Доклад в Конвенте от имени Комитета общественного спасения 17 ноября 1793 г. -
27 брюмера II года республики(93)
Граждане, представители народа, мы призываем сегодня внимание Национального конвента к важнейшим интересам отечества. Мы недавно изложили перед вами положение республики и ее отношение к различным державам и в особенности к народам, природа и разум которых связывают их с нашим делом, но которых интриганы и предатели стараются причислить к нашим врагам.
Уничтожив хаос, в который измены преступного двора и господство заговорщических клик повергли правительство, законодателям французского народа необходимо установить принципы своей политики в отношении друзей и врагов республики; им надо показать миру истинный характер нации, которую они имеют честь представлять. Настало время сообщить глупцам, которые этого не знают, или извращенным людям, которые притворяются, что они не уверены в том, что французская республика существует, что в мире непрочны только торжество преступления и длительный деспотизм! Настало время, когда наши союзники должны довериться нашей мудрости и нашей судьбе, так же как вооруженные против нас тираны должны бояться нашей храбрости и нашей мощи!
Французская революция дала толчок всему миру. Порывы великого народа к свободе должны были вызвать враждебность к нему окружающих его королей, но от этого скрываемого положения далеко до опасного решения объявить французскому народу войну, в особенности до чудовищного союза стольких держав по существу глубоко различных по своим интересам.
Для их объединения нужны были усилия двух дворов, влиянию которых подчинялись все другие; чтобы ободрить их, требовался союз с самим королем французов и измена всех клик, то льстивших, то угрожавших ему для того, чтобы господствовать под его именем, или для того, чтобы возвести другого тирана на развалины его державы.
Время, которое должно было породить величайшее чудо разума, было также осквернено крайней коррупцией людей: преступления тирании ускоряют прогресс свободы, а прогресс свободы умножает преступления тирании, усиливает ее тревогу и ее ярость. Между народом и его врагами происходит бесконечная реакция, сила которой, все увеличиваясь, проделала в немногие годы работу нескольких столетий.
Все знают теперь, что политика лондонского кабинета значительно способствовала тому, что наша революция впервые поколебалась. У него были широкие планы: он хотел во время политических бурь довести обессиленную и расчлененную Францию до перемены династии и посадить герцога Иоркского(94) на трон Людовика XVI. Этому проекту благоприятствовали интриги и могущество Орлеанского дома, глава которого, будучи врагом французского двора, издавна был тесно связан с английским двором. Довольствуясь почестями, местом и титулом родича короля, беспечный Филипп легко согласился бы окончить свою карьеру, почив в покое и в наслаждении. Выполнение этого плана должно было обеспечить Англии достижение трех больших целей, лелеемых ее честолюбием и завистью: приобрести Тулон, Дюнкерк и наши колонии. Став сразу господином этих значительных владений, господином моря и Франции, английское правительство вскоре заставило бы Америку подчиниться игу Георга(95). Следует заметить, что этот кабинет провел одновременно во Франции и в Соединенных Штатах две параллельные интриги, имевшие одну и ту же цель: в то время как он стремился отделить юг Франции от севера, он замышлял отделить северные провинции Америки от южных(96), и подобно тому как и теперь еще стараются федерализировать нашу республику, в Филадельфии трудятся над тем, чтобы разорвать связи конфедерации, объединяющей разные части американской республики.
Это был смелый план; но для составления смелого плана надо меньше таланта, чем для того, чтобы предусмотреть средства для его выполнения. Человек, менее всего способный определить характер и ресурсы великого народа, быть может, больше всего обладает искусством развратить парламент. Кто менее всего может понять, какие чудеса порождает любовь к свободе, как не подлый человек, мастер использовать все пороки рабов? Подобно ребенку, который имел неосторожность коснуться своей слабой рукой ужасного оружия и поранил ее, Питт захотел поиграть с французским народом и был сражен.
Питт грубейшим образом ошибся в нашей революции, так же как Людовик XVI и французская аристократия заблуждались в своем презрении к народу, презрении, основанном исключительно на сознании их собственной низости. Слишком безнравственный, чтобы поверить в республиканские добродетели, слишком незначительный философ, чтобы сделать шаг в будущее, министр Георга стоял ниже своего века; этот век рвался к свободе, а Питт хотел повернуть его назад к варварству и деспотизму. Но до сих пор обстоятельства в своей совокупности обманули его честолюбивые мечты; он видел, как силой народа разбиваются один за другим разные инструменты, которыми он пользовался; он видел, как исчезли Неккер, герцог Орлеанский, Лафайет, Ламет, Дюмурье, Кюстин, Бриссо и все жирондистские пигмеи. Французский народ до сих пор выбирался из нитей его интриг, как Геркулес выбирался бы из паутины.
Посмотрите, как каждый кризис нашей революции всегда уводит Питта дальше того пункта, где он хотел ее остановить; посмотрите, с какими большими усилиями он стремится заставить разум общества отступить и воспрепятствовать движению свободы; посмотрите затем, какие преступления совершаются для того, чтобы уничтожить ее! В конце 1792 года Питт думал незаметно подготовить падение Капета, сохранив трон для сына своего господина, но 10 августа Капет был свергнут и установлена республика. Чтобы задушить ее в колыбели, жирондистская клика и все подлые эмиссары иностранных тиранов напрасно призывали со всех сторон змей-клеветников, демона гражданской войны, гидру федерализма, чудовище аристократии, но вот 31 мая народ пробудился и предатели исчезли! Конвент показал себя столь же справедливым, как и народ, столь же великим, как велика его миссия. Провозглашен был новый общественный пакт, скрепленный единодушной волей французов; быстрокрылый дух свободы витает в этой стране, он сближает все партии, готовые было распасться, и укрепляет ее на широких основаниях.
