных преобразований и т. д.
Общее проявлялось в критике безнациональной (или космополитической) бюрократии, якобы стремившейся насадить в России республиканский или «скрытно республиканский» образ правления, подходах к оценке кадетской партии и левого сегмента политического спектра России, которые считались марионетками в руках «темных сил». Нередко в критике главы правительства П. А. Столыпина черносотенцы и националисты выступали единым фронтом, ставя ему в вину сотрудничество с левоцентристскими партиями и партиями центра, нерешительность в борьбе с революционными организациями, нежелание ужесточить режим третьеиюньской монархии (в частности, пересмотреть избирательный закон)18.
В практической области общность программных установок черносотенцев и националистов в преломлении к российской действительности проявилась в следующем.
Отстаивание первенства русского народа. Черносотенцам импонировало четко заявленная русскими националистами защита прав русского народа. На состоявшемся в конце сентября — начале октября 1909 г. в Москве Монархическом съезде русских людей была зафиксирована следующая весьма сдержанная оценка нового партийного образования: «Близка
95
к правым партиям, по-видимому, партия под названием "Национальный союз", так как эта партия основывается в своей программе и деятельности на одном из основных и дорогих и для правых партий начал — господственном положении в Российской империи русского народа как народа-созидателя и хозяина русской земли»19.
Признание инородческой угрозы. Общность некоторых базисных ценностей национализма и консерватизма способствовала идентичному восприятию угроз двумя партиями. Твердой почвой для взаимодействия с соседями по правому лагерю стал инородческий вопрос. Жестко следящие за чистотой идеологических установок и отрицавшие контакты с «неверными» черносотенцы готовы были объединяться с националистами по проблеме противодействия инородческому засилью. Состоявшийся в 1909 г. в Москве Монархический съезд признал возможным сотрудничать с националистами в отстаивании интересов православного населения в Западном крае, подвергавшегося религиозному и экономическому гнету польских землевладельцев. Это было официально зафиксировано в резолюциях съезда: «...на западе России, где русская народность во всех отношениях жестоко страдает от притеснений поляков и евреев, объединившихся для экономического и национального порабощения русских, где возникает стремление украинофильства к сепаратизму.»20. Оба движения предлагали идентичную систему мер по противодействию инородческой угрозе посредством ужесточения правовой и экономической дискриминации.
Антисемитизм. Правомонархистов и националистов объединял также антисемитизм, являвшийся одной из мировоззренческих черт представителей крайне правого лагеря в России в начале XX в. Заимствованные у славянофилов представления об отсутствии в России почвы для социальных конфликтов заставляли и черносотенцев, и националистов видеть в евреях источник разрушения основ христианского общества
96
и революционных потрясений. Обе партии давали единую оценку революции 1905—1907 гг. как «еврейской»21. В «жидомасонском заговоре» черносотенцы и националисты видели первопричину всех бед, обрушившихся на Россию. Тем не менее антисемитизм националистов имел определенные отличительные черты, причиной которых были западные расовые теории, оказавшие серьезное влияние на идеологов национализма и практически не затронувшие черносотенцев.
Популизм и вождизм. Правомонархистов и националистов сближал общий взгляд на необходимость формирования идеократической властной вертикали, состоящей из людей, объединенных общим мировоззрением и возглавляемых пользующимся поддержкой большинства общества вождя с диктаторскими полномочиями. Черносотенцы первыми на российской политической арене выступили за сильную власть, пытались формировать культ личности царя и своих лидеров, в отношении которых использовали ранее не встречавшееся в политическом лексиконе слово «вождь»22.
Той же линии придерживались и националисты. В частности, В. В. Шульгин писал, что русскому народу нужен сильный лидер, который бы преодолевал присущую «русскому племени» разрозненность, склонность к ссорам, внутреннему взаимоотталкиванию посредством направления разрушительной энергии масс на выполнение некой сверхзадачи. Иными словами, вождь нивелировал присущие русскому народу национальные изъяны, выполнял объединительную функцию, обеспечивая устои государства поддержкой всех социальных слоев и групп российского общества23.
