ЭПОХА КАТАСТРОФ
***
1 (1018)
Пять тысяч лет, которым счет вели
хронисты на папирусе, бумаге,
на камне и пергаменте, прошли
дорогами народов скорым шагом.
Века, бывало, замедляли ход;
и вдруг - рывок, безумный бег вперед.
2 (1019).
Усталый Кронос будто не желал
аршином общим мерить лет теченье.
Двадцатый век сродни эпохе стал,
добра и зла (но больше - зла) твореньем.
Числом событий, пропастей, вершин
тысячелетьям равен он один.
3 (1020).
Пройдем его. Встречает новый век
Земля, народов древняя обитель.
Здесь мечется безумный человек,
раб естества, машины повелитель,
желаньем власти, завистью томим;
страстишки все, как бесы, в нем и с ним.
4 (1021).
И в этом люди схожи меж собой
от углежога до большого чина.
Народам скучно. «Хоть бы мордобой!
Какой ни есть», - мечтается мужчинам.
Причин не мало. Повод? Например,
Вопрос балканскийвновь стучится в дверь.
5 (1022).
Давным-давно «бесхозные» просторы
планеты к белым отошли рукам.
Столбы, канавы, кое-где заборы
«стоп» говорят с угрозой чужакам.
А заикнись о переделе, тема
закрыта на замок, как дверь гарема.
6 (1023).
Вот Азия, юго-восточный угол,
здесь тесно, негде яблоку упасть.
Конкистадорам по второму кругу
не сбегать ли и что-нибудь украсть?
Еще на Черном континенте можно
клевать по крохам, только осторожно.
7 (1024).
Слыть суверенными не значит вовсе
быть ими. «Субколониальный штамп»
немало стран на флагах гордо носят
вокруг держав великих тут и там.
Зависимости сладкой есть приманка -
от доллара до марки, фунта, франка.
8 (1025).
Но ко всему рукой тянуться надо,
а тут тебе под нос суют пирог.
Турецкой кухни, правда, пахнет чадом,
да что кривиться, сладок, знать, кусок.
Балканский стол накрыт. Собрав все силы,
Европа отобедать здесь решила.
9 (1026).
У пирога османского сошлись
для дележа все силы континента:
австриец, русский; с неизменным «плииз»
теснит локтем британец конкурента.
«Пардон», - в ответ сердито. - «Вас из дас?»
Грядет антихрист! Близок страшный час.
***
10 (1027).
Загрохотал в Сараеве наган
Гаврилы Принципа на всю Европу.
И крови, что лишился Фердинанд,
хватает для всемирного потопа.
А в моду входит новый антураж -
«колючка», бруствер, вал, окоп, блиндаж.
11 (1028).
В лицо друг дружке тридцать восемь стран
без колебаний бросили перчатку
(сил нерастраченных самообман
над мрачной бездной, на планете шаткой).
Кружит, пьянит опасная игра,
в ней жизней - миллиарда полтора.
12 (1029).
В ней миллионы сабель и штыков -
реликтов доиндустриальной эры,
но много больше нарезных стволов
винтовок, пулеметов, револьверов,
орудий корабельных, полевых
и монстров бастионов крепостных.
13 (1030).
Взгляните на батальную картинку!
На ней полей царица, пехтура,
уносит резво ноги от «новинки»;
раскрыты рты («спасите» иль «ура»?).
А та «новинка» - танк, железный жук,
дитя военных и других наук.
14 (1031).
Когда земной войны зловещий план
рассмотрен на небесном был совете,
еще едва порхал аэроплан -
законное, бесспорно, Чудо Света.
Но вот к нему прилажен пулемет,
и стал летать, как птица, самолет.
15 (1032).
А к паре той завистник Посейдон
подводную спешит добавить лодку.
Она задаст морским сраженьям тон.
И хоть мала, хотя плывет не ходко,
как призрак, тайно к цели подойдет,
торпеду пустит и на дне замрет.
16 (1033).
Среди новинок вспомним огнемет
и газовый баллон. Прости нас, Боже,
что заповедь Твою наоборот
читает человек на смертном ложе.
По всей земле, обугленной в огне,
«Убей!» - звучит. Да, без частицы «не».
17 (1034).