Но до какой степени главный министр Георга III лишен таланта, хотя мы оказали ему внимание, доказывает вся система его управления. Он постоянно хотел соединить две, очевидно, противоречивые вещи: безграничное расширение королевских прерогатив, т. е. деспотизм, с ростом коммерческого процветания Англии, как будто бы деспотизм не был бичом коммерции! Как будто бы народ, имевший какое-то представление о свободе, мог опуститься до рабства, не потеряв энергию, которая одна может быть источником успехов! Питт не в меньшей степени виновен по отношению к Англии, конституцию которой он тысячу раз нарушал, чем по отношению к Франции. План Питта посадить английского принца на трон Бурбонов был покушением на свободу его же страны, поскольку семья короля Англии, которая царствовала бы во Франции и в Ганновере, держала бы в своих руках все средства, чтобы поработить Англию. Как может нация, побоявшаяся передать армию в руки своего короля, рассматривавшая часто вопрос - должен ли английский народ терпеть, чтобы король присоединил к своему титулу титул и мощь герцога ганноверского; как может эта нация пресмыкаться под гнетом раба, разрушающего свою родину для того, чтобы дать корону своему господину? Впрочем, мне нет нужды отмечать, что непредвиденный ход событий нашей революции неизбежно должен был заставить английского министра сделать, в зависимости от обстоятельств, много изменений в его первоначальных планах, умножить его затруднения, а следовательно и его мерзкие поступки. Ничего удивительного не будет даже, если тот, кто хотел дать Франции короля, будет вынужден теперь исчерпать свои последние ресурсы, чтобы сохранить своего короля или чтобы сохранить самого себя.
Начиная с 1791 года английская клика и все враги свободы увидели, что во Франции существует республиканская партия, которая не станет договариваться с тиранией, и что этой партией является народ. Частичные убийства на Марсовом поле, в Нанси показались им недостаточными для уничтожения народа; они решили объявить ему войну: отсюда чудовищный союз Англии с Пруссией, а затем и союз всех вооруженных держав против нас. Было бы глупо принципиально приписывать это явление влиянию эмигрантов, долго докучавших всем иностранным дворам своими бессильными воплями, или значению Франции; оно было делом политики иностранных держав, поддержанной властью мятежников, управлявших Францией.
Чтобы втянуть в это безрассудное предприятие монархов, недостаточно было пытаться убедить их в том, что, за исключением небольшого числа республиканцев, вся нация тайно ненавидит новый режим и ожидает их как освободителей; недостаточно было гарантировать им измену всех вождей нашего правительства и наших армий; для того, чтобы оправдать это гнусное предприятие в глазах их истощенных подданных, нужно было избавить монархов даже от заботы объявлять нам войну: когда они были готовы к ней, господствовавшая у нас клика сама объявила им войну. Вы помните, с каким коварством она сумела заинтересовать в успехе этих предательских планов храбрых от природы французов и народные общества с их гражданским энтузиазмом; вы знаете, с каким макиавеллистским цинизмом те, кто оставил наших национальных гвардейцев без оружия, наши укрепленные места без военных припасов, наши армии в руках изменников, подстрекали нас отправиться на край света водрузить там трехцветное знамя. Коварные краснобаи, они оскорбляли тиранов служа им, одним росчерком пера они опрокинули все троны и присоединили всю Европу к французской империи. Это было верным средством ускорить успех интриг наших врагов в тот момент, когда они торопили все государства выступить против нас!
Искренние сторонники республики иначе думали: прежде чем разбить цепи во всем мире, они хотели обеспечить свободу в своей стране; прежде чем нести войну иностранным деспотам, они хотели воевать с тираном, изменившим им; они были убеждены в том, что монарх не может вести народ к всемирной победе свободы и что принципы нашей славной революции надо распространять силой разума, а не силой оружия.
Во все времена друзья свободы искали наиболее верные средства для ее торжества; агенты же наших врагов принимают свободу для того лишь, чтобы убить ее, это крайние и умеренные, проповедующие поочередно то слабость и сонливость тогда, когда нужны бодрость и храбрость, то смелость и сумасбродства там, где нужны осторожность и осмотрительность. То самые люди, которые в конце 1791 г. хотели разбить все скипетры мира, в августе 1792 г. пытались отразить удар, которым был свергнут тиран. Колесница революции катится по неровной местности; они хотели затормозить ее движение, когда дорога была легкая, и насильно завлечь ее на опасную дорогу; они стремились разбить ее у самой цели.
Таковы лжепатриоты; такова миссия подкупленных иностранными дворами эмиссаров. Народ, ты сможешь отличить их по этим чертам!
Вот люди, которые еще недавно регулировали отношения Франции с другими нациями! Вернемся снова к их махинациям.
Настал момент, когда британское правительство, создав нам столько врагов, решило само открыто вступить с ними в союз; но воля нашей нации и партия оппозиции воспротивились плану министерства. Бриссо заставил его объявить войну: объявили войну Голландии, объявили войну Испании, потому что мы совершенно не были подготовлены воевать с этими новыми врагами и потому, что испанский флот был готов присоединиться к английскому.
С каким подлым лицемерием предатели хвастались перед нашими посланцами мнимыми оскорблениями иностранных держав, которые они заранее согласовали с ними. С какой наглостью взывали они к достоинству нации, дерзко насмехаясь над ним!
