Вы здесь

Глава I. Император.

Лето 1825 года выдалось в Ингерманландии  жарким и грозовым.  Насыщенный электричеством воздух  вызывал беспокойное томление души, как в ожидании беды.  В окрестностях Царского Села в разное время дня можно было видеть одинокого путника. Он уходил в сторону, когда  замечал на просёлочной дороге, на полевой или лесной тропе  встречного.  Да никто и не пытался  приблизиться к нему. Местные жители робели, завидев  высокорослую фигуру в генеральском мундире, при звезде и орденах. Всякий узнавал: царь!

В свои сорок семь лет Александр Павлович  сохранил цветущее лицо, живой  взгляд светлых глаз с обворожительным прищуром,  что вызвано было близорукостью, отнюдь не  тщеславным желанием нравиться, как утверждали злые языки. Его не портили узкие губы - признак натуры  иронической.  Он прикрывал  лысеющий лоб зачёсом белокурых волос, таких же шелковистых, как и небольшие бакенбарды. 

Будучи суеверным, при этом обладая религиозным умом, Александр I после двенадцатого года уверовал в Провидение не без помощи баронессы де Крюденер, мистической женщины. Оно  сохранило его, «Белого Ангела», среди стольких опасностей,  для торжества над «Ангелом Чёрным».  Ничто не грозит царю,  пока покровительствуют ему Высшие Силы. Это убеждение помогало императору сохранять выдержку под ядрами и пулями. Случай под Дрезденом усилил его. Тогда, находясь рядом с генералом Моро, Александр почувствовал неодолимое желание отъехать в сторону. И повиновался внутреннему голосу. Сразу на том месте, где  только что нервно перебирал копытами Эклипс,  разорвалось ядро. Моро был смертельно ранен.  

Кто может угрожать одинокому путнику в окрестностях летней резиденции царей?  Заговорщики, о которых доносят императору соглядатаи, строят свои республиканские козни в столице и по гарнизонам на юге. Увы, некоторые из господ офицеров, заразившись французским либерализмом,  почувствовали вкус к представительным учреждениям, переняли образ мыслей республиканцев. Прихлопнуть сразу всех, что ли? Рука не поднимается: утомила жизнь. Притом, есть Аракчеев – исполнит.

Александр понимал, что, рассуждая таким образом, он лукавит. Причина его бездействия  в отношении  злоумышленников в ином.  Когда все потусторонние силы ополчались против него, будто вставал из гроба отец и ходил по пятам за сыном. Александр никогда не оправдывал себя:  он – отцеубийца. Эта мысль отравляла его не только во дни поражений и неудач, но и на вершинах успеха. Затрудняла каждый его шаг, окрашивала чёрным самые чистые, благородные помыслы. Так может быть заговор, созревающий среди его офицеров, участников заграничного похода,  и есть грозный знак Провидения. Если он, Александр, не остановил заговорщиков тогда, в 1801 году, то какое у него право пресекать действия других злоумышленников сейчас? Не лучше ли смиренно ждать  решения Высших Сил?  Он мечется в дорожной карете по России, будто  убегает от себя. Забравшись в глушь, не может усидеть на месте. Он не желает никакой охраны, даже адъютанту, князю Волконскому, не позволяет сопровождать себя.

 

С этими мыслями  спаситель Европы  вышел   на пересечение просек с крестом из бурого гранита. И замедлил шаг.  Вновь на пути царя оказался человек в боливаре.  Вчера и позавчера, в  разных местах этого редкого, с полянами, леса,  незнакомец издали кланялся и уходил в сторону. Александр отвечал наклоном головы и продолжал свой путь, не оглядываясь. Сегодня третья встреча. На случайность это не похоже, ведь он, государь, никогда не повторяет свой маршрут. Значит, за ним следят от самого дворца. От этой мысли похолодело в сердце. Привычным усилием воли Александр  справился с собой и свернул в боковую просеку. Но не выдержал, оглянулся. Незнакомец шёл за ним, сокращая расстояние.

 Преследуемый остановился и повернулся лицом  к преследователю. Тот  замер, вытянув руки вдоль тела. Ни оружия, ни дорожной палки при нём не было. Кафтан простолюдина, но  офицерские сапоги кавалериста. Экзотическая шляпа с широкими полями уменьшала и так небольшой рост незнакомца. «Явно из военных, человек благородный», - уверенно умозаключил Александр, знаток людей.

    - Что вам угодно, сударь? – спросил император благожелательно, мягким голосом (ответа не последовало). – Подойдите ближе.

Незнакомец без суеты, сохраняя достоинство, сняв шляпу и держа её в правой руке, повиновался.  На расстоянии  шага от государя подтвердил его догадку, прищёлкнув каблуками. Только теперь Александр, будучи близоруким, смог рассмотреть этого не старого, но с обильной сединой на висках в бакенбардах, смуглого, темноглазого человека. Что он говорит? Император, тугой на одно ухо, склонился  к незнакомцу:

- Что, что? Повторите, будьте любезны.

- Ваше величество, государь, - голос был хрипл; пальцы, держащие шляпу, выдавали волнение.- Прошу о милости…

- Вы нуждаетесь? Какая сумма  выручит вас? Кто вы?

