Речь в Обществе друзей свободы и равенства 11 августа 1793 г.(67)
Друзья свободы, я оповестил вас, что настало время узнать всю правду, надо спасать родину всеми оставшимися у нас средствами.
Особые обстоятельства привели к тому, что я узнал ужасную истину, о которой те, кто не находится в таком же положении, как я, не могут догадаться. Какую бы меру вы ни приняли, если только она частичная, она будет только опасным паллиативом. Ваши армии потерпели новые неудачи; ваши враги предприняли новую дерзость; причиной всего этого является подлость и предательство, с одной стороны, слабость и легковерие, с другой. Предательство, подлость у ваших врагов; а у вас, патриотов, слишком много слабости и легковерия, которые погубят вас. Внешние враги никогда бы не проникли на вашу территорию, скажу более, они никогда бы не подумали вступить на нее с оружием в руках, если бы они не рассчитывали на изменников, которых вы кормите. Нас должно ободрять то, что ни один из них не имел успеха, заслужив его своей храбростью или своими талантами; они добились успеха только изменой, это она дала им возможность занять наши города. Все наши крепости, все были сданы (слышен сильный ропот).
Мне кажется, что меня не поняли, я не хотел сказать, что все они были во власти неприятеля, но что все те, которые были взяты, начиная с Лонгви, перешли под его власть только из-за черной и самой невероятной измены. Мы были преданы со всех сторон, преданы теми, кто завоевал наше доверие.
Нас должно удивлять то, что после стольких неудач, имея столько врагов, замышлявших заговоры против республики, она еще существует, и, поскольку республика существует, я делаю вывод, что она бессмертна. (Аплодисменты.)
Республика находится в очень тяжелых обстоятельствах, надо, чтобы вы это знали. Зло стало очень серьезным; оно усиливается с каждым днем и вскоре станет, быть может, неизлечимым; и, однако, обратим наше внимание на средства борьбы с ним.
Эти средства существуют, но, прежде чем использовать их, надо знать, каково наше истинное положение: оно может страшить только трусов, а их надо отправить к аристократам. (Аплодисменты.) Общество должно знать, что после ухода изменников у нас остался дух измены.
Дюмурье до сегодняшнего дня командовал нашими армиями и всегда его планы и проекты выполнялись буквально; остерегались изменить даже движение армии, ведь это могло сбить с пути австрийцев. Он сдал миллионные суммы, оружие и людей - самых ревностных защитников республики. Все стало добычей неприятеля.
Дюмурье исчез; легковерные люди поверили, что предательство окончилось. Нет, у него остались преемники. Посмотрим, воспользовались ли они его примером.
Кюстин нагромоздил в Майнце пушки, всякого рода боеприпасы, и все это было отдано австрийцам. Его измена такая же, она отличается только названиями городов, которые были взяты и разграблены.
Дюмурье, Кюстин - оба они агенты английской клики, но есть у них сообщники и среди нас.
Лагерь Сезара так же укрепленный, как и лагерь Фамара, находясь в самом угрожающем положении, мог бы защищаться целые годы, но сдался почти без борьбы. Он был сдан генералом Кильменом, и уже Камбрэ под угрозой, или вернее окружен(68).
Вы знаете все наши беды, они не должны страшить вас: вы должны знать средства борьбы с ними, они находятся в нас самих: да, они в вас, республиканцы, и указать на них - значит обеспечить нам успех. Английская партия, которая до сих пор господствовала над нашей революцией, которая с такой расточительностью раздавала деньги на подкуп республиканцев, которая в некоторых случаях руководила нашими операциями, имела целью дать нам в короли герцога Брауншвейгского или герцога Иоркского(69), и это было бы итогом четырехлетней борьбы, неудач, несчастий и нескольких побед. Но этого не будет. Посмотрим, однако, как они намеревались вести нас к этой цели; их меры были хорошо подготовлены.
Бежавший Дюмурье продолжает командовать вашими армиями. Кюстин, такой же представитель английской клики, как и Дюмурье, следует его планам, его советам, всему, что он о них знает и считает своим святым долгом ни в чем не уклоняться от них; отсюда майнцская измена.
Другой представитель английской партии Кильмен сделал то же самое в Пайанкуре(70) и вскоре сделает то же самое в Камбрэ, которому во многих отношениях угрожают большие опасности.