Подлецы! Они спасли прусского деспота и его армию; они запятнали Бельгию чистой кровью французов; еще недавно они говорили о муниципализации Европы, а толкнули несчастных бельгийцев в руки их тиранов! Они отдали нашим врагам наши сокровища, наши армии, наших защитников. Уверенный в их поддержке и гордый столькими преступлениями, презренный Дюмурье посмел угрожать свободе даже в самом ее святилище!.. О родина! Какая богиня-хранительница сумела вырвать тебя из огромной пропасти, готовой поглотить тебя в эти дни преступлений и бедствий, когда в союзе с твоими бесчисленными врагами твои неблагодарные сыны вонзали в твою грудь свои руки отцеубийц и, казалось, оспаривали друг у друга окровавленные члены твоего тела, чтобы отдать их свирепым тиранам, составлявшим заговоры против тебя! В эти ужасные дни, когда добродетель была упразднена, предательство увенчанно, клевета торжествовала, когда твои порты, твои флоты, твои армии, твои крепости, твои администраторы, твои уполномоченные - все было продано твоим врагам! Мало того, что вооружили тиранов против нас, они хотели обречь вас на ненависть народов и сделать революцию отвратительной в глазах всего мира. Наши журналисты, как и наши министры и часть наших законодателей, были на содержании иностранных дворов. Деспоты и интриганы представляли французский народ перед другими народами как эфемерную и презренную фракцию, колыбель республики как притон преступников, величественную свободу - переодетой в презренную проститутку. Пределом предательства было стремление изменников толкнуть самих патриотов на необдуманные выступления, подготовляя клевету на них. Виновные во всяких преступлениях, они обвиняли в них добродетельных людей, бросали их в тюрьму и приписывали свои собственные сумасбродства друзьям отечества, которые становились его мстителями или его жертвами. По милости союза всех могущественных и развращенных людей, которые передали в предательские руки сразу все ресурсы государства, все богатства, все каналы, через которые шло общественное мнение, французская республика не имела в Европе ни одного защитника, а истина, находясь в плену, не могла найти выхода через границу Франции или через стены Парижа!
Они старались, в частности, поставить общественное мнение Парижа в оппозицию к мнению всей остальной части республики и мнение всей республики в целом - в оппозицию к предубеждению иностранных народов. Существуют два средства, которыми можно все погубить: одно - это делать вещи дурные по природе своей, другое - причинить зло или делать некстати вещи, которые хороши сами по себе: они употребляли поочередно и то и другое средство. Они по-новому, искусно пользовались кинжалами фанатизма так, что можно было иногда подумать, что они хотят уничтожить его, они же хотели лишь вооружить фанатизм и оттолкнуть от нашей революции, используя религиозные предрассудки, тех, кого она привлекла своими моральными принципами и стремлением к счастью народа.
В Бельгии Дюмурье подстрекал наших национальных добровольцев грабить церкви, а он, предатель, в то же время публиковал религиозные послания, достойные римского папы, в которых он обрекал французов на ненависть бельгийцев и всего человеческого рода. Бриссо тоже гремел против священников и в то же время покровительствовал их бунту на юге и на западе.
Сколько дел, которых здравый разум французов обратил в пользу свободы, были придуманы коварными эмиссарами наших врагов для ее гибели!
Между тем французский народ - единственный во вселенной - борется во имя общего дела. Народы, союзники Франции, чем вы стали? Разве вы были союзниками только короля, а не союзниками нации? Американцы, разве этот венценосный автомат, по имени Людовик XVI, помог вам сбросить иго ваших угнетателей, а не наши руки и не наши армии? Разве поместье презренного двора кормило вас, а не налоги французского народа, а не продукты нашей земли, которой покровительствуют небеса? Нет, граждане, наши союзники вовсе не отреклись от чувств, которыми они нам обязаны; но если они не отказались от нашего дела, если они не включились даже в число наших врагов, это не вина клики, которая терзала нас.
По странной судьбе республика представлена в странах наших союзников агентами изменников, которых она покарала: зять Бриссо является генеральным консулом Франции в Соединенных Штатах; другой человек, по имени Жене, посланный Лебреном(97) и Бриссо в Филадельфию, в качестве полномочного агента, точно выполнил намерения и инструкции клики, избравшей его. Он использовал чрезвычайные меры, чтобы возбудить американское правительство против нас; говорил с ним, без всякого к тому предлога, тоном угроз и делал ему предложения, противоречащие интересам обеих наций; он постарался представить наши принципы подозрительными и опасными, применяя их в смехотворной форме. По замечательному контрасту, в то время, когда в Париже те, кто его послал, преследовали народные общества, объявляли анархистами республиканцев, смело борющихся против тирании, Жене в Филадельфии встал во главе клуба, вносил и заставлял других вносить предложения,. оскорбительные для правительства и вызывающие его беспокойство(98). Таким образом та самая клика, которая во Франции стремилась свести всех бедняков до состояния илотов и подчинить народ аристократии богатых, захотела в один миг освободить и вооружить всех негров, чтобы уничтожить наши колонии.
Те же маневры были употреблены в Порте Шуазелем-Гуфье(99) и его преемником. Кто поверил бы, что в Константинополе будут созданы клубы и что там будут проводиться избирательные собрания?(100) Ясно, что это предприятие не может быть полезным ни для нашего дела, ни для наших принципов, но это нужно было для того, чтобы встревожить или раздражить оттоманский двор. Турция, неизбежный враг наших врагов, верный и полезный союзник Франции, пренебрегаемый французским правительством, обманутый британским кабинетом, до сих пор сохраняла нейтралитет, более пагубный для ее собственных интересов, чем для интересов (с.61) французской республики. Тем не менее, она будто готова пробудиться, но если, как говорят, диваном руководит сен-джемский кабинет, Турция не направит свои силы против Австрии, нашего общего врага, которого ей так легко было бы подавить, а против России, нерастраченные силы которой могут еще раз стать опасными для оттоманских армии(101).
Есть еще и другой народ, связанный с нашим делом не менее сильными узами, народ, прославленный тем, что он разорвал цепи тиранов, воюющих с нами, народ, союз которого с нашими королями был чем-то странным, но союз которого с республиканской Францией столь же естествен, как и внушителен, наконец, народ, заслуживший уважение свободных французов, - я хочу говорить о швейцарцах. Политика наших врагов до сих пор исчерпала все свои ресурсы, чтобы вооружить их против нас. Опрометчивость, беззаботность, предательство соперничали в помощи им. Небольшие территориальные нарушения, мелкие и бесполезные придирки, беспричинные оскорбления в газетах, весьма активно проводимая интрига, главными очагами которой были Женева, Монтерибль и некоторые темные комитеты, находящиеся в Париже и состоящие из банкиров, иностранцев и интриганов, одетых в маску патриотизма; все было использовано для того, чтобы заставить швейцарцев решиться увеличить собою союз наших врагов(102).
