Речь в Конвенте 25 сентября 1793 г.(82)
Если мне, в качестве члена Комитета общественного спасения, нельзя с полной независимостью высказаться о том, что здесь произошло, я должен сейчас же отречься от Комитета и, расставшись со своими коллегами, которых я уважаю и почитаю (известно, что я не расточаю эти чувства), сказать моей стране необходимую правду. Правда - это единственное оружие, оставшееся в руках смелых защитников свободы для уничтожения коварных агентов аристократии. Тот, кто пытается унизить, разъединить, парализовать работу Конвента, сидит ли он в нем, или нет, является врагом отечества (аплодисменты); действует ли он по глупости или по испорченности, он относится к партии тиранов, которая ведет против нас борьбу. Итак, существует план унижения Конвента в тех местах, где должен бы был господствовать патриотизм, в тех клубах, члены которого претендуют быть лучшими патриотами. Объявляют войну Конвенту в лице всех защитников свободы. Но печальнее всего то, что эта подлая система находит себе сторонников.
Уже с давних пор Комитет общественного спасения ведет войну с некоторыми членами, настроенными против него и действующими скорее из зависти, чем из чувства справедливости. В то время, когда Комитет дни и ночи занят решением важнейших дел родины, вам вероломно преподносят доносы. Разве граждане, которых вы обрекли на выполнение самых тягостных функций, потеряли звание невозмутимых защитников свободы только потому, что они согласились нести это бремя? Разве те, кто нападает на них, лучшие патриоты потому, что они не получили этого знака доверия? Считаете ли вы, что к тем, кто с опасностью для своей жизни среди направленных против них кинжалов защищали здесь свободу и права народа, нужно относиться как к подлым покровителям аристократии?
Мы не боимся клеветы и интриг. Но Конвент связан с Комитетом общественного спасения: ваша слава связана с успехом трудов тех, кого вы облекли доверием нации.
Нас обвиняют в том, что мы ничего не делаем; но подумали ли вы о нашем положении? Нам приходится управлять одиннадцатью армиями, нести на себе бремя наступлений всей Европы, разоблачать повсюду предателей, эмиссаров, подкупленных золотом иностранных держав, следить за непокорными администраторами и карать их, повсюду устранять препятствия и помехи к выполнению наиболее разумных мер; бороться со всеми тиранами, устрашать всех заговорщиков, всех тех, кто представляет некогда могущественную своим богатством и своими интригами касту.
Таковы наши функции. Думаете ли вы, что без единства, без секретных действий, без уверенности найти поддержку в Конвенте, правительство может восторжествовать над столькими препятствиями и столькими врагами? Нет, только по крайнему невежеству или по глубокой развращенности можно предполагать, что в подобных обстоятельствах те, кто превращает в жестокую игру унижение людей, управляющих государством, кто мешает их действиям, клевещет на их поведение, не являются врагами родины. Если вы лишите силы правильное мнение, это не пройдет для вас безнаказанно. Мне не надо иного доказательства для этого, кроме дискуссий, которые только что имели место.
Комитет общественного спасения в момент победы видит измену; он смещает генерала(83), которому еще оказывается доверие и приписывается слава этого показного триумфа. В самой его смелости Комитет видит преступление! Он изгоняет предателей, и его внимание привлекают офицеры, проявляющие гражданские доблести(84); он выбирает их по совету представителей народа, имеющих особые сведения о характере каждого из них; для полного успеха эти действия требуют секретности, этого требует спасение отечества; были приняты все необходимые для этого меры. И что же! В то время, когда мы с нетерпением ждем результатов этих мер, на нас доносят Конвенту, критикуют нашу работу, не зная ее мотивов. Хотят, чтобы мы разгласили секреты республики, чтобы мы дали предателям время улизнуть, стремятся навлечь опалу на вновь избранных для того, несомненно, чтобы лишить нас доверия народа.
Без конца выступают с речами против дворян, говорят, что их надо смещать с должностей; и по какому-то странному противоречию, когда мы выполняем эту важнейшую меру революции и даже принимаем при этом всевозможные предосторожности, на нас доносят. Мы теперь сместили двух дворян, а именно: одного из касты изгнанных людей, наиболее подозрительных из-за своих давних отношений с двором, и другого - известного своими связями и близостью к иностранным дворам(85). И тот и другой, несомненно, относятся к аристократии. И что же! Нас обвиняют в том, что мы все дезорганизовали. Нам говорили, что хотели бы видеть во главе армий только истинных санкюлотов. Мы выбрали тех, чьи новые подвиги в деле Берга и Дюнкерка заслужили благодарность нации, кто одержал победу вопреки Ушару, кто проявил большой талант, ибо наступление при Гондсхооте могло погубить французскую армию(86). Поразительным успехом, прославившим эту армию, она обязана главным образом Журдану, который ускорил снятие осады Дюнкерка. Этот офицер, в момент, когда армия неожиданно встретилась с 18 000 хорошо окопавшихся солдат и попала под залп страшной артиллерии, бросился во главе одного батальона на лагерь неприятеля, вдохновил своей храбростью оставшуюся часть армии, и взятие Гондсхоота явилось результатом его искусных маневров и рвения, которое он сумел внушить армии!
Начальника штаба(87), бывшего по справедливости на подозрении, мы заменили человеком, талант и патриотизм которого были засвидетельствованы всеми нашими комиссарами, человеком, известным своими подвигами, которыми он обратил на себя внимание еще в ту пору, когда армия приносилась в жертву гнусным изменам. Его зовут Эрну(88), он отличился в последнем сражении и даже был ранен. И на него нам доносят!