Разность подходов к понятию «вождь» между черносотенцами и националистами (в т. ч. фашистами) также пролегла в религиозной плоскости. Если вождь, фюрер у последних рас-сматривался как персонифицированная в концентрированном виде воля нации, то для правомонархистов вождь был выразителем божественной, а не народной воли и воспринимался
97
как поводырь вверенного ему Богом народа к евангельским идеалам. Стараясь воздействовать на массовое сознание, и черносотенцы, и националисты широко использовали приемы социальной демагогии. Наиболее успешными в этом были черносотенцы, которым удалось, казалось бы, невозможное: привлечь на свою сторону представителей всех сословий, совместив охранительную риторику с радикальными требованиями свертывания современной им абсолютной монархии и восстановления допетровского самодержавия. Но ни черносотенцы, ни националисты в отличие от немецких и итальянских фашистов не сумели практически реализовать вождистскую идею в силу слабого развития технических средств манипуляции общественным сознанием (радио, телевидение).
Итак, как было установлено, близость консерватизма и национализма обуславливалась единством условий их возникновения (как реакции на угрозу радикальных преобразований), некоторых базовых компонентов идеологии и охранительностью функций (защита базовых ценностей). Вышеизложенная общность давала основание историкам ставить между ними знак равенства24. Но справедливо ли рассматривать черносотенные и националистические организации как идентичные явления? Для того чтобы ответить на данный вопрос, необходимо провести анализ фундаментальных основ их идеологий, выявив общие черты и существенные различия. В качестве методологического приема решения поставленной проблемы проведем сравнение идейного ядра правомонархи-ческой доктрины с системой взглядов Всероссийского национального союза — классического проявления национализма на русской почве.
Преодолеть недостаток релятивизма ситуативного подхода при анализе консерватизма позволяет разработанный немецким социологом К. Манхеймом в книге «Консервативная мысль»25 идейный подход, который рассматривает консерватизм как одно из идейно-политических течений Нового
98
времени, имеющее подобно его оппонентам (национализм, либерализм и социализм) устойчивое идейное ядро. Согласно разработкам К. Манхейма фундамент консервативной идеологии составляет «консервативный стиль мышления» или особое мировоззрение, опирающееся на религиозные и традиционалистские представления об окружающем мире и человеческом обществе. Результатом его исследования стал вывод о том, что консерватизм стоит на защите не всякой традиции, а лишь христианской и национальной.
В рамках разработки теоретико-методологической сущности консерватизма проблематика идейного подхода нашла отражение в работах отечественных исследователей Э. А. Попова26, М. Ю. Чернавского27, В. А. Гусева28 и др. В частности, предложенная К. Манхеймом типологизация была поддержана отечественным исследователем В. А. Гусевым, который применил универсальные принципы и ценности консерватизма к русской специфике, предложив следующий критерий: «На статус русского консерватизма может претендовать только такая идеология, которая. видит в православии и непосредственно вытекающих из него нормах человеческих взаимоотношений — от бытовых и экономических до политических и духовных — абсолютную ценность.»29.
Теоретико-познавательная модель черносотенной идеологии во многом идентична таковой же русского консерватизма. Их тождественность обусловлена общностью духовного ядра — защиты православия и национальной традиции. Несмотря на обилие правомонархических союзов и их программных установок, идейное ядро черной сотни было написано на ее знаменах — «Православие, самодержавие, народность» (далее ПСН). Триединство выступало здесь как квинтэссенция консервативно-политической философии, включавшей в себя и религиозную, и национальную константы.
В правомонархической идеологии триединство ПСН приобрело национальное содержание, проявившись в рели
99
гиозном, политическом и культурном аспектах, и отражало принципы национально-государственного бытия, составивших самобытный облик России. По существу, русский консерватизм «национализировал» элементы уваровского триединства, ставшие национальной идеей русского народа. «Русский народ как нация выражается в трех символах: вере православной, царе самодержавном и народе русском», — отмечало в мае 1907 г. «Русское знамя»30. Представители черной сотни утверждали, что именно русский народ подарил человечеству самодержавие — самобытную национальную и духовную форму единоличной власти, отличную от восточного деспотизма и западного абсолютизма.