В давно назревший мира передел
машины подключались понемногу.
Возник вопрос: а скоро ль не у дел
останется в бою любимец Бога?
Ответ надежен: есть еще дела -
жать на курок, закапывать тела.
***
18 (1035).
«План Шлиффена» учитывал два фронта,
но очередность их предполагал.
Однако столь печального афронта
сам Шлиффен на фронтах не ожидал.
Была надежда: армии Антанты
при наступленьи выберут анданте.
19 (1036).
На Немане, в предгории Карпат,
в долинах Марны, Эны и Мааса
кричит земля, орудия гремят
и тянет гарью, трупным смрадом, газом.
Побед и поражений общий груз
с Антантой тянет Четверной Союз.
20 (1037).
Ну, кто кого? И русский, и пруссак,
и галл, и бритт, и славянин с Дуная,
сын Рима и румын (вчерашний дак),
японец, турок… Словно волчьи стаи
сцепились за богатые угодья.
Беда, когда ослаблены поводья!
21 (1038).
Фон Людендорф, поклонник большевизма,
в виду Парижа ручки потирал.
Готовил немцев в Кенигсберге к тризне
Самсонов бравый, русский генерал.
Но у стратегов вечная беда:
хотели - лучше, вышло - как всегда.
22 (1039).
Брусилов у Карпатского порога.
Гостей и Львов, и Краков, Вена ждут.
Но кличет Габсбург: «Кайзер, на подмогу!»
И русские обратный ход дают.
Рим, гордый прошлым, тужится, пыхтит,
да только всюду варварами бит.
23 (1040).
Верден, как символ галльского упорства,
а Сомма - готской стойкости пример.
Тысячелетний дух противоборства
в реальности немыслим без потерь.
Замедлил мясорубки нож вращенье,
и начались бои на истощенье.
24 (1041).
Пуанкаре хотел традиционно
дырявый фронт на западе латать
телами русских в целях обороны,
но даже русских стало не хватать.
Заметил Ллойд: «Помочь себе мы сможем,
когда России пушками поможем».
25 (1042).
Не хочет янки вмешиваться в драку,
да дядя Сэм родня Джон Булю, чай.
Считает Вильсон доллары: Однако
прикупим и соседей, и Китай.
А Гинденбург на это, говорят,
сказал: «Топить их будем как котят».
26 (1043).
Пугаться англосаксам не пристало:
у берегов Ютландии урок
получат немцы. А на суше галлы
отбросят их от Марны на восток.
Здесь отличился непреклонный Фош:
«Вот за Седан вам! «Зигфрида» даешь!».
27 (1044).
Берлин от Петропавловской твердыни
Далек. Тогда на юг, на Карс! Вперед!
Царь православный город Константина
взамен Варшавы павшей обретет.
Свершится - Император Византии!
… Мечты, мечты. Турчанкой быть Софии.
28 (1045).
Мы умираем за капиталистов! -
все чаще слышно в поле фронтовом.
Громит в речах Жорес милитаристов,
неистово сражается пером
за «белый мир» наш «горький буревестник»;
с ним солидарен Гашек, Швейка крестник.
29 (1046).
Турнир всемирный бравых генералов
убийством поражает крупных масс.
Трагично «Лузитания» сыграла
невинной жертвы роль в последний час.
Уже за мир сражаются бойцы,
«за мир!» - им вторят по тылам «борцы».
30 (1047).
«Колбасникам» с блицкригом не везло:
«нах остен дранг» увяз в болотах пинских,
а Жак, стремясь к реваншу, как назло,
показывал не часто Гансу спину;
беззубый, дряхлый старец австрияк
в толк не возьмет, что русский - не русак.
31 (1048).
Ему бы скушать разве итальянцев
да сербов, да боснийцев (будет сыт).
«Под Штрауса» плывет в галантном танце
лоскутная империяв Аид.
История решила. Это рок,
зарвавшейся империи урок.
***
32 (1049).
На войнах русским умирать не ново,
но слышно, что-то громко голосят.
Похоронив распутного святого,
царица Алекс с Николя скорбят.
Шипят кликуши: немцу пофартило -
уташшыт царство Гришка-черт в могилу.
33 (1050).
