11 марта.
Федор кузнец, бывший рабочий с Пресни. Он в синем халате, в извозчичьем картузе. Сосет с блюдечка чай.
Я говорю ему:
-- Ты был в декабре на баррикадах?
-- Я-то? Я в доме сидел.
-- В каком доме?
-- А в школе, в городской то есть.
-- Зачем?
-- В резерве был. Две бомбы держал.
-- Значит, ты не стрелял?
-- Как нет? Стрелял.
Так ты расскажи.
Он машет рукой.
-- Да что... Артиллерия пришла. Стали в нас из пушек палить.
-- А вы?
-- Ну и мы... Из пушек мы, говорю, палили. Сами на заводе делали. Маленькие, вот с этот стол, а бьют хорошо. Человек пятнадцать мы из них положили... Ну, тут скоро шум большой вышел. Потолок бомбой пробило, человек восемь наших взорвало.
-- А ты что?
-- Я? Что ж я? Я главнее в резерве был. В угле с бомбами находился ... А потом приказ вышел.
-- Какой приказ?
-- От комитета приказ: уходить. Ну, мы видим: дела хоть закуривай. Подождали малое время, ушли.
-- Куда ж вы ушли?
-- В нижний этаж ушли. Там ловчее стрелять было.
Он говорит неохотно. Я жду.
-- Да, -- продолжает он, помолчав, -- была тут одна... со мной солидарная... вроде будто жена.
-- Ну?
Ну, ничего . . . Убили ее казаки.
За окном гаснет день.