Сформулированная в 30-х гг. XIX вв. С. С. Уваровым триада «Православие, самодержавие, народность» получила широкое распространение в начале XX в. именно благодаря правомонархическим организациям, включившим ее в свои политические программы как стержневую идею их практической деятельности и тем самым провозгласившим себя при-верженцами русской консервативно-государственнической традиции. Теория официальной народности не только несла в себе православно-религиозное кредо (и соответственно его защиту), но и включала в себя базисные национально-государственные признаки России, определившие ее специфическую роль в мире и историческое предназначение. Элементы триединства ПСН в официальных документах и материалах периодической печати крайне правых определялись как «главные духовные ценности и принципы», основа «русского государственного строения и народного быта», «незыблемые основы отечественной самобытной государственности» и провозглашались всеми правыми партиями на всем протяжении их существования.
Для крайне правых значимость триединства определялась фактом существования невиданного в истории человечества по размерам и национальному составу государства. «Русское
100
государство держалось верой православной, царем самодержавным и русскими людьми — это были скрепы огромной империи», — писала черносотенная пресса31. Формула ПСН, реально воплощенная на практике, рассматривалась как фундамент могущества и непобедимости государства: «А крепость его в том, чтобы власть твоя, великий государь, исконная самодержавная, врученная русским народом предку твоему, Михаилу Федоровичу, стояла незыблемою и нерушимою, земля наша Русская — единою и неделимою, вера наша православная в России — первенствующею», — заявлял А. И. Дубровин на приеме депутации СРН царем 23 декабря 1905 г.32
Неразрывность православной веры и самодержавной идеи с народностью, по убеждению идеологов черной сотни, предопределяла их национальный характер. Наличие внутренней связи элементов триединства обуславливалась их принципиальной невозможностью существования в отрыве друг от друга. Черносотенцы не рассматривали каждый элемент триады как отдельную составляющую, утверждая, что без привязки с другими они теряют свою силу. Каждый символ воспринимался как часть нерасторжимого целого: без православия и народности нет истинного самодержавия, равно и наоборот. Все элементы конструкции сосредотачивались в образе царя, который рассматривался олицетворением религиозного, политического, национального и культурного идеалов русского народа33.
Став символом веры правомонархических организаций, теория официальной народности выполняла двоякую функцию, включая в себя и христианскую, и национальную составляющие. Таким образом, наряду с православием (религиозный элемент) русская народность (национальный элемент) в триаде занимала равнозначное место, так как и самодержавие и православие, вытекали из свойств и характера самого русского народа. Постановления III частного совещания представителей отделов СРН, состоявшегося в марте 1909 г. в Ярославле, четко и недвусмысленно заявляли, что самодер-
101
жавная государственность зиждилась на «святости православной веры», «твердости государя» и «разуме русского народа».
Став мировоззренческим кредо православного государственного мышления, теория официальной народности была безоговорочно мобилизована черносотенными организациями, так как, во-первых, имела христианскую основу, во-вторых, декларировала национальный самобытный путь развития России, отвергая западные универсальные стандарты путей развития общества. «Что такое Союз русского народа и иные родственные ему союзы? Союз русского народа есть собрание людей всех сословий и состояний, братски объединенных между собою одною мыслью, одним стремлением охранять и отстаивать начала исконного исторического бытия России», — утверждалось в Своде основных понятий и положений русских монархистов, выработанных Всероссийским съездом русских людей в мае 1912 г.34
Триединство составило фундамент правомонархической идеологии, на котором строились остальные положения их доктрины. Именно триединство дало серьезный импульс для дальнейших идейных разработок и программных установок крайне правых союзов. «.эмблема монархических организаций Бог, Царь, Отечество... — сама правда жизни, это — единственный путь для свободы и прогресса, для защиты бедных, угнетенных, униженных и оскорбленных», — утверждалось в газете «Русское знамя»35.
