Вы здесь

ВОЛЬТЕР

ВОЛЬТЕР

Катехизис честного человека

 

Я верую в Бога, стараюсь быть справедливым и стремлюсь к познанию.

Да, несомненно, религия — хлеб нашей души, но зачем хлеб этот превращать в яд? Зачем погребать простодушную веру под грудой низкой лжи и обмана? Зачем отстаивать эту ложь огнем и мечом? Не адское ли это злодейство? О! Будь ваша религия от Бога, разве пришлось бы вам защищать ее рукой палача? Разве нужно геометру подкреплять свои теоремы словами: "Веруй, или я убью тебя!" Религиозные отношения между человеком и Богом находят выражение в вере и в стремлении к добродетели; отношения между государем и его подданными становятся политикой; между людьми эти отношения слишком часто превращаются в мошенничество. Так станем же веровать в Бога чистосердечно и просто, и никого не будем обманывать. Да, религия необходима, но она должна быть чистой, разумной, единой для всего человечества; она должна быть, как солнце, которое светит для всех, а не для какого-то одного маленького избранного народа. Противно всякому смыслу, чудовищно и недопустимо представление, будто господь собственноручно зажигает свет жизни в очах всех новорожденных, и сам погружает, чуть ли не все человеческие души во мрак небытия. В мире существует только одна истина, поэтому и религия может быть только одна. В чем она заключается? Вам это известно: в том, чтобы чтить Бога и быть справедливым.

Она [христианская религия] возникла, как и все прочие. Человек с живым воображением увлекает за собой несколько других, чье воображение не столь пылко. Толпа последователей быстро растет. Начинается с фанатизма — кончается мошенничеством: является человек сильной воли, он видит людское стадо, уже взнузданное, уже оседланное; он садится в седло и гонит скотинку, куда ему заблагорассудится. Когда же новая религия будет, наконец, признана государством в качестве официальной, властям останется лишь поставить вне закона все то, что способствовало ее утверждению. Она возникла на тайных сборищах — их запрещают. Апостолы были посланы, чтобы изгонять бесов — теперь даже поминать бесов не разрешается; апостолы брали деньги у новообращенных — теперь всякий, кого уличат в подобном вымогательстве, подвергается наказанию; апостолы говорили, что должно повиноваться больше Богу, нежели человекам, и под этим предлогом оказывали неповиновение закону — теперь высшая власть утверждает, что противящийся закону противится божию установлению. Одним словом, политика все время стремится согласовать узаконенное заблуждение с интересом государственной власти.

Мне кажется, что протестантская религия отнюдь не есть изобретение Лютера или Цвингли. На мой взгляд, она гораздо ближе, чем церковь римско-католическая, стоит к своему первоначальному источнику, ибо отвергает все то, чего нет в христианском Евангелии и, в отличие от католицизма, не отягощает религиозного культа нововведенным ритуалом и догматикой. Взгляните на Евангелие без предвзятости, и вы увидите, что божественный законоучитель христиан неустанавливал никаких праздников, не повелевал поклоняться святым мощам и образам, не продавал индульгенций, не получал доходов с церковных владений, не жаловал никого бенефициями, не был обличен мирской властью, не учреждал инквизиции для защиты своих законов, не подкреплял своего авторитета топором палача. Протестантами все эти позорные, роковые нововведения были решительно осуждены. И, в то время как римская церковь вот уже 800 лет воюет со светской властью, церковь протестантская повсеместно этой светской власти подчинена. Пусть протестанты, как и все остальные, заблуждаются в главном, зато они меньше других ошибаются в выводах. И раз уж приходится иметь дело с людьми, я предпочитаю тех, кто меньше обманывает.

Я уже говорил вам, что я предпочел бы, если бы мне предложили сделать выбор в соответствии с человеческим здравым смыслом, но ведь речь идет не о моих отношениях с людьми — речь идет о моем отношении к Богу. Бог обращается ко всем человеческим сердцам; и всем нам дано равное право слышать его. Совесть, которой он одинаково наделил всех людей, является нашим общечеловеческим законом. На двух противоположных точках земного шара люди одинаково испытывают потребность быть справедливыми, почитать родителей, помогать другим людям и выполнять свои обещания. Законы эти даны нам от Бога; а то, что их искажает, — внесено людьми. Религии отличаются одна от другой, как отличаются друг от друга правительства. Но все они существуют с соизволения Бога. Я полагаю, что внешние формы поклонения божеству, если только в них нет суеверия по отношению к нему и варварской ненависти к другим людям, сами по себе едва ли могут быть приятны для него или оскорбительны.

Но разве мы не оскорбляем Бога, когда верим, будто он, желая сокрушить другие народы, особо отметил своей любовью один какой-то маленький народ, и будто убийца Урии был его избранником, в то время как благочестивый Антонин внушал ему омерзение? Не величайшее ли неразумие думать, будто Верховное Существо осудит на вечные муки монаха-калогераза то, что он отведает зайца, а турка за то, что он поест свинины? Говорят, были народы, обожествлявшие обыкновенную луковицу и поклонявшиеся ей; были и другие, твердо убежденные в том, что кусочек хлеба превращается точно в такое количество богов, какое в этом хлебе количество крошек. Оба эти проявления человеческой глупости достойны одинакового сожаления. Ужасно другое: люди, исповедующие подобные бредни, осмеливаются подвергать гонениям тех, кто не желает в них верить Древние парсы, сабии, египтяне, греки — все верили в ад; этот ад существует, он — на земле, и гонители инакомыслящих — его демоны.

А я как честный человек хотел бы предложить вам религию, приемлемую для всех людей. Это религия библейских патриархов и религия всех мудрецов античности, она вменяет нам в обязанность единобожие, справедливость, любовь к ближнему, терпимость к чужим заблуждениям и благотворительность, благотворительность всегда и везде. Вот единственная религия, достойная Бога, и ее лишь одну запечатлел он в наших сердцах. И, разумеется, никогда не запечатлевал он в них, будто три может быть равно единице, будто предвечный — это кусочек хлеба и будто Валаамова ослица говорила человеческим голосом.

 

(Вольтер. Бог и люди. Статьи, памфлеты, письма: В 2 т. М.,1961)