На фронте и в столицах, и в глуши
о пораженьи большевик хлопочет;
он чует, что мужик не лыком шит,
устал стрелять, теперь брататься хочет.
В любой стране за это трибунал,
в одной России - бронза, пьедестал.
34 (1051).
Такого не видали люди встарь:
чтоб на Руси, в разгар всеобщей смуты,
священной Шапкой Мономаха царь
да об пол… А Помазанник как будто!
«Республика!» - раздался в свалке крик.
…Корону поднял ловкий большевик.
35 (1052).
У немцев то ж, и Австрия туда ж -
с глав августейших валятся короны.
Но трезвый бюргер не впадает в раж,
подай ему надежные законы,
не пустословный, на стене, Декрет
(декретам веры у германца нет).
36 (1053).
Декретпозволит краденое красть,
Темнице нацийподарить свободу,
крестьянам - землю, а Советам - власть
и (сепаратно) жданный мир народам.
Но был иным истории подход
к тем намереньям: все наоборот.
37 (1054).
В конце концов ограбили себя.
Вкусил свободы раб земли колхозной,
цвет нации унижен и распят
вдоль по дороге партии безбожной.
Похабный мироткликнулся войной
(нигде «гражданки» не было такой).
38 (1055).
Присядем у подножия Голгофы.
Еще не вечер. Вечер впереди.
Прослушав увертюру к Катастрофе,
посмотрим, что осталось позади.
Не потерял в дороге Ум свободный
ученье о правах своих природных.
39 (1056).
Пройдя костры кровавых революций,
бесправный прежде, право обретя,
он выбрал щит (жаль, слабый!) конституций,
защиты лучшей в жизни не найдя.
Он разобрался в разнице понятий
«свобода», «воля», сотни лет потратив.
40 (1057).
Отдал он Богу Боговы угодья,
себе науки властно подчинил.
Без них теперь отдельный злак не всходит
и гаснут люстры мировых светил;
не будет завтра, не понять былое
землянам (и морлокам, и элоям).
41 (1058).
Кем стал он, новый человек планеты? -
Немножко фермер, буржуа чуть-чуть,
а большинство - класс средний. «Каста» эта
богатым странам пробивает путь
с упорством молодым, без колебанья
к высоким сферам власти и влиянья.
42 (1059).
Державы благо - мир слоев и классов.
И государство на себя берет
арбитра роль, защитника всей массы
сословий. Все теперь - один народ.
Народ в ответ душою всей стремится
крепить национальные границы.
43 (1060).
Случилось, правда, в мире исключенье:
снаряд всечеловеческих идей
влетел (по меркам вечности, в мгновенье)
в страну страдальцев за простых людей,
где, как в кабак, любил «ходить в народ»
интеллигент из молодых господ.
***
44 (1061).
Лицо полмира драка мировая
Перекосила. Глянь-ка, сколько ран!
Нет трех империй. Вывезла кривая
из-под обломков вереницу стран.
Четвертая - Россия - уцелела,
немного сжалась, вскрикнув. Покраснела.
45 (1062).
Лишь пятна крови Первой Мировой
чернилами закрасили в Версале,
уже звенел по всей России бой
клинками из родной булатной стали.
Здесь к павшим миллионам десяти
прибавим восемь (буду счет вести).
46 (1063).
А к ним еще несметное число,
что уходили обреченным строем
на Колыму, Турксиб, Магнитку, в СЛОН -
рабочий скот социализма строек.
Плюсуй сестер, отцов, детей и жен,
кто был в правах (и в жизни!) поражен.
47 (1064).
Индустрия. Молох так наречен
с понятным пиететом был в России.
Ему коммунистический поклон
слал главный вождь и главари другие.
Но мало поклоненья Силе Вышней,
нуждается она в особой пище.
48 (1065).
Нужна ей свита из Больших Машин
для производства меньших по ранжиру,
чтоб по уменью каждый нижний чин
товар производил на нужды мiра.
Хоть приказал тот мiръ нам долго жить,
не умер весь, в колхозе стал служить.
49 (1066).
Какой в колхозе от труда «навар»,
сегодня долгожитель каждый знает.
Но всe ж народу нужен был товар,
а если нужен, значит, покупают.
В СССР Молох (иль Индустрия,
иль Сила Вышняя) в своей стихии.
