ОДА ПЕЧАТНОМУ СТАНКУ
***
1 (470).
Огонь прожорлив. Лакомая пища
однако есть у хищника сего -
материал, как называют, писчий;
папирус - первый в перечне его,
затем пергамент. Только, говорят,
что рукописи вечны, не горят.
2 (471).
Щадит их плесень, не грызут их мыши,
и небреженье свитку не грозит.
Кто чистый лист чернилами испишет,
того бессмертьем Кронос наградит.
Стараются напрасно гунн и гот,
античный свиток их переживeт.
3 (472).
Обломки фриза, статуи, колонны,
книгохранилищ пепел и труха
вдруг диалогом зазвучат Платона
иль строчкою Назонова стиха;
и робкого мирянина смутит
вопросами безбожник Демокрит.
4 (473).
Но жажда есть (она сильнее страха)
к познанью истин. Так направим взор
во тьму веков. И там найдем монаха,
которого зовут Кассиодор:
христианин, по-римски просвещенный
и страстно в философию влюбленный.
5 (474).
Прилежный отрок, редкий грамотей,
он был отличен королем-остготом,
но был тростник руке его милей,
чем жезл министра в грубой позолоте.
Уйти в обитель он в расцвете сил
у короля, как милости, просил.
6 (475).
Полуденной Италии простор,
от сотворенья мира неизменный.
И вот среди олив Кассиодор
возводит белокаменные стены.
Философ, настоятель и строитель
Виварием нарек свою обитель.
7 (476).
И здесь во славу Господа-Христа
впервые в новой варварской Европе
любовно спишут с ветхого листа
на свежий лист божественные строки.
Но как же искушенья избежать,
когда в руках античная тетрадь?!
8 (477).
Когда перед глазами Птолемей
И Колумелл, и Гиппократ с Галеном?
Ни зорких глаз и ни чужих ушей
бояться не привыкли в этих стенах.
Сюда со всех сторон, наоборот,
зовут в науках сведущий народ.
9 (478).
Сюда везут «останки» древних книг,
и, что ни день, в калитку с медной скобкой
то юноша стучится, то старик,
свой ум и руки предлагая робко:
каллиграф, переплетчик, врачеватель,
грамматик, ритор, музыкант, писатель.
10 (479).
Нередко Богу послужить готов
большой знаток всех тонкостей латыни,
полдюжины восточных языков,
освоенных на службе в Палестине.
И в школе, и в скриптории найдут,
где полиглоту приложить свой труд.
11 (480).
Открытой школой горд Кассиодор:
в ней, кроме богословского ученья,
проходят медицину, с давних пор
не столь науку, сколько увлеченье;
здесь снова математика в чести,
и «птолемей» «коперников» растит.
12 (481).
Вулкан, залив, Неаполь, воздух синий -
Элизиум для праведной души.
В обители другой, Монте-Кассино,
скрипит каламус за стеной, в тиши.
Здесь «ересь» водит дерзкою рукой.
Пример заразен, добрый и худой.
13 (482).
Был одинок властитель робких дум,
первопроходец Возрожденья Данте.
Но вслед идут Боккаччо, вольный ум,
прозаик с поэтическим талантом,
и в нежном сердце со стрелой Амура
Петрарка, воспевающий Лауру.
14 (483).
Магическими знаками листок
Пророчески распишет Роджер Бэкон;
а вдалеке проснувшийся Восток
засветит факел Возрожденья в Мекке.
Фирдоуси и весельчак Хайям
античным музам говорят «салям!»
15 (484).
Дворец Наук в Багдаде возведен,
где, славя жизнь, великий Ибн-Сина,
продолжив Гиппократа, свой «Канон»
поднимет на вершину медицины;
там Аль-Хорезми, маг и звездочет,
нуль самой главной цифрой назовет.
16 (485).
Но манускрипт, ревнивый скопидом,
под крышкой прячет мысли смелой пламень.
Безумно дорог рукописный том,
как бриллиант, солнцеподобный камень.
Немногим в сердце западeт строка,
что вывела чернилами рука.
17 (486).
Еще не говорят, что свет - ученье,
не говорят, что неученье - тьма;
еще не стало солнцем просвещенье,
оно пока лишь светлячок ума
в церковных школах европейских стран
и в медресе, где книга книг - Коран.
***
18 (487).
Настанет день - и книжных мастерских
Италии, ирладского Бангора,
и провансальских тайников глухих
откроются тяжелые запоры;
и рукописный потечет поток
к «Ивану» Гутенбергу на станок.
19 (488).
И до него оттискивали текст
с рельефных, чаще деревянных, штампов:
печатный диск из глины в граде Фест,
китайские, корейские эстампы.
В наборной форме усмотрели толк,
«рисунки слов» перенося на шeлк.
20 (489).
Но Иоганн, из Майнца золотарь,
создал станок и литерную кассу.
Полезно вспомнить, как работал встарь
монах-каллиграф: на строку по часу.
Теперь за час двухцветную тетрадь
легко машина может отстучать.
21 (490).
На миллионы сразу счет пошел
дешевых книжек. Рынок Альбиона
печатник Кэкстон издали учел,
о стойкости поведав Илиона.
Венеция забыла карнавал,
когда Мануций Данте издавал.
22 (491).
Скорина, врач, поэт, искусств знаток,
из Полоцка, издательское дело
в «латинском» Вильно ставит на поток
русскоязычный, как душа велела.
Особый храм он землякам воздвиг -
комплект духовных «Подорожных книг».
23 (492).
Домой вернувшись из далеких стран
в обитель после долгого ученья,
станок наладил Федоров Иван,
прилежный наблюдатель Возрожденья.
Духовных зерен сеятель, Мессия,
сошел на землю выжженной России.
24 (493).
Да скоро чернь московская, ярясь,
«бесовский дом» спалила на Никольской.
И мастер, пепелищу поклонясь,
ушел к русинам за границей польской.
Вновь «друкар книг невиданных» в дороге:
Острог, Заблудов, Львов и дальше - к Богу.
25 (494).
А что станок печатный без бумаги?
Вопрос не праздный. Был бы нем станок.
В стране Китае все китайцы маги.
Задать задачу - выполнят урок.
Вот для письма потребовался срочно
материал - дешевый, тонкий, прочный.
26 (495).
И тут китайцы были пионеры.
Безвестный мастер из горы тряпья
в начале новой, Христианской, эры
извлек бумагу (упрощаю я).
Арабы вскоре выкрали секрет,
у тех - испанцы. И секрета нет.
27 (496).
Бумаге и машине наш поклон
за дар бесценный - книгу «по карману»!
Станок заботлив. Пять столетий он
о нас с тобой печется неустанно.
Все явственней, согласно и вразлад,
живых и мертвых голоса звучат.
28 (497).
Маммона, Аристотель и Христос -
вот Троица Святая Византии.
Все грек-ромей в свои амбары свез,
что откопал в золе Александрии,
в Афинах и Пергаме. Пусть лежит!
Запас карман совсем не тяготит.
29 (498).
Предвидел грек: начнется скоро давка
в Европе, у развалов ветхих книг -
запасливых старьевщиков прилавки
под звон монетный опустеют вмиг;
ведь в Римской Церкви свары и раздор
ожившим музам создают простор.
30 (499).
Гореть библиотекам и гореть
еще века, но неустанно множит
машина книгу; и сдается смерть
пред тем, что в мире всех вещей дороже,
что силы тьмы и злобы покорит,
что мертвых и живых объединит.