Хотите ли вы понять по одному только штриху, какое значение они придают успеху этих махинаций и в то же время всю низость употребляемых ими средств; достаточно сообщить вам, какую хитрость употребили недавно австрийцы. В тот момент, когда я кончал писать этот доклад, Комитет общественного спасения получил следующую ноту, врученную Министерству юстиции в Базеле:
"18 октября в Комитете общественного спасения рассматривался вопрос о вторжении в Невшатель(103). Дискуссия была очень оживленной, она продолжалась до двух часов ночи. Один только член меньшинства воспротивился вторжению. Дело это было приостановлено только из-за отъезда в Эльзас Сен-Жюста, бывшего докладчиком по этому вопросу, но теперь из надежного источника известно, что в Комитете вопрос о вторжении в Невшатель решен". Следует вам сказать, что никогда в Комитете общественного спасения не стоял вопрос о Невшателе.
Между тем в Невшателе как будто были встревожены этой грубой ложью наших врагов, как это доказывает письмо от 6 ноября (по старому стилю), адресованное нашему послу в Швейцарии от имени цюрихского кантона бургомистром этого города. Это письмо, в котором представителю нашей республики сообщается о беспокойстве невшательских властей, содержит самое горячее выражение дружеских чувств цюрихского кантона к французской нации и его доверие к намерениям правительства.
Поверите ли вы, что ваши враги нашли средство продолжать и дальше свое бесстыдство или глупость! Что же! Надо сказать вам, что в тот момент, когда я говорю, немецкие газеты распространили повсюду новость, будто Комитет общественного спасения решил заставить Францию объявить войну Швейцарии и что я уполномочен сделать вам доклад по этому вопросу.
Но для того, чтобы еще лучше оценить, какова честность Англии и Австрии, мы сообщим вам, что больше месяца тому назад Комитету общественного спасения было сделано предложение, дающее Франции чрезвычайно ценное преимущество при обстоятельствах, в которых мы находились; чтобы получить его, надо было только согласиться на вторжение в небольшое государство, вклинившееся в нашу территорию и являющееся союзником Швейцарии(104). Но это было несправедливое предложение, противоречащее соблюдению договоров, и мы с негодованием отвергли его.
Впрочем, швейцарцы сумели обойти ловушку, которую им ставили наши общие враги; они сразу поняли, какие из предъявленных жалоб являются частично результатом бурных движений, неотделимых от великой революции, частично следствием недоброжелательства, направленного одинаково как против Франции, так и против кантонов. Мудрость гельветов воспротивилась домогательствам бежавших французов, предательским ласкам Австрии и интригам всех объединившихся дворов. Некоторые кантоны ограничились тем, что дружески предъявили французскому правительству свои требования. Комитет общественного спасения уже заранее занимался ими. Он решил не только прекратить причины справедливых жалоб, которые могли быть у этого уважаемого народа, но высказать ему всеми средствами, согласующимися с защитой нашей свободы, чувства благожелательности и братства, которыми воодушевлена французская нация к другим народам и в особенности к тем, характер которых достоин союза с ней. Комитет будет следовать тем же принципам в отношении всех дружеских наций. Он предложит вам основанные на этих принципах меры. Впрочем, одно лишь изложение ваших принципов, сделанное мною, является гарантией разумных правил, которыми руководствуется наше правительство, способное расстроить давно замышляемые ими втайне козни. Таково преимущество могущественной республики: ее дипломатия состоит в добросовестности, и так же как честный человек может без опасения открыть своим согражданам свое сердце и свой дом, свободный народ может раскрыть перед народами основы своей политики.
Каковы бы ни были последствия такого образа действий, они могут только благоприятствовать нашему делу, и если случится, что дух, враждебный человечеству, толкнет правительства некоторых нейтральных стран в лагерь наших общих врагов, они предадут народы, которыми они управляют, и не принесут пользы тиранам. По крайней мере его собственная низость и наша честность сделают нас сильнее в борьбе против него, ибо справедливость - это большая часть могущества.
Но в настоящий момент важно сразу представить себе картину Европы; нам надо представить себе зрелище политического мира, волнующегося вокруг нас и из-за нас.
С того момента, как был составлен план лиги против нас, предполагали заинтересовать разные державы разделом нашей прекрасной земли. Существование этого проекта доказано теперь не только происшедшими событиями, но также подлинными документами. В период сформирования Комитета общественного спасения план нападения на Францию и расчленения ее, созданный британским кабинетом, был сообщен членам, составлявшим тогда Комитет. В то время на это обратили мало внимания, потому что план этот казался маловероятным и недоверие к такого рода секретным сообщениям было вполне естественным, но с того времени факты ежедневно подтверждали эти сообщения.
Англия не забыла себя при этом дележе. Дюнкерк, Тулон, колонии, не считая шансов на получение короны для герцога Иоркского, от мысли о которой не отказались, но части владений которой были пожертвованы и должны были составить долю других держав. Нетрудно было втянуть в лигу штатгальтера Голландии(105), который, как известно, в меньшей степени является князем батавов, чем подданным своей жены, а следовательно берлинского двора.
Что касается политического чуда, которое представляет собой союз самого короля прусского с главой австрийского дома, мы уже объяснили его. Подобно двум разбойникам, дерущимся за раздел вещей убитого ими путешественника и забывающим свою ссору, чтобы вместе погнаться за новой добычей, так венский и берлинский монархи отложили свои старые распри, чтобы напасть на Францию и поглотить рождающуюся республику(106). Однако внешнее согласие этих двух держав в действительности скрывает раскол между ними.