50 (1067).
Но где брать деньги на оплату свиты -
Машин Больших из зарубежных стран?
Весь лес отправлен до сучка… Не квиты!
Колхозный хлеб до зернышка весь сдан.
Пошли иконы, лом экспроприаций.
Опять не квиты! Что же делать, братцы?
51 (1068).
К удаче, Кремль, как мозг страны мудрейший,
нашел резервы внутренних «валют»:
работать много, есть как можно меньше;
короче, за баланду – честный труд.
Теперь идут червонцы не рабсиле,
а «за бугор». К чему они в могиле?
52 (1069).
Так о Молохе те слова, о «пище»
для божества - не красные слова,
под топором соображений Высших
не стоит и копейки голова.
Когда сей бог не по средствам живет,
он часто человечинку жует.
***
53 (1070).
Социализма ленинскоголик
всемирной бедноте сиял, но русской
показывал с издевкою язык.
Совсем иным социализм был прусский;
поправкой смысловой национал
«арийскую» он расу оттенял.
54 (1071).
Вождь, фюрер, дуче, словно близнецы:
один подход к ветвям высокой власти -
своим народам строгие отцы,
власть в кулаке, не делится на части.
Кто с мнением особым, кто горласт,
тому «отец» по шее больно даст.
55 (1072).
Казалось бы, водой их не разлить.
Но ведь «разлили»! Поняли фашисты,
что тесен мир, на всех не разделить.
К тому ж пришли, подумав, коммунисты.
То присказка, а сказка впереди.
Читатель мой, немного подожди!
56 (1073).
Раскроем Атлас. Вот Востока лист.
Здесь карту политическую быстро
«под флаг» раскрасил империалист
страны Ямато, лучший друг фашиста.
Вопрос один (не просто дать ответ):
коричневым иль красным станет свет?
57 (1074).
Какой из них бояться надо пуще? -
тревожится за Рейном демократ. -
Коричневая хуже, хоть и гуще,
и Сталин далеко. И слабоват.
А Гитлер рядом. Эдакая сила!
Страшнее Чингиз-хана и Аттилы.
58 (1075).
Отмыв от пыли в Рейне сапоги,
аншлюсом вермахт Вену унижает.
К Адольфу в Мюнхен давние враги
из Лондона, Парижа прибывают:
«Бери Судеты, Прагу и ступай
нах остендальше! Стосковался, чай?»
59 (1076).
Нах остен, так нах остен… Но никак
не обойти дорогой торной Польшу.
Горазд держаться на коне поляк
недели две, а может быть и дольше.
Да против танка с саблей не попрешь.
А как драгун в седле своем хорош!
60 (1077).
Орeл страны, белейший из орлов,
ощипан между Одером и Саном.
В Варшаве немцы. Рига, Брест и Львов
Дунай и Прут поют Кремлю осанну.
Грозятся немо форты Мажино
Войною Странной. Да, сюжет не нов…
61 (1078).
Запомнят Лигу Наций эфиопы,
А чехи - Мюнхен. Сeстрам - по серьгам.
Почeм Китай? Почeм теперь Европа?
Как продаeтся, вся иль по частям?
Что стоит ложь премьера Чемберлена
«Я мир привез» на Темзе и на Сене?
62 (1079).
Когда с ружьем заряженным шалишь,
невольно кто-то рядом пострадает.
Встревоженные Лондон и Париж
захват союзной Польши обсуждают.
Одна надежда теплится: за Бугом
диктаторам обоим будет туго.
63 (1080).
Но миротворцы тешились недолго,
коротким был Европы сладкий сон.
На Сене (да, на Сене, не на Волге)
ефрейтор тот, тот самый и вагон.
Британский берег затемнен и глух.
Товарищ Сталин переводит дух.
64 (1081).
Летят, кружат листки календаря…
Европа вся, как дева в жуткой сказке,
меняет лик; стран разноцветный ряд
коричневой уже запачкан краской.
От гор балканских до Ла-Манша сплошь
Порядок Новый(на тюремный схож).
65 (1082).
Задел блестящий! Мировой венец
вот-вот украсит голову Адольфа.
Пришeл, видать, безвременный конец
стране машин, овец, тумана, гольфа.