- Нет, нет! Я не прошу денег, не в том дело, – запротестовал незнакомец, ободрённый тоном и словами человека, который решал судьбы мира. – Ваше величество, позвольте… Ваш покорный слуга, Серж Корс…, Сергей, сын Борисов…

- Так кто вы, Борисов? Вы служили? Расскажите о себе. Что с вами приключилось? Только всю правду, - (царь присел на пень, смахнув снятыми перчатками опилки на срезанной поверхности, указал жестом на валун). – Можете сесть.

Борисов склонил голову в знак благодарности, но опуститься на камень не решился. Царь не настаивал.

- Да, ваше величество… как на духу… Я был ротмистром  Александрийского гусарского полка. За дело при Кульме награждён «Георгием». Покинул полк в июне четырнадцатого года, в Париже…

Царь поднял брови, лицо его стало жёстким. Натянул на красивые руки перчатки.

- Вот как! Это серьёзно, ротмистр… Верните орден!

- Крест потерян при Ватерлоо, Ваше величество.

- Так вы, ротмистр… бывший ротмистр, дезертировали, чтобы воевать против нас?

- Такой мысли у меня не было, государь. Я насмотрелся на Бурбонов и посчитал за благо для Франции и для России участвовать в освобождении законного императора французов с острова Эльба. Под именем Сержа Корсиканца добыл саблей полковничьи погоны.

Суровое выражение на лице царя смягчилось. Он с интересом взглянул на этого гусара с причудами. Ведь они -  мысленно признался себе Александр, -  они (самодержец и его заблудший подданный) – в какой-то степени единомышленники.

 Александр скоро пожалел, что отдал трон Франции  Людовику, этой неблагодарной свинье. «Реставрированный король» сумел возбудить в русском императоре  глубокую неприязнь ко всем французам, которых он в покорённом Париже первые недели ставил по человеческим качествам выше всех европейцев. Покидая  город на Сене, он с горечью  признался: «На этой земле живёт тридцать миллионов двуногих животных, обладающих даром речи, но не имеющих ни правил, ни чести. Наконец-то я удаляюсь из этого проклятого  города».

 -  И чем вы  занимались после  изгнания Бонапарта?

Сергей Борисов уже оправился от сильного волнения.

- Сначала мной занялись королевские тюремщики. Три года каторжных работ в Гавре. Выручил однополчанин, ветеран Старой Гвардии. После каторги я пользовался его гостеприимством в родовом имении, в Бретани. Когда он скончался, я покинул Францию. Решил: будь что будет. Вернусь домой, покаюсь. Непременно перед императором. Он высший судия. Его приговор будет окончательным и справедливым. Его прощение  никому не позволит выдвигать против меня новые обвинения. Явись я сразу  в полицию, то участь моя была бы неопределённа. Скрываться под чужим именем, играть новую жизнь уже не было сил. Словом, я решился. Сначала оказался в Варшаве.  Там, узнаю, находится ваше величество (обнадёживающий знак!). Вы открывали тронной речью заседание сейма.  Дальше двигался вслед за царским поездом. И вот я здесь перед вами, мой государь. Смиренно прошу снисхождения и склоняюсь перед вашей волей, каким бы ни было решение вашего величества.

Наступила пауза. Царь сидел на пне, похлёстывая в раздумье прутом по лаковому ботфорту.  Дезертир, бывший ротмистр гусарского полка, стоял перед ним поникший.  От душевной усталости лицо его посерело, казалось старым, чему способствовала седина в русых волосах, не гармонирующих с цветом кожи  и общим восточным обликом. Наконец государь поднялся, вынудив  своего собеседника смотреть снизу вверх.

- Я приму решение. Мне надо подумать. Вы где остановились?

- Булочная Шварца, ваше величество.

- Хорошо, в пятницу ждите меня на этом месте, в четыре часа пополудни.

И вдруг подал руку. Гусар не знал дворцового этикета, но догадался поцеловать поверх перчатки. Казалось, глаза царя улыбались.

Проситель осмелел:

- Ваше величество, неужели вы доверяете моему слову?  Я нарушил присягу, я бывший каторжник, я проник в Россию незаконно, я…

-Вы придёте в пятницу, сын Борисов, - прервал его сбивчивый монолог император, и внезапно из глубин его памяти всплыл другой «сын Борисов». Александр обладал способностью с одного раза запоминать имена и звания. – Скажите,  у вас есть брат Андрей?

- Если остался жив. Артиллерийский поручик. Последний раз мы виделись в двенадцатом году.

- Штабс-капитан, - поправил царь. – Он отличился на моих глазах под Парижем. Вместе с повышением в звании был пожалован фамилией. Так что брат ваш сейчас… м-м-м, Корнов… нет, Корнин.

Александру показалось, что брат упомянутого артиллериста посмотрел на него как-то странно. На самом деле, Корсиканец был поражён. Не столько известием о брате. Дарованная царём фамилия Андрею, со слогом «кор», вызвала в нём волнение. Ведь и его, Сергея, кличка содержала этот слог, ставший мистическим.

Он пропустил момент, когда царь поднялся с пня и направился вниз по просеке в сторону Царского Села. Догнать не решился. Присел на освободившийся пень. Впервые подумал о том, что не случайно, несмотря на все превратности судьбы, серебряный обрубок блюдца сохранился при нём.