С учетом вышеизложенного, черная сотня вполне вписывается в предложенную типологию консервативного движения, так как подпадает под характеристики, которые были присущи европейскому и русскому консерватизму. По вынесенному на знамена лозунгу «Православие, самодержавие, народность» безошибочно определялась принадлежность партии к крайне правому политическому спектру, т. к. в начале XX в. в России им пользовались только черносотенцы и близкие им по воззрениям организации.
102
Отношение к триединству, ясно выраженное в уставах и программах других политических партий, становилось критерием определения их враждебности или дружественности. В постановлении состоявшегося в 1909 г. в Москве Монархического съезда указывалось: «.все правые партии, каких бы наименований они ни были, лишь бы признавали незыблемыми начала — православие, неограниченное самодержавие и народность, — никогда не входят ни в какие соглашения и объединенные действия, особенно же во время выборов в Государственную думу и Совет, ни с октябристами, ни с кадетами и всеми еще более враждебными Русскому государству и Русской народности политическими партиями»36.
Принципиальность отношения к триединству закреплялась в постановлениях и региональных черносотенных организаций. Совет Ярославского отдела СРН от 8 сентября 1911 г. постановил признать враждебными все партии, не разделяющие триединую формулу, и не входить с ними ни в какие отношения37.
Важнейшей характеристикой идентичности правомонархической идеологии как консервативной является приверженность универсальной христианской религиозной традиции. Православное миропонимание являлось отличительной чертой черносотенной системы взглядов. Несмотря на декларируемое равенство элементов триединства, приоритетное положение в формуле занимал религиозный принцип (первый среди равных). Исключительное положение православия определялось его ролью в формировании двух других элементов — самодержавия и народности. В Своде основных понятий и положений русских монархистов православная вера определялась как «краеугольный камень» триединства и «основание начал русской жизни»38. Русское культурно-историческое сообщество взросло под сильным влиянием православной веры, которая духовно окормляла русский народ на протяжении многих веков, став его нравственным оплотом. Наиболее видные
103
черносотенцы полностью разделяли мнение С. С. Уварова, считавшего, что союз РПЦ, государства и народа составит «залог будущего жребия» России39. Реализация формулы в практическом плане означала усиление роли Православной церкви в общественно-политической жизни страны40.
На фоне усиления секуляристских тенденций в общественном сознании правомонархисты открыто провозглашали себя приверженцами универсальных христианских ценностей и православного взгляда на мир как борьбу двух непримиримых начал. Приверженность Православной церкви утверждалась как вполне осознанный и принципиальный выбор, а борьба со злом рассматривалась как одна из форм подвижнической деятельности. «Мы, православные, знаем, что в жизни человека существуют два пути: правый и левый. Нам дана свобода воли, мы можем делать так, как нам хочется: идти направо — к Богу или налево — к дьяволу, но вера наша предупреждает нас и говорит направо — к спасению, налево — к гибели, выбирай сам», — писало «Русское знамя» в январе 1916 г.41 Правомонархисты декларировали, что в решении основных вопросов они будут руководствоваться только учением Христа и указаниями церкви. «Другого руководства мы, правые, не должны принимать», — разъясняла черносотенная пресса42.