Австрия могла остаться обманутой прусским кабинетом и другими союзниками.
Австрийский дом, истощенный экстравагантностями Иосифа II и Леопольда, уже давно оставивший политику Карла V, Филиппа II и старых министров Марии-Терезии(107), управляется теперь капризами и невежеством двора, возглавляемого ее детьми, погибает во французском Эно и в Бельгии. Если мы по своей опрометчивости не поможем ей сами, ее последние усилия против Франции можно рассматривать как конвульсии ее агонии. Уже императрица России и король Пруссии без нее разделили Польшу(108) и в компенсацию предоставили Австрии победы, которые она с их помощью одержит во Франции, т. е. Лотарингию, Эльзас, французскую Фландрию. Англия поддерживает безумство Австрии для того, чтобы погубить нас, погубив и ее; она стремится сохранить свои силы за счет издержек своего союзника и движется к своей личной цели, взвалив на Австрию, насколько это возможно, всю тяжесть войны. С другой стороны, Руссильон, французская Навара и пограничные с Испанией департаменты были обещаны его католическому величеству.
Даже мелкий сардинский король(109) лелеял надежду стать когда-нибудь королем Дофинэ, Прованса и соседних с этими старыми штатами областей.
Что можно было предложить итальянским державам, которые не могли бы уцелеть после гибели Франции? Ничего. Они долго сопротивлялись домогательствам лиги, но сдались из-за интриги или скорее по приказам английского министерства, угрожавшего им английским флотом. Территория Генуи стала ареной преступления, пример которому можно найти только в истории Англии. Корабли этой нации, соединившись с французскими кораблями, сданными предателями Тулона, вошли в Генуэзский порт. Тотчас разбойники, плававшие на них, англичане и французские мятежники, захватили все республиканские суда, находившиеся в этом порту под охраной международного права, и все бывшие на них французы были перебиты. Какую низость проявил генуэзский сенат, не предотвратив или не отомстив за это тяжелое оскорбление, сенат, предавший одновременно честь, генуэзский народ и все человечество.
Более могущественная и в то же время более политичная Венеция сохранила нейтралитет, полезный для ее интересов. Флоренция, для которой, из всех итальянских государств, торжество наших врагов оказалось бы роковым, была, наконец, подчинена ими помимо своей воли, что привело ее к гибели. Так деспотизм давит даже на своих сообщников, и вооруженные против республики тираны становятся врагами своих собственных союзников. Вообще итальянские государства, быть может, более достойны жалости, чем негодования Франции. Англия рекрутировала их как своих матросов, она зажала в тиски народы Италии. Самым преступным королем этой страны является неаполитанский король(110), показавший себя достойным крови Бурбонов, взяв на себя защиту их дела. Мы сможем когда-нибудь прочесть по этому поводу письмо, написанное его рукой своему кузену католику(111), которое послужит для вас доказательством того, что террор совсем не чужд сердцу объединившихся против нас королей. Папа не стоит чести быть названным.
Англия осмелилась также угрожать своими эскадрами Дании, чтобы заставить ее присоединиться к лиге, но управляемая умелым министром Дания с достоинством отвергала эти наглые требования.
Только безумию можно приписать решение, принятое шведским королем Густавом III, - стать генералиссимусом объединившихся королей. История человеческих глупостей не являет ничего, что могло бы сравниться с бредом этого современного Агамемнона(112), опустошившего свое государство, бросившего свою корону на милость своих врагов, чтобы явиться в Париж укрепить корону короля Франции.
Более мудрый регент(113) посчитался как с интересами своей страны, так и со своими личными; он спасся нейтралитетом.
Утверждают, и мы готовы этому поверить, что из всех мошенников, носивших имя короля, императора, министра, политика, самой ловкой плутовкой является Екатерина в России, или, вернее, плутами являются ее министры, и надо остерегаться шарлатанства этих далеких и всесильных в империи лиц, престиж которых создала политика. Истина состоит в том, что при старой императрице, как и при всех женщинах, держащих скипетр, управляют государством мужчины. Впрочем, политика России властно определяется самой природой вещей. Эта страна представляет собой соединение жестокости диких орд и пороков цивилизованных народов. Господствующие в России классы обладают большой властью и большими богатствами. У них есть вкус, понятие и стремление к роскоши, к искусству Европы, а правят они в суровом климате. Они испытывают потребность в том, чтоб им служили и их восхваляли афиняне, а имеют они подданными татар. Этот контраст в их положении заставил их обратиться к торговле, для приобретения предметов роскоши и искусства, и к завоеванию соседних с ними плодородных земель на западе и на юге. Петербургский двор стремится эмигрировать из печальных мест, в которых он обитает, в европейскую Турцию и в Польшу, так же как наши иезуиты и наши аристократы эмигрировали из теплого климата Франции в Россию.
Она много способствовала созданию лиги королей, воюющих с нами, и она одна получает от этого пользу. В то время, когда соперничающие державы разбились о скалу французской республики, императрица России приберегает свои силы и собирает свои средства(114), она с тайной радостью посматривает, с одной стороны, на обширные территории, подвластные оттоманскому господству, и с другой - на Польшу и Германию; и везде она видит легко осуществимые узурпации или быстрые завоевания. Ей кажется близким момент, когда ее воля станет законом для Европы, по крайней мере для Пруссии и Австрии, а при разделе земель, к участию в котором она примет двух компаньонов(115) ее высочайших грабежей, кто помешает ей безнаказанно взять себе львиную долю?