Но не опасно ль рейху, так сказать,
зад оголeнный русским подставлять?
66 (1083).
А если врежет большевистский царь
солдатской кирзой, на подкове, паки,
как Лизавета, дочь Петрова, встарь
лягала Фрица, короля пруссаков?!
В коварстве бриттам форы даст грузин,
угрюмый горец, собственник равнин.
***
67 (1084).
И жребий брошен: началось вторженье.
Рассвет. Июнь. Роса на сапогах
…Стучит в гробу, почуяв прибавленье
семейству мeртвых Барбароссы прах.
К Москве настроен прогуляться гот,
войны народной он совсем не ждeт.
68 (1085).
Давно ль врагу давали по зубам
у озера Хасан, при Халхин-Голе?
Сегодня счет потерян городам,
поспешно отдаваемым в неволю.
И в небе, на земле, на всех фронтах
войска Страны Советов терпят крах.
69 (1086).
Но ведь умом Россию не понять,
в Россию надоочень сильно верить.
Казалось, павшие сумели встать,
сведя на нет огромные потери.
Их укрепил под грозною Москвой
российский Бог российскою зимой.
70 (1087).
«Айс-кремы подаются на десерт, -
сказал микадо Гитлеру с улыбкой, -
а самурай не съел еще обед
на островах. Вы, немцы, очень прытки.
Сибирь в снегах; пусть очередь займет
за Пeрл-Харбором. Русский подождет».
71 (1088).
Но русский на Амуре ждать не стал -
полков сибирских двинулись колонны
за Камень, за спасительный Урал,
за Волгу, на курганы - бастионы,
чистилище минуя, прямо в ад -
пылающий, гремящий Сталинград.
72 (1089).
Вокруг живых развалин степь нагая,
солдатских тел, машин, орудий лом.
Железным стал песчаный холм Мамая,
дом Павлова - железный крепость-дом.
И тот, кто дышит, встать в атаку может,
в глаза посмотришь - из железа тоже.
73 (1090).
Готовясь вместе с армией к параду
(на прусский шаг еще хватало сил),
фон Паулюс от фюрера награду,
жезл маршала, с намеком, получил.
И маршал жезлом отсалютовал,
когда он русским армию сдавал.
74 (1091).
Запомним Курск и Прохоровки поле,
и операцию «Багратион!»,
блокадный город, где Перуна волей
был готский Водан бит и посрамлeн.
Есть, оказалось на тевтонцев сила,
бегут на запад варвары-аттилы.
75 (1092).
Бегут враги с Кавказа, от Невы,
из Курска, Крыма, Киева, из Пскова,
Одессы, Минска, городов Литвы,
Эстонии и Латвии, Молдовы.
Дорог разбитых много; путь один
среди крестов могильных - на Берлин.
76 (1093).
Средь концентрационных лагерей -
людского стада жертвенных загонов,
где, кажется, и ныне из печей
цыган, славян, евреев слышны стоны.
Средь пепелищ, обугленных руин,
сквозь трупный дух безжизненных равнин.
77 (1094).
Хватился Черчилль: «Рузвельт, не зевать!
А то Советы бравые в Гольфстриме
исподнее успеют постирать,
пока в Маниле пляшем мы и в Риме».
Британец с янки и ревнивый галл
в Нормандию отправились на «бал».
78 (1095).
Был русский бит за тысячу сто лет
не раз. И бил нередко супостататов.
На их плечах объехал белый свет,
в Берлине также побывал когда-то.
И вот опять знакомый вид - Берлин,
столица мировая всех руин.
79 (1096).
Рукой подать до мрачного Рейхстага,
да долог путь сквозь пламя, сталь и кровь
по трупам белокурых бестий с флагом
победы века. А верней - веков.
Страданья все, все неудачи, беды
списал народ одной такой Победой.
80 (1097).
Всегда готов за русского солдата
поднять граненый, с водкою, стакан.
Им был отец мой. По дороге ратной
пришел на волжский бастион-курган.
Помянем всех, кто фронт держал и тыл,
о ком сегодня чаще скажешь «был».
81 (1098).
И полководцев: Жукова, Чуйкова,
Рыбалко, Рокоссовского, других...
Всех перечислить стихотворным словом
не хватит места, уж таков мой стих.