При идентичности ряда положений русских националистов и правомонархистов последние были более настойчивы в своем религиозном подходе к оценке общественно-политических событий, не допуская ревизионизма православных канонов, в результате чего черная сотня критиковалась либералами за религиозный фундаментализм. Религиозность ее идеологии обнаруживается и в анализе собственной деятельности, и причин имевших место неудач. В 1911 г. Ярославский отдел СРН сообщал в редакцию газеты «Русское знамя»: «Оглядываясь назад и проверяя результаты нашей деятельности, мы с грустью должны признать, что не осу-
104
ществилась и малая доля тех надежд, которые мы лелеяли в своей груди; а истекший 1910 г. принес нам одни только разочарования и прошел не только бесплодно для русского дела, но и внес в ряды наши дезорганизацию, смуту и раздор, приводя к гибели все благие патриотические начинания». Причины злоключений обнаруживались в грехе гордыни: «Сознаемся, друзья, что первые же наши успехи слишком скоро вскружили нам головы, и мы, забыв, что Бог гордым противится, чуть не с первых шагов нашей союзнической деятельности, стали кричать: "шапками закидаем", а также в отходе от руководящего водительства церкви: «Задавшись целью играть политическую роль не забыли ли мы, что вся суть политики Православной церкви должна заключаться в неуклонном стремлении верных сынов ее всегда пребывать в теснейшем единении с святой Христовой церковью, в послушании самим Богом постановленным пастырям, с готовностью умереть с радостью за исповедание святой веры, если Господь от нас этого потребует. И вот эту-то первую задачу нашу — следовать неизменно пути, по которому идти зовет нас Святая Мать — церковь Христова, мы не исполнили с самого начала нашего объединения: вера для нас была не первейшей святыней, которую мы должны были отстаивать до последнего издыхания»43. Для преодоления создавшегося положения ярославские черносотенцы предлагали методы из религиозной практики: усиление руководящей роли церкви над организациями, укрепление православного духа и братское объединение на почве религиозной.
Существенное отличие правомонархической и националистической доктрин проявляется в отношении к уваровскому триединству «Православие, самодержавие, народность». Если черносотенцы приняли триаду в стандартном виде и не допускали отхода от канона в трактовке роли ее элементов, то для теоретиков Всероссийского национального союза она стала объектом для творческих интерпретаций44. Националисты счи-
105
тали, что самодержавие и традиционный для России властный централизм т. н. «единодержавие» вытекают из национального характера и ментальности самой русской нации45. Данная система рассуждений ставила принцип православия по шкале приоритетов после самодержавия.
Уваровская формула казалась националистам пережитком, требующим усовершенствования с учетом политических реалий. Идеологи ВНС подвергли черносотенцев жесткой критике за патриархальность, желание ввергнуть страну во времена мрачного Средневековья, что было следствием влияния «прогрессистского» комплекса идей. Значительно дальше в реформировании триединства пошел один из лидеров ВНС М. О. Меньшиков, поставивший принцип народности в преимущественное положение перед принципом самодержавия и православия. По его мнению, изменившаяся в стране политическая ситуация создавала возможности для развития именно этого элемента символа веры консерваторов, которому ранее уделялось недостаточно внимания46. Подобные манипуляции с триединой формулой черносотенцам казались покушением на каноническое установление, что вызвало их жесткую реакцию со страниц газет.
Особое внимание русских националистов к принципу народности (нация, народ) соответствует определению, которое дает национализму современная наука: национализм есть идеология, психология, социальная практика, мировоззрение, ставящие нацию как высшую внеисторическую и надклассовую форму социальной общности, как гармоническое целое с тождественными интересами всех составляющих ее классов и социальных групп47. Приоритетная трактовка нации неизбежно должна была занять свое место за счет оттеснения других составляющих — православия и самодержавия. У националистов религиозный компонент носил достаточно практичный и прикладной характер. Если черносотенцы воспринимали православие как божественную истину, данной
106
русскому народу для выполнения его мессианской задачи, то националисты принцип православия и принцип самодержавия осмысливали через этническую призму, т. е. исключительно как русскую национальную религию, отражающую уникальные черты русского народа48.
Апелляция к религиозной сфере использовалась националистами для обоснования нации («народности») как высшей ценности, сотворенной Богом. Это не могло не вызвать бурную реакцию Православной церкви. Идеи основоположника русского национализма адмирала А. С. Шишкова, рассматривавшего нацию богоданной ценностью и обладавшей коллективными духом, совестью, волей и иными качествами, присущими человеку, нашли негативную оценку будущего митрополита Московского Филарета (Дроздова)49. В середине XIX в. выражавший официальную позицию РПЦ митрополит отказался признать данный комплекс идейных построений как противоречащий канонам православного учения50.