Перед вами баланс Европы и ваш баланс, и вы можете уже подвести важный итог - вселенная заинтересована в сохранении нашей страны. Предположим, что Франция уничтожена или расчленена, политический мир тогда развалится. Уберите этого могущественного и необходимого союзника, гарантирующего второстепенным государствам их независимость от великих деспотов, и вся Европа будет порабощена. Мелкие германские князья, германские города, считающие себя свободными, поглотят властолюбивые австрийский и бранденбургские дома; Швеция и Дания рано или поздно станут добычей своих могущественных соседей; Турция будет отброшена за Босфор и вычеркнута из списка европейских держав; Венеция потеряет свои богатства, свою торговлю, свое значение, Тоскана перестанет существовать, Генуя будет уничтожена. Италия станет лишь игрушкой в руках окружающих ее деспотов; Швейцария будет обречена на нищету и не возвратит себе энергию, которую ей придала ее прежняя бедность. Потомки Вильгельма Телля падут под ударами тиранов, которые были унижены и побеждены их предками. Как посмеют они взывать к добродетелям своих отцов и к священному имени свободы, если французская республика будет разрушена на их глазах? И что будет, если они сами способствовали бы ее гибели? А вы, храбрые американцы, свобода которых скреплена нашей кровью и обеспечена нашим союзом, какова будет Ваша судьба, если нас не будет? Вы снова подпадете под позорное иго ваших старых господ(116); поблекнет слава наших совместных подвигов; права свободы, Декларация прав человечества будут уничтожены в обеих частях света!
Что я говорю! А чем станет сама Англия? Надолго ли ослепительный блеск ее преступной победы скроет ее бедствия и застарелые язвы? Есть предел престижу, которым держится шаткое существование искусственно созданной державы. Что бы ни говорили, настоящими державами являются те, которые владеют землей. Наступит день, когда они захотят перейти расстояние, отделяющее их от чисто приморского народа, и на следующий день он исчезнет. Напрасно остров, занимающийся торговлей, надеется опереться на морское могущество, когда его побережье не находится под защитой справедливости и интересов народов. Быть может скоро мы сумеем дать миру доказательство этой политической истины, но вместо нас сама Англия докажет ее. Уже и теперь, вызвав отвращение всех народов к себе, возгордившись своими преступными успехами, она вынудит своих соперников наказать ее.
Но прежде чем она прекратит свое физическое и торговое существование, она прекратит свое моральное и политическое существование. Как сможет она сохранить остатки своей свободы, когда Франция потеряет свою, когда исчезнет последняя надежда друзей человечества? Как смогут люди, привязанные к своей конституции, такой, какая она есть, или в какую они хотят ее превратить, как смогут они бороться с деспотическим министром(117), обнаглевшим от успехов своих интриг и злоупотребляющим процветанием страны для того, чтобы подавить разум, поработить мысль и угнетать нацию?
Если страна, которая кажется местом интриги и коррупции, дает политических философов, способных понимать и защищать ее истинные интересы, если верно, что противники развращенного министерства отличаются от интриганов, соперничающих с ним в умении обманывать народ, следует тогда согласиться, что английским министрам не придется надолго отсрочить заседания парламента, призрак которого, видимо, нарушает их сон(118) .
Итак, если политика правительств должна опасаться падения французской республики, что же будет с философией и с человечеством? Если свобода во Франции погибнет, вся природа оденется в траур, а человеческий разум отступит назад и погрузится в пропасть невежества и варварства; Европа станет добычей двух или трех разбойников, которые отомстят за человечество войной друг с другом, и самый свирепый из них, поборов своих соперников, приведет нас к господству гуннов или татар. После такого примера и после стольких бесполезно осуществленных чудес, кто когда-либо осмелится объявить войну тирании? Деспотизм, как безбрежное море, зальет поверхность земного шара; оно зальет вершины политического мира, где хранится ковчег с хартиями человечества; земля превратится в достояние преступников, и богохульство, в котором упрекают второго из Брутов(119), оправдываемое тщетностью наших благородных усилий, станет криком всех великодушных сердец. О, добродетель, - смогут они воскликнуть, - ты лишь пустое слово!
Кто из нас не чувствует, как возрастают все его силы, кто из нас не подымается даже над самим человечеством, когда думает о том, что мы боремся не за один народ, а за всю вселенную? Не только за людей, живущих теперь, но за всех тех, кто будет жить? Пусть угодно будет небу, чтобы эта истина не была замкнута в узком кругу, пусть она будет услышана в одно и то же время всеми народами! В тот же миг все факелы войны погаснут, исчезнет власть лжи, цепи в мире будут разбиты, источники народных бедствий высохнут, все народы сольются в один братский народ и у вас будет столько друзей, сколько на земле существует людей. Вы можете, по крайней мере, опубликовать этот разумный манифест, торжественно провозгласить ваши принципы, и это будет хорошим ответом на низкие и глупые памфлеты, которые наглые и гнусные тираны осмеливаются публиковать против вас.
Впрочем, пусть вся Европа будет против вас, вы сильнее Европы! Французская республика непобедима, как разум; она бессмертна, как истина. Свобода одержала такую победу во Франции, что никакая человеческая сила не сможет изгнать ее оттуда. Тираны, раздавайте ваши сокровища, соберите ваших сателлитов и вы приблизите вашу гибель! Я призываю в свидетели ваши неудачи и в особенности ваши успехи. Один порт и две-три крепости(120) - вот достойная награда усилий стольких королей, которым в течение пяти лет помогали начальники наших армий и даже само правительство наше! Поймите, что народ, которого вы не могли победить такими средствами,- это непобедимый народ. Великодушные деспоты, чувствительные тираны, вы говорите, что не щадили столько людей и расточали столько денег только для того, чтобы принести Франции счастье и мир!
Вам так хорошо удалось сделать счастливыми своих подданных, что теперь вашим королевским душам осталось только думать о нашем счастье. Остерегайтесь, в мире все меняется. Короли достаточно долго карали народы, народы в свою очередь смогут покарать королей.
