ЭЛИОТ ТОМАС СТЕРНЗ
Заметки к определению культуры
Термин «культура» допускает различные толкования в зависимости от того, что мы имеем в виду: то ли развитие индивида, то ли развитие группы или класса, то ли развитие человеческого общества в целом. Подобная постановка вопроса является частью моей теории о том, что индивидуальная культура зависит от групповой или классовой, а эта последняя, в свою очередь, от культуры всего общества, которому эта группа или класс принадлежат. Поэтому основной является культура, охватывающая социум в целом, и значение термина «культура» в отношении ко всему обществу должно быть рассмотрено в первую очередь. Когда термином «культура» обозначаются действия с простейшими организмами в работе бактериолога или специалиста по сельскому хозяйству, его смысл достаточно ясен, чтобы единодушно оценить искомые результаты деятельности и решить, имеются ли они, или не имеются вообще. Когда же термин применяется к совершенствованию человеческого духа и разума, мы, вероятно, не столь единодушно согласимся с тем, что слово «культура» используется здесь в том же значении. Сам термин, означающий нечто, что должно осознанно направлять людские деяния, сравнительно молод. Как некий идеал, который должен быть достигнут при помощи обдуманных усилий, понятие «культура» в общем не вызывает сомнений, если иметь в виду самосовершенствование индивида на фоне группы или общества. Культура группы также имеет определенное значение по контрасту с менее развитой культурой всего общества. Разница между этими тремя толкованиями нашего термина станет более понятной, если мы спросим себя, как каждое из них рассматривает индивида, группу или все общество в качестве единодушно осознанной цели культурного развития. Путаницы в значительной мере можно было бы избежать, если бы мы могли отказаться от различения группы в качестве цели культурного развития индивида, и общества — в качестве цели такого же развития группы.
Родовой, или антропологический, смысл слова «культура», как его использовал, например, Тейлор (см.) в названии своей книги «Первобытная культура», прекрасно существовал независимо от двух других значений; но если мы рассматриваем высокоразвитые общества, и особенно наш современный социум, мы должны разобраться в соотношении этих трех смыслов. Такую постановку вопроса антропология передала в наследство социологии. Среди же литераторов и моралистов было привычным говорить о культуре в первых двух смыслах, особенно в первом — личностном, не учитывая третьего — общечеловеческого. Прежде всего, в этом смысле вспоминается пример книги М. Арнольда «Культура и анархия». Арнольд в качестве основного субъекта культуры рассматривает индивида и то «совершенство», которого этот индивид должен достичь. Верно, что в своей известной классификации: «дикари, обыватели, толпа» он критикует классы, но его критика ограничивается обвинениями этих классов в их недостатках, без рассмотрения того, что должно составлять культурное предназначение или «совершенство» каждого класса. Результатом, следовательно, являются лишь поучения в адрес той личности, которая призвана добиваться особого рода «совершенства», названного Арнольдом «культурой»; эта личность должна подняться выше ограничений своего класса и лучше осуществить его наивысшие достижимые цели.
Ощущение зыбкости, которое «культура» Арнольда вызывает у современного читателя, частично есть следствие того, что в предлагаемой им картине отсутствует социальный фон. Но это происходит, я думаю, из-за его недостаточного понимания слова «культура», исключающего три разные, уже упомянутые нами значения. Существует несколько видов культурных достижений, которые следует иметь в виду в различных контекстах. Мы можем рассуждать об утонченности стиля иливоспитанности илюбезности; если так, то речь идет в первую очередь о социальном классе и превосходстве индивида как представителя всего лучшего в этом классе. Мы можем толковать об учености и глубоком постижении накопленной мудрости прошлого; если так, то наш человек культуры — ученый. Мы можем говорить о философии в самом широком смысле — об интересе к абстрактным идеям и о способности манипулировать ими; если так, то мы можем подразумевать в культуре нечто интеллектуальное (хотя этот термин ныне весьма неопределен, ибо охватывает массу людей, отнюдь не выдающихся по силе интеллекта). Или, наконец, мы можем размышлять об искусстве; если так, то мы имеем в виду творца художественных произведений, любителя или дилетанта. Но мы часто забываем, что все это — виды деятельности, взятые в их совокупности и в одно и то же время. Мы не находим, например, что понимание музыки илиживописи в описании Арнольдом культурного человека является достаточно убедительным, хотя нельзя отрицать, что достижения в этих областях играют большую роль в культуре.
Под культурой я понимаю, прежде всего, то, что имеют в виду антропологи: образ жизни данного народа, живущего в одном месте. Мы видим проявления этой культуры в его искусствах, его социальной системе, его привычках и обычаях, в его религии. Но все это, вместе взятое, не составляет культуры, хотя мы часто ради удобства выражаемся так, будто это имеет место. Это — лишь части, на которые культура может быть рассечена, как человеческое тело в анатомическом театре. Но так же, как человек есть нечто большее, чем собрание различных составных частей его тела, так и культура есть большее, чем собрание искусств, обычаев и религиозных верований.
(Культурология. ХХ век. М., 1995)