Исходя из приоритета понятия нации, составившей идейное ядро доктрины националистов, последние допускали отход от консервативных канонов в трактовке сущности и роли православия. Западные влияния оказывали весьма действенное воздействие на мировоззрение сторонников «плотской чистоты», проявлявшиеся в отрицании этики православной терпимости, прощения и сострадания, проповеди протестантских идей богоугодности финансовых и карьерных достижений, недопустимости проявления сочувствия к социальным низам51, а также в религиозном безразличии, что подчеркивало вторичность православного элемента в националистической системе идейных воззрений52.
Частые выпады идеолога ВНС М. О. Меньшикова со страниц националистической прессы против Православной церкви, отдельных ее представителей и аспектов деятельности, в частности, миссионерской, жесткая критика черносотенных организаций за их «антинациональность» подталкивали по-
107
следних к мысли о враждебном отношении националистов к православию и его защитникам: «Видеть Меньшикова в этой роли (националиста-публициста. — М. Р.) то же самое, что доверить жидовскому раввину совершать в христианском храме тайну великого претворения вина и хлеба в кровь и тело Христово»53.
В религиозной плоскости лежали и различия между черной сотней и фашизмом, обусловленные различиями духовного ядра двух идеологий. Фашизм в своей основе опирался на секулярный комплекс идей, ставший источником антихристианских социальных концепций. Если черносотенство можно рассматривать как «детище» христианской культуры, отечественных традиций и русской консервативной философии, то фашизм был продуктом западной секуляризованной мысли.
После Французской революции 1789 г., расставшись с христианскими ориентирами, европейская идейно-политическая мысль стала источником различных комплексов философских и социальных идей, а именно: либерализма, коммунизма, национализма и фашизма. Правомонархическая система взглядов, остававшаяся на позициях религиозного восприятия мира, разделяла точку зрения И. А. Ильина, который писал: «Духовная культура XIX века и XX века есть культура секуляризованная. Но она отделилась, обособилась не только от христианских исповеданий; нет — она утратила религиозный дух вообще. Она обособилась не от христианской религии во имя другой какой-либо; она не перешла от старой религиозности к новой; она не перешла даже к поискам новой. Она обособилась от христианской религии и ушла в безрелигиозную, безбожную пустоту»54. Секуляризация, подрывая нравственные основания христианского социума провозглашением самоценности личности человека, утверждала новый ценностный ряд: материализм, атеизм, индивидуализм, рационализм, эгоизм, культ личности, силы, потребительства и т. д.
108
В отличие от правомонархической системы идейных воззрений фашизм нельзя отнести к направлению консерватизма, т. к. в своей идеологии и практике был глубоко враждебен христианству, являясь языческой в своей основе доктриной. Даже серьезное влияние протестантизма на формирование его идейного базиса не позволяет установить точки соприкосновения фашизма с консерватизмом, что теоретически обосновал М. Ю. Чернавский, утверждавший: «Основой консерватизма является не религиозность вообще, но лишь фундаментальные, традиционные религии. Для европейского региона — католицизм и православие, две ипостаси истинной христианской религии. Лишь то мировоззрение носит кон-сервативный характер, которое отражает систему ценностей этих двух религий. Характер «русского христианства» сыграл определяющую роль в разработке теоретико-познавательной модели и социальной философии русского консерватизма. Православная догматика и православное мировоззрение определили специфику и отличие русского консерватизма от западноевропейского. Прочие, вторичные религии, трансформированные под влиянием буржуазно-реформаторского движения (лютеранство, кальвинизм, англиканская церковь и т. д.), несут в себе элементы либерализма, противоречащие истинному консерватизму, ибо консерватизм есть антипод либерализма»55.
Таким образом, исходя из определения консерватизма как идеологии, стоящей на защите христианской и национальной традиции, критерием различия черносотенной и националистической (в т. ч. фашистской) доктрин является отношение к религиозной константе. Идентичность функции защиты национальной традиции и обусловила формирование не вполне верного мнения о правомонархической идеологии как тождественной националистической и фашистской. Недоработка исследователей состояла в том, что, акцентируя внимание именно на национальной защитительной функции
109
крайне правой доктрины, они не замечали или преднамеренно игнорировали ее базовый компонент — защиту христианской, а в конкретном случае, православной традиции.