Чтобы лучше обеспечить нам счастье, вы, говорят, хотите уморить нас голодом и с помощью сотни кораблей вы установили блокаду Франции. К счастью, природа менее жестока к нам, чем тираны, оскорбляющие ее; блокада Франции могла бы быть не более удачной, чем блокада Мобежа и Дюнкерка(121). Впрочем, великий народ, которому осмеливаются угрожать голодом, становится страшным врагом. Пока у него остается оружие, он отказывается принимать от своих угнетателей хлеб и цепи; он несет им смерть.
А вы, представители этого благородного народа, вы, призванные во время этих бурь создать первую в мире республику, подумайте о том, что в течение нескольких месяцев она должна быть спасена и утверждена!
Ваши враги прекрасно знают, что отныне они могут погубить вас только с вашей помощью. Делайте все, противоположное тому, что они хотят, чтобы вы делали, следуйте всегда неизменному плану правительства, основанному на принципах мудрой и смелой политики.
Ваши враги хотели бы придать величественному делу, которое вы защищаете, вид легкомыслия и безумия, поддерживайте же его со всем достоинством и разумом. Вас хотят разъединить; оставайтесь всегда объединенными. Хотят возбудить среди вас высокомерие, ревность, недоверие - прикажите же всем этим мелким страстям умолкнуть. Самым прекрасным титулом является тот, который вы все носите; мы все будем великими, когда все мы спасем отечество. Хотят уничтожить и принизить республиканское правительство при его рождении, придайте же ему энергию, силу и уважение, в которых оно нуждается. Они хотят, чтобы республиканский корабль плыл по воле волн, без цели и без рулевого, возьмитесь же твердой рукой за руль и ведите его сквозь подводные камни в гавань мира и счастья.
Силой можно опрокинуть трон, но основать республику можно только мудростью. Распутывайте постоянные козни наших врагов; будьте революционерами и политиками; будьте жестоки к злым людям и будьте готовы оказать помощь несчастным; избегайте одновременно и жестокого модерантизма и систематических преувеличений лжепатриотов; будьте достойны народа, которого вы представляете. Народ ненавидит всякие крайности, он не хочет быть ни обманутым, ни опекаемым, он хочет, чтобы его защищали, уважая его.
Осветите логовище этих современных Какусов(122), где делят останки народа, составляя заговор против его свободы; удушите их в их же притоне и накажите их, наконец, за самое отвратительное злодеяние, за то, что они надевают на контрреволюционеров священные эмблемы патриотизма и убивают свободу ее собственным оружием!
В период, в котором вы живете, республиканская добродетель предназначена подвергнуться сильному испытанию. В конце этой кампании подлое лондонское министерство убедилось в том. чти оно своими безрассудными усилиями почти разрушило лигу, опозорило армии Англии, пошатнуло ее состояние: между тем, благодаря проявленной нами энергии, свобода укрепилась. Внутри страны раздаются крики самих англичан, готовых требовать у министерства отчета о его преступлениях. В своем страхе оно отодвинуло до января открытие заседаний парламента, приближение которых приводит его в ужас; оно собирается употребить это время на совершение последних преступлений, которыми оно замышляет возместить свое бессилие победить вас. Все признаки, все новости, все захваченные с некоторого времени документы, всё относится к следующему плану: подкупить представителей народа, поддающихся подкупу, оклеветать или удушить тех, кого они не смогли подкупить, наконец добиться роспуска национального представительства - к этой цели направлены все маневры, свидетелями которых мы являемся, все лжепатриотические контрреволюционные средства, распространяемые предателями, чтобы вызвать мятеж в Париже и привести в расстройство всю республику.
Представители французского народа, вы должны знать свою силу, свое достоинство. Вы можете испытывать законную гордость: вы можете быть довольны не только тем, что вы свергли королевскую власть и покарали королей, повалили преступных идолов, перед которыми мир падал ниц, но главным образом тем, что вы удивили его актом правосудия, пример которого он никогда не видел, опустив меч закона на преступные головы, поднявшиеся среди вас, и, наконец, тем, что вы до сих пор по требованию нации разгромили враждебные ей клики.
Какая бы личная судьба ни ждала вас, ваша победа обеспечена; разве сама смерть создателей свободы не является победой? Все умирают, и герои человечества, и тираны, угнетающие его, но умирают при разных условиях.
Вплоть до царствования презренных римских императоров общество с почетом венчало священные образы погибших в борьбе с ними героев; их называли последними римлянами. Опозоренный Рим, казалось, говорил каждый день тирану: Ты вовсе не человек; мы сами потеряли это звание, попав к тебе в рабство; единственные люди, единственные римляне - это те, кто имел мужество пожертвовать собой для того, чтобы освободить землю от тебя и тебе подобных.)
Проникнутые этими идеями, этими принципами, мы будем оказывать содействие вашей энергии со всей нашей властью. Подвергаясь нападкам всякого рода страстей, вынужденные бороться в одно время с враждебными республике державами и с подкупленными людьми, разрывающими ее грудь, находясь между подлым лицемерием и неблагоразумной пылкостью, как могли бы мы возложить на себя такое бремя без священного приказа родины? Как могли бы мы нести его, если бы величие нашей миссии не победило нашу слабость, если бы мы не полагались с доверием на вашу добродетель и на величественный характер народа, которого вы представляете?
Нашим святым долгом является заставить уважать вас внутри и вовне нашей страны. Мы хотели сегодня представить вам верную картину вашего политического положения и дать Европе высокое представление о ваших принципах. Эта дискуссия имеет также особую цель - разоблачить интриги ваших врагов, стремившихся вооружить против вас ваших же союзников и в особенности швейцарские кантоны и Соединенные Штаты Америки. Ввиду этого, предлагаем вам следующий декрет.
93. Доклад в Конвенте 17 ноября 1793 г. опубликован отдельной брошюрой по постановлению Конвента; привлек к себе внимание ряда европейских стран. См. "Oeuvres...", t.III, р.445-475.
