Любая система типологии не более, чем грубый показатель того, что имеется общего у людей, и какова разница между ними. Юнговская модель в этом смысле — не исключение. Она отличается лишь своими параметрами — две установки и четыре функции. То, чего она не делает и не может продемонстрировать, и даже не может на это претендовать, — это выявить уникальность индивида, его особенность.
Ни один человек не представляет тип в чистом виде. Было бы глупо даже пытаться свести индивидуальную личность к тому или иному типу, словно ту или иную вещь. На языке юнговской модели каждый из нас составляет конгломерат, смесь установок и функций, которые в своей комбинации не поддаются классификации. Все это не только признается самим Юнгом, но многократно и настойчиво им утверждается,—
Невозможно дать описание типа, — неважно, насколько полное,— которое было бы применимо более, чем к одному индивиду, несмотря на тот факт, что некоторым образом оно способно характеризовать тысячи других. Сходство — это одна сторона человека, его уникальность, неповторимость — другая.
— но вовсе не устраняет практической ценности его модели, в особенности, в клинических ситуациях, где человек пребывает в затруднении — «на мели» — по поводу своей собственной психологии. Без определенного рода модели мы вынуждены попросту дрейфовать в трясине индивидуальных мнений — потерявшись в джунглях без компаса.
Классифицировать человеческое бытие на категории — вовсе не цель психологической типологии — это само по себе было бы довольно бессмысленным делом. Ее цель, скорее, обеспечить критическую психологию возможностью осуществлять методическое исследование и делать осмысленным представление эмпирического материала. Перво-наперво, это критический инструментарий для исследователя, который нуждается в определенной точке зрения и руководстве, если он собирается приуменьшить хаотическое изобилие индивидуальных переживаний и придать всему этому некоторый порядок... Другое, типология оказывает огромную помощь в понимании широты разновидностей, встречающейся среди индивидов, и она также дает ключ к фундаментальным различиям в современных психологических теориях. Последнее,— но не менее важное,— она оказывается существенным инструментом для определения «личностного уравнения» практикующего психолога, который, будучи вооруженным точным знанием своих,— дифференцированной и подчиненной,— функций, может избежать многих серьезных ошибок, имея дело со своими пациентами.
«Истинна» ли юнговская модель или нет — объективно верна — вопрос спорный (есть ли что-нибудь вообще «объективно» верное?). Определенно одно, степень, с которой две установки и четыре функции соответствуют статистической реальности, не установлена. Чтобы это сделать необходимо скоррелировать тесты миллионов людей с их собственными величайшими прозрениями относительно самих себя, но даже и тогда результаты будут неубедительными, поскольку тестовая процедура сама по себе зависит от типологии тех, кто формулирует саму проверку — вопросник, фразы, предубеждения, предположения и так далее — уже не говоря о капризах и странностях различных привходящих обстоятельств.
Реальная «правда» заключается в том, что юнговская модель психологических типов имеет все преимущества и недостатки любой научной модели. При всем недостатке статистической верификации ее, в равной степени, трудно опровергнуть. Но она согласуется с экспериментальной реальностью. Более того, поскольку она основана на четырехмерном критерии — мандалаподобие — архетипическом способе рассматривания вещей, то она психологически удовлетворительна.
Как упоминалось ранее (стр. 31) поведение человека при определении его типологии может совершенно вводить в заблуждение. Например, удовольствие находиться среди людей характеризует экстравертную установку, но это не означает автоматически, что человек, наслаждающийся своим пребыванием в компании, — экстравертный тип.
Естественно, что до некоторой степени человеческая активность определяется типологией, но интерпретация этой активности на языке типологии зависит от системы ценностей, определяющей само действие. Там, где субъект — сам — и личная ценностная система являются главными мотивирующими факторами, там, по определению, имеет место интровертный тип, неважно где он: в толпе или наедине с самим собой. Это то, что делает юнговскую систему прежде всего моделью личности, а не поведения.
Все психическое — относительно. Я не могу говорить, думать или что-нибудь делать, что не окрашено моим специфическим способом видения мира, который, в свою очередь, является проявлением моей типологии. Это психологическое «правило» аналогично знаменитой теории Эйнштейна об относительности в физике и равноценно ей по значению.
Осознанное представление о том пути, по которому я склонен действовать, дает мне возможность доступа к моим установкам и поведению в данной ситуации и, соответственно, возможности приспособления к ней. Это позволяет не только скомпенсировать свою личную диспозицию, но и оставаться терпимым к тому, кто действует иначе, чем я — кто-то, возможно имеющий силу или способность, которые у меня отсутствуют.
С этой точки зрения самый важный вопрос не тот, кто интроверт, а кто экстраверт, или какая функция ведущая, а какая подчиненная, — вопрос более прагматичен: как я действовал в этой ситуации или с тем человеком? С каким результатом? Действительно ли мои действия и тот способ, которым я выражал себя, отразили мои суждения (мышление и чувство) и восприятия (ощущение и интуиция)? И если нет, то почему? Какие комплексы ожили во мне? С какой целью? Как и почему я испортил дело? Что это говорит о моей психологии? Что я могу сделать по этому поводу' Что я хочу сделать по этому поводу?