Кильмен теперь заменен генералом, которого я считаю чистым (Ушар(71)). Однако у нас столько причин никому не доверять, что я откладываю свое суждение до тех пор, пока события не подтвердят это.
Но обратим наши взоры на средства, какими мы можем спасти родину, я собираюсь говорить с вами только о ней.
Очень долго причиной наших несчастий была безнаказанность. Если бы Людовик XVI был наказан после первого преступления, которое он осмелился совершить против нации, революция продвинулась бы вперед и республика была бы объявлена значительно раньше.
Кто не содрогается при мысли о том, что убийца стольких наших братьев, стольких тысяч патриотов, стольких женщин, детей, стариков, все еще жив(72)? Какой злодей, оставаясь безнаказанным, не станет домогаться чести служить королевской власти против бедных санкюлотов. у которых нет оплачиваемых убийц, нет разбойников, которых надо поддерживать? И разве не следует нам страшиться при виде того, что Трибунал, пользующийся доверием народа и имеющий множество доказательств виновности Кюстина, остается бездейственным и не судит этого большого преступника? Кюстин все еще жив и его голова крепче сидит на плечах, чем моя, чем головы всех патриотов! Едва лишь собраны необходимые сведения для его процесса, как уже спешат показать нашим братьям правосудие и справедливость нации, которая так же наказывает, как и награждает.
В течение одного месяца было получено определение суда; согласно ему в Камбрэ надо было найти корреспонденцию, в которой, как говорили, приведены необходимые доказательства для спасения Кюстина. Итак, в том городе, который он собирается сдать врагу, ищут доказательства его невиновности.
Революционный трибунал действует теперь с той же медлительностью, что и прежние парламенты, это те же коварные и крючкотворные формы. отличающие всегда наше сословие адвокатов. И все же даже парламент в течение четырех дней осуждал человека за убийство. А этот человек, за четыре года убивший триста тысяч французов, не боится доказательств своей виновности. Он оправдан, убийца наших братьев! Он уничтожит всю расу людей и вскоре останутся одни лишь тираны и рабы! ("Нет! Нет!" - закричали со всех сторон.)
Знаете ли вы, какие средства употребляют наши враги, чтобы уберечь его от справедливой мести народов? Злоупотребляя состраданием народа, они хотят, чтобы народ сохранил ему жизнь. Они не могли устоять перед слезами красивой женщины(73), женщины бросаются к ногам первого встречного с мольбой пощадить его. Мы же, санкюлоты, не имели женщин, которые вырывали бы нас у смерти, когда лионские заговорщики сотнями бросали нас под нож убийцы. Вот человек, которого ваш Революционный трибунал пощадит! Все вожаки заговорщиков, Стенгель, Миранда, многие другие, за исключением Мяжинского, наименее виновного из всех, и возможно того, кого следовало бы простить, ускользнули от мести правосудия...
(Частые реплики утомили оратора и возмутили Собрание. Наконец, они стали столь сильными, что председательствующий гражданин Эбер, будучи не в состоянии установить тишину, возвысил голос и сказал:
Эбер: Робеспьер, вспомни, когда здесь впервые разоблачили Дюмурье, из ножен вытащили кинжалы и, может быть, у него еще и теперь есть друзья среди нас. Теми же средствами они поддержат достойного его соперника; но они не запугают патриотов.
Робеспьер. Надо, чтобы народ, вспомнив Лакедемон и Афины(74), обрел свою энергию и поклялся похоронить себя под развалинами республики, если она подвергнется опасности быть уничтоженной. Если весь народ не соберется с силами при виде наших несчастий, если кто-нибудь из нас не подымется, не выйдет из рядов, чтобы пожертвовать собой ради спасения родины и уничтожения ее угнетателей, со свободой будет покончено, она погибнет, несмотря на наше мужество.
Надо также, чтобы журналисты, очевидно являющиеся сообщниками Лондона и Берлина, люди, находящиеся на содержании наших врагов, умеющие под видом ревностной заботы об интересах народа вызывать у него страх, люди, находящие средство ложными истинами внести в его среду недоверие, ужас и растерянность, надо, говорю я, чтобы эти люди были наказаны, надо обуздать их.
Так же надо поступить с этими заговорщиками, которые с громадным удовлетворением видят, что наступает время, когда народ будет вынужден рассеяться по огромной территории, а это позволит им объединиться и открыто составлять заговоры! Пусть же ни один из них не ускользнет, и даже если патриотам придется всем уходить, так пусть аристократы будут закованы в цепи.