Разность идейного ядра черносотенной и националистической (в т. ч. фашистской) доктрин обуславливало различное понимание проблемы мессианизма. Триединство ПСН в его правомонархической трактовке рассматривалось как явление, направленное на защиту и развитие духовного, политического и культурного идеалов русского народа, что соприкасалось с комплексом идей о мессианстве русского народа, разработанных Ф. М. Достоевским и его единомышленниками. Вслед за почвенниками в укреплении позиций РПЦ и неограниченного самодержавия крайне правые видели всемирно-историческое призвание России. В этом отношении правомонархическая трактовка мессианизма идейно близка к концепции Филофея «Москва — Третий Рим», согласно которой миссия охранения православия рассматривалась как возложенная Богом на Рос-сию56. Данную мысль в начале XX в. уточнил духовный окормитель правомонархических союзов Иоанн Кронштадтский: «Русь дана миру, чтобы свидетельствовать ему Правду о Христе».
Будучи проникнуты православным сознанием, идеологи черной сотни не ставили цели кардинального изменения глобального миропорядка или построения «идеального» общества с широким набором социальных и правовых гарантий. Задачи своих организаций они видели в миссии охранения православия, подвергшегося в начале XX в. ударам со стороны носителей различных секулярных учений. В отличие от националистических и фашистских доктрин черносотенцы проповедовали не завоевание и подчинение стран и народов с последующей перестройкой всей системы человеческого общежития, а сохранение православной веры, что и составляло, по их мнению, историческое предназначение России.
Заимствовав идею Ф. М. Достоевского о русском народе как народе мессианском, «народе-Богоносце», призванном
110
спасти Европу от бездуховности, идеологи черной сотни верили в его особое предназначение в борьбе с материализмом, заложенном в основе учений либерализма и социализма. Ис-ходя из консервативной идеи самобытного пути развития России, они считали, что в противовес преобладавшим на Западе материальным интересам жизни, находившим выражение в потере веры, социальной разобщенности, индивидуализме, противостоянии человека человеку, России и русскому народу предстоит спасти мир от духовной катастрофы, заложив основы нового духовного просвещения, опиравшемся на православие57. Вслед за славянофилами, правомонар-хисты считали, что России суждено встать в центре мировой цивилизации и на основе православия предотвратить гибель Запада, пораженного секуляризмом и рационализмом. Однако реализация данных планов возможна будет только тогда, когда сам русский народ проявит духовные силы, отбросит навязываемые ему либеральными и революционными партиями учения и построит в своей стране жизнь по учению Нового Завета.
Крайне правые рассматривали русский православный мессианизм как дело далекого будущего. Духовно-нравственное состояние современного им православного народа и разбалансированность самодержавного государства не соответствовали выполнению возложенных на них задач. Само появление правомонархических организаций рассматривалось как симптом глубокой болезни государства и общества, все более утрачивавших свое предназначение в православной миссии. Только сохранив свою духовную самобытность, которая должна проявиться во всех сферах жизни (в первую очередь в государственном строительстве), опасность оказаться задворками разлагающегося «цивилизованного человечества», по мнению черносотенцев, могла быть преодолена.
Акцент на духовную сторону совершенствования обусловил у черной сотни отсутствие программы внешней экс-
111
пансии. Это также отличало их от фашистов, для которых было характерно подчинение внутренней жизни своих стран решению внешнеполитических задач. Приоритетными для крайне правых являлось не завоевание колоний и расширение границ империи, а решение внутриполитических задач и поддержание территориального статус-кво58. Таким образом, разность лежит и в мессианизме черносотенцев и фашистов: если первые посредством распространения православия желали привести человечество к духовному возрождению, то фашизм преследовал цели эксплуатации порабощенных народов и выдвигал идею их расовой неполноценности.
112