94. См. прим. 69.
95. Речь идет об английском короле, Георге III.
96. Робеспьер имеет в виду борьбу за независимость английских колоний в Северной Америке, окончившуюся провозглашением независимости США.
97. Жене (1765-1834)-дипломат; с 1789 г. французский поверенный в делах при русском дворе; 21 января 1791 г. подписал текст присяги на верность новому строю; после высылки из России в 1792 г. (вследствие разрыва дипломатических отношений между Россией и Францией) - французский посланник в США.
Лебрен Пьер-Мари, (1754-1793) - до революции типографщик и журналист; сотрудник Министерства иностранных дел при Дюмурье, а с 1792 г. по 2 июня 1793 г. - министр иностранных дел. Гильотинирован в 1793 г.
98. Жене в Филадельфии стал действовать вопреки интересам французского правительства: он интриговал против президента США - Вашингтона. По требованию государственного секретаря США Джефферсона, Комитет общественного спасения дезавуировал Жене 9 октября 1793 г.
99. Шуазель-Гуфье (1752-1817) -французский дипломат и антиквар; с 1784 г. посол в Турции, откровенный враг революции, Гуфье отказался вернуться во Францию и поселился в России, где Павел I сделал его директором Академии искусств и царской библиотеки. В 1802 г. вернулся во Францию. При Реставрации был сделан министром и пэром.
100. Робеспьер имеет в виду деятельность роялистских дипломатов в Турции, направленную на компрометацию Французской республики.
101. Турция с XVI в. являлась традиционным союзником Франции, прежде всего в борьбе против Австрии, бывшей до середины XVIII в. их общим врагом. Французское революционное правительство стремилось снова вовлечь Турцию в войну против Австрии, но противодействие этим намерениям со стороны Англии, а также опасность для Турции новой войны с Россией (правительство Екатерины II вело две войны с Турцией: 1768-1774 гг. и 1787-1791 гг.) препятствовали осуществлению планов французской дипломатии.
102. Робеспьер имеет в виду английское правительство, которое засылало своих эмиссаров во Францию для организации мятежей и диверсий, а также курс внешней политики, инспирируемый дантонистами: так в Швейцарии и других государствах, сохранявших нейтралитет, выгодный Французской республике, французские агенты, посылавшиеся Эро де Сешелем, агитировали за изменение образа правления и за союз с Францией, подрывая таким образом нейтралитет этих государств и толкая их на союз с врагами Республики.
103. Провокационная нота Австрии, согласно которой французские войска будто бы собирались вторгнуться в Швейцарию (Невшатель), имела целью нарушить нейтралитет Швейцарии.
104. Речь идет о Мюлузе, городе на границе с Швейцарией, бывшем "вольным городом".
105. Штатгальтером Голландии в то время был Вильгельм V (1748-1806).
106. Под "старыми распрями" Робеспьер подразумевает Семилетнюю войну (1756-1763), в которой Англия в союзе с Пруссией выступала против коалиции Австрии, Франции, России, Саксонии, Швеции и Польши.
107. Карл V - император Священной римской империи германской нации (1519-1556), провозгласил целью своей политики создание "всемирной христианской монархии", вел ряд войн с Францией и Италией.
Филипп II (1527-1598) - король Испании, сын Карла V.
Мария Терезия (1717-1780) - императрица Австрии (1740-1780).
Иосиф II (1741-1790) - император Австрии (1780-1790), сын Марии Терезии.
Леопольд II, его сын. Наследовал австрийский престол в 1790 г. (правил до 1792 г.).
108. Речь идет о втором разделе Польши, произведенном в январе 1793 г. Екатериной II и прусским королем Фридрихом-Вильгельмом II (1744-1797); первый раздел Польши (1772 г.) был совершен Пруссией, Австрией и Россией.
109. Королем Сардинии в то время был Виктор-Амедей III
110. Неаполитанским королем был Фердинанд I, приходившийся дальним родственником французским Бурбонам.
111. Имеется в виду Людовик XVI.
112. Агамемнон, царь Микен, возглавил поход ахейцев против Трои. По возвращении был убит своей женой Клитемнестрой и ее возлюбленным Эгистом.
113. Робеспьер имеет в виду регента Швеции, который правил страной после смерти короля Густава III, крайне враждебного французской революции; герцог де Сюдерманланд, став регентом, начал проводить более дружественную в отношении Франции политику.
114. Россия Екатерины II не входила в первую антифранцузскую коалицию 1793 г., так как была занята разделом Польши. Тем не менее Екатерина II деятельно помогала роялистской контрреволюции деньгами.
115. Робеспьер имеет в виду Пруссию и Австрию.
116. Речь идет об Англии.
117. Робеспьер говорит о Питте.
118. Безуспешные попытки английского правительства удушить французскую революцию вызывали недовольство правящих кругов Англии. Опасаясь критики, английское правительство отсрочило созыв парламента до января 1794 г.
119. Робеспьер имеет в виду Марка Юния Брута (85-42 г. до н.э.).
120. Крепость Лонгви была сдана войскам интервентов 23 августа 1792 г.; Верден был захвачен армией герцога Брауншвейгского 2 сентября 1792 г. 5 октября того же года Лонгви и Верден были освобождены революционными войсками. Тулон был взят англо-испанским флотом 28 августа 1793 г. и освобожден 19 октября 1793 г.
121. Робеспьер говорит о неудачной попытке английских войск захватить Дюнкерк, о стремлении прусских войск взять Мобеж летом и осенью 1793 г.
122. Какус - известный разбойник времен античного Рима. Согласно преданию, его вертеп находился на Авентинском холме, у входа в который всегда висели окровавленные головы; был побежден Геркулесом.
Публикуется по изданию: Максимилиан Робеспьер. Избранные произведения. М.: Наука, 1965. т. 3.