Такие же изменения мы провели в Мозельской и Рейнской армиях, выбор пал на людей такого же рода, как тот, которого я сейчас обрисовал вам. И снова нас обвиняют!
Если существуют предположения морального порядка, которые могут направлять правительство и служить правилами для законодателей, то это как раз те, которым мы следовали в этих действиях. Какова же причина этих доносов?
Ах! Этот день принес Питту, осмелюсь сказать, больше чем три победы. На самом деле, на какой успех он может рассчитывать? Ему нужно уничтожить национальное правительство, учрежденное Конвентом, разъединить нас, растерзать нас нашими же руками. И если Европа сочтет нас глупцами или предателями, то вы думаете, что она станет больше уважать Конвент, избравший нас, что она будет больше уважать те власти, которые вы установите после этого?
Важно, чтобы правительство упрочилось и чтобы вы заменили Комитет, на который только что здесь с успехом донесли. ("Нет! Нет!" - единодушно закричали в Собрании.)
Речь идет не об отдельных лицах, речь идет о родине, о принципах. Я заявляю, что при таком положении вещей Комитету невозможно спасти общественное дело. И если мое положение оспаривают, я напомню, насколько вероломна и насколько распространена система, имеющая целью унизить нас, уничтожить нас, сколько иностранцев и внутренних врагов имеют для этого оплачиваемых агентов; я напомню, что враждебная нам партия не мертва, что, даже находясь в тюремных камерах, она составляет заговоры, что змеи болота еще не раздавлены. (Аплодируют.)
Те, кто постоянно протестует здесь или вне этих стен, против лиц, возглавляющих правительство, сами показали, что у них нет гражданских добродетелей, и проявили свою низость. Почему же хотят нас унизить? Какое из наших действий заслужило этот позор?
Я знаю, что мы не можем льстить себе тем, что мы добились совершенства; но когда надо поддержать республику, окруженную врагами, вооружить разум в пользу свободы, уничтожить предрассудки, свести на нет усилия отдельных лиц, направленные против интересов общества, для этого нужны моральные и физические силы, в которых природа, быть может, отказала тем, кто доносит на нас и с кем мы боремся.
Комитет имеет право на ненависть королей и мошенников; если вы не верите в его усердие, в услуги, оказанные им общественному делу, разбейте этот инструмент, но предварительно посмотрите, в каких условиях вы сами находитесь.
В Комитет поступают доносы на самих доносчиков; из обвинителей, какими они являются в настоящее время, они вскоре станут обвиняемыми (Аплодируют.) Но кто эти люди, которые подымаются против действий Комитета и которые в этом заседании преувеличили ваши неудачи для того, чтобы усилить свои доносы?
Первый заявил себя сторонником Кюстина и Ламарльера; он преследовал патриотов в одной из больших крепостей и недавно еще он осмелился высказать мнение, что надо покинуть территорию, присоединенную к республике. Жители этой территории, на которых он доносил, с энергией защищаются теперь против фанатиков и против англичан.
Второй еще не смыл позор, которым он покрыл себя, сдав австрийцам местность, порученную его защите. Нет сомнения, что если таким людям удастся доказать, что Комитет состоит из нечестных граждан, свобода погибнет. Нет сомнения, что народное мнение не им окажет доверие и не им передаст бразды правления государством. Пусть не думают, что я намерен здесь ответить обвинением на обвинение. Я обязуюсь никогда не разъединять патриотов, но я не понимаю тех патриотов, которые носят маску, и я разоблачу поведение двух или трех предателей, которые являются здесь зачинщиками раздора и разногласий. (Аплодируют.)
Я думаю, следовательно, что если правительство не пользуется безграничным доверием и не состоит из лиц, достойных этого доверия, родина погибла. Я требую, чтобы Комитет общественного спасения был обновлен.
("Нет! Нет!" - раздались снова крики во всем Собрании.)
82. Речь в Конвенте 25 сентября 1793 г. См.: "Oeuvres...", t.III, р.409-416.
83. Робеспьер имеет в виду генерала Ушара.
84. Здесь Робеспьер говорит о той коренной ломке в организации революционной армии, и в частности в ее командном составе, которая была произведена Якобинской диктатурой. Руководство было доверено людям, проявившим подлинные способности и преданность революции, благодаря чему французскую армию возглавил ряд выдающихся полководцев, вышедших из народа.
85. Робеспьер имеет в виду генералов Кюстина и Ушара.
86. В начале сентября 1793 г. Комитет общественного спасения направил к Дюнкерку, осажденному англичанами, республиканских генералов во главе с Журданом. которые, несмотря на предательство командующего северной армии Ушара, одержали 6-8 сентября блестящую победу при Гондсхооте. Вскоре Ушар был арестован, а пост командующего Северной армией поручен Журдану.
Журдан Жан-Батист (1762-.1833) начал службу солдатом в войне за независимость США; участвовал в революционной войне 1793 г., получил чин дивизионного генерала; отличился в сражении при Флерюсе (1794); член Совета пятисот; маршал Франции при Наполеоне; граф и пэр при Людовике XVIII; министр иностранных дел после революции 1830 г., пост, от которого он отказался в августе того же года, заняв место директора Дома инвалидов.
87. Начальником штаба до 1793 г. был генерал Рену.
88. Эрну Жан-Огюстен (1755-1827), барон, генерал; начал службу в революционной армии как солдат, быстро получал повышения за боевые заслуги; после битвы при Гондсхооте - бригадный генерал, в конце 1793 г.- дивизионный генерал; в дальнейшем - генерал наполеоновских армий.
Публикуется по изданию: Максимилиан Робеспьер. Избранные произведения. М.: Наука, 1965. т. 3.