Существуют люди, тем более опасные, что они домогаются жалости. Надо запереть эту толпу людей, бегающих по улицам города. Они изображают себя голодными, нищими, аристократами; эти люди подкуплены для того, чтобы совратить народ и сделать его жертвой обмана из-за его доверчивости и его сочувствия.
Самая важная из моих мыслей чуть было не ускользнула от меня. Но я не боюсь высказать ее: если бы Национальный конвент остался таким, каким он был несколько месяцев тому назад, республика погибла бы. Призванный, против моего желания, в Комитет общественного спасения, я увидел вещи, существование которых я бы никогда не осмелился подозревать.
Я увидел в Комитете, с одной стороны, патриотов, прилагающих все свои усилия, иногда напрасно, для спасения страны, и, с другой стороны, предателей, заговорщиков, действующих с тем большей наглостью, что они остаются безнаказанными. С тех пор как я увидел правительство вблизи, я смог увидеть преступления, совершаемые ежедневно.
Народ сам спасет себя. Конвенту надо собрать вокруг себя весь французский народ, ему надо объединить всех наших братьев в департаментах; надо зажечь огонь и бросить его на наших внешних врагов и раздавить наших врагов внутренних.
Я услышал предложение, внесенное сегодня в Конвент, и уверяю вас, что даже теперь мне трудно в это поверить. Я бы не оставался в качестве бесполезного члена какого-либо комитета или собрания, которое должно исчезнуть. Я бы сумел пожертвовать собой для блага моей страны. Если произойдет то, что я предвижу, я заявляю, что ухожу из Комитета и что никакая человеческая сила не сможет помешать мне сказать Конвенту всю правду, указать ему, какие опасности угрожают пароду, предложить ему меры, которые одни могут предупредить их или воспрепятствовать их последствиям.
Я заявляю, что ничто не может спасти республику, если будет принято внесенное сегодня предложение(75) о том, чтобы Конвент был распущен и чтобы вместо него было создано Законодательное собрание. ("Нет! Нет!" - вскричали все члены общества.
Посланец департаментов. Мы поклялись не расходиться до тех пор, пока Конвент не декретирует меры общественного спасения.
Другой посланец. Я требую, чтоб члены Конвента не расходились до конца войны.)
Робеспьер. У меня нет никакой причины увековечить настоящее Собрание; все, кто знает меня, знают, что я горячо желаю снять с себя бремя управления, которое в течение пяти лет лежит на моих плечах: я откровенно скажу, что это бремя выше человеческих сил.
Но, согласно коварному предложению, против которого я борюсь , пытаются заменить изгнанных из Конвента членов посланцами Питта и герцога Кобургского.
67. Речь в Обществе друзей свободы и равенства 11 августа 1793 г. См.: "Oeuvres...", t. III, р. 394-402.
68. С конца мая 1793 г. началась новая полоса поражений на фронтах; эти поражения приписывались предательству командования и, в частности, генералу Кильмену. Северная армия отступала, сдавая города почти без боя.
Кильмен Шарль (1751-1799) - генерал, участник войны за независимость США, бригадный генерал в 1793 г., участник сражения при Жемаппе, в дальнейшем - генерал наполеоновских армий.
69. Герцог Иоркский Фредерик (1763-1827) - второй сын английского короля Георга III, которого правительство Питта намеревалось посадить на французский трон после разгрома французской республики.
70. Пайанкур находится в северной Франции.
71. Ушар (1740-1793) - генерал; в 1792 г. служил под командованием Кюстина; позднее - командующий Мозельской, а затем Северной армиями; в 1793 г. казнен по обвинению в измене.
72. Робеспьер имеет в виду Кюстина.
73. Речь идет о жене Кюстина, просившей о помиловании мужа.
74. Робеспьер имеет в виду Пелопоннесские войны (431-404 г. до н.э.) между демократической рабовладельческой республикой Афин и аристократическим строем Спарты (Лакедемона), окончившиеся поражением Афин.
75. Это предложение, внесенное жирондистами, имело целью ослабление влияния якобинцев.
Публикуется по изданию: Максимилиан Робеспьер. Избранные произведения. М.: Наука, 1965. т. 3.