Но попытаюсь, вдохновляясь Свыше,
Монтгомери и Эйзенхауэр… Вышло!
82 (1099).
Помянем также Рузвельта, де Голля
и Черчилля, (Буль, первый из быков!);
и, кто б ни возражал, мы Бога молим
за Сталина, главкома тех годов.
Все вольные грехи ему прости,
Всевышний! А какие, знаешь Ты.
***
83 (1100).
Меж бойнями двумя 7000 дней
(7000 дней война подспудно тлела).
Что нового для гибели людей
Марс наготовил в этот срок умело?
На первый взгляд все то же: пулемет,
винтовка, танк, подлодка, самолет...
84 (1101).
Но весь неисчислимый арсенал -
залог милитаристского главенства -
кровавый бог упорно улучшал
до верхнего предела совершенства
убойной силы, скорости, брони,
автоматизма. Боже, борони!
85 (1102).
Убитых - миллионов пятьдесят.
Иль больше? Кто считал? Не помню что-то.
Видать, в очередях еще стоят
их души (в Рай ведут одни ворота).
А сколько мук изведал человек?!
А сколько не родившихся в наш век?!
86 (1103).
По правде говоря, на этот раз
сосед к соседу проявил «гуманность» -
не применял для умерщвленья газ
на поле боя. Вот такая странность.
Зато микадо тайно объявил
в стране мобилизацию бацилл.
87 (1104).
Зато фон Браун (прусская элита)
заставил вздрогнуть весь свободный свет,
когда к овсянке разбудил он бриттов
не гонгом, а разрывами ракет.
Была «Катюша» проще тети «Фау»,
но очень уж огромна эта фрау.
88 (1105).
Расти еще ракетам и расти
на радость русским и народам НАТО;
и быть у генералов им в чести,
как только к сроку повзрослеет Атом.
Ну а пока «Малютка» в самолете
над Хиросимой (первый раз в полете).
89 (1106).
Досталось обреченному Берлину,
в какой-то мере также повезло,
что янки бомбу ту ему не кинул
на темя, Красной Армии назло.
Ведь Дрезден показал, что бомбопад
предвосхищает средь друзей разлад.
90 (1107).
О том прозрачно намекала пресса
у Бранденбургских (тут и там) Ворот.
И после Нюренбергского процесса
вражда к кипенья точке подойдет.
Два лагеря, два блока, «их» и «наш»,
и там, и здесь наполнен патронташ.
91 (1108).
Две кнопки в чемоданчиках нажать
не сложно, коль соперники сердиты.
Чуть не дознался Джон, какую «мать»
имел в виду «певец Кузьмы» Никита.
Дружить с драчливым Кастро надо в меру;
без меры можно с Пальме, Ганди, Неру.
92 (1109).
Вконец милитаристскою природой
испорчен был «разумный человек»:
он в атомах урана, водорода
искал смысл жизни весь XX век.
И - эврика! - ура, ответ готов!
Известен он, не надо лишних слов.
93 (1110).
Еще Европа трубами каминов
на погорельцев навевала страх,
и ветер из пустыни Хиросимы
повсюду разносил смертельный прах;
и за Амуром выступал из тьмы
маньчжурский берег белыми костьми.
94 (1111).
Еще под солнцем бешеным Сахары
подбитых танков плавилась броня,
еще скрывалась от туземной кары
на островах микадо солдатня;
и военспец, советский генерал,
Мао Цзе-дуну тайно помогал.
95 (1112).
Уже взреветь готовы были пушки
в стране Корe, а новый паладин
(из вечных иудеев) брал на мушку
араба средь «ничейных» палестин;
в Алжире легкомысленный француз
прикрыть вьетнамский был готов конфуз.
96 (1113).
Ханоя, Филадельфии ребятам
уже Судьбою было суждено
столкнуться лбами на войне проклятой,
испить по полной горькое вино.
«Афганцам» русский будет отдавать
какой-то «долг». Не надо было брать!
97 (1114).
Свершалось все, что век давно задумал
к концу закономерному времен.
Слепящим светом, болью, грозным шумом
был человек жестоко пробужден.
Казалось многим, кто-то сверху рек:
«Смотри, страшись, безумный человек!»