А вот моих курсантов сорок лет спустя вряд ли узнала бы, как, впрочем, и они меня. Мы все уже стали дедушками и бабушками.
Не обидела ли я кого-то из вас? Мужчины долго считают себя молодыми. Как говорил мой отец, когда рождались внуки: «Я не дедушка. Я муж бабушки». Хотя бывали исключения.
Некоторые люди с возрастом почти не меняются. Наверное, лет десять назад в троллейбусе вижу: сидит, по всем приметам с супругой, немолодой мужчина с рыжевато-седыми, но ещё хорошо сохранившимися волосами. Без труда узнала в нём Юру Лебедева. Сердце заколотилось, вокруг люди, как же к нему обратиться, как назвать его, как напомнить о себе, чтобы не напугать ненужными подозрениями его жену, зная, на какие фантазии мы, женщины, способны насчёт своих мужей? И ничего более нелепого не могла придумать, как сказать: «Юра, здравствуй! Я твоя старая учительница по литературе Светлана Николаевна» (слово «старая», правда, произнесла скрепя сердце, боясь обеспокоить спутницу Лебедева). Потом были случайные встречи в транспорте и на улице (мы жили в одном микро-районе). Юры давно нет, а я с благодарностью вспоминаю, с какой теплотой он расспрашивал меня о жизни, работе, о новом замужестве, как рассказывал немного о себе. Теперь испытываю чувство вины за свою сдержанность при разговорах с ним. Тогда думалось, что он жалеет меня, оставленную мужем в чужом мне городе Севастополе. Однажды выхожу из троллейбуса, а он собирается заходить в него: «Как живёшь, Светочка?» Делаю вежливую улыбку и вполоборота бросаю вслед: «Спасибо, Юра. Прекрасно!» Ничего прекрасного не существовало в помине. Это гордыня взыграла. Надо бы ответить по-дружески, сердечно: «Спасибо, Юрочка. А как у тебя дела?» Ему-то в тот момент было как раз тяжело, он болел, нуждался в поддержке, и вскоре я узнала, что его не стало. Нужно успевать говорить друг другу хорошие слова.
На сегодняшних фотографиях, в солидных возмужалых фигурах, сразу узнаются Володя Тыцких, Саша Дьяконов, Виктор Низин, Николай Егоров, Володя Мушинский, Владислав Белинский, Павел Монастырский: что-то юношеское навсегда запечатлелось в их лицах и не позволяет им стариться. Поверьте моему женскому взгляду, вы стали привлекательнее, чем в юности. Я порадовалась за вас: достойно прошли свою сложную службу и продолжаете жить и работать так же достойно. Наверняка, таких наших выпускников гораздо больше, но лишь несколько человек объявились в «Одноклассниках» и попали ко мне на страницу.
Саша Дьяконов выслал из Мурманска книгу «Киевский морпо-лит» Александра Бондаренко и несколько раз звонил по мобильному: получила ли бандероль, понравилось ли мне? Провожу занятие, слышу - в сумке тихонечко позванивает телефон, одним глазом заглядываю в него, вижу Сашин номер. Ну как могла не ответить? Извинилась перед студентами и поговорила немного. Даже похвасталась ученикам, что такой взрослый солидный мужчина тоже когда-то учился у меня и всегда только на «отлично». Дьяконов у нас адмирал, наша гордость, деликатнейший и заботливый человек. И семья у него хорошая, и трудится он сейчас на почётной работе. Думаю, он напишет о себе в нашем общем сборнике воспоминаний. А книга Александра Бондаренко удивила меня документальным размахом в описании истории училища, его служб и кафедр, большим списком преподавателей, рассказами о судьбах прославленных выпускников. Титанический труд. Автор, из младших выпускников, будучи в Севастополе, позвонил мне и уважительно беседовал со мной, конечно, воспринимая меня со слов Володи Тыцких и Саши Дьяконова. Оказывается, его друг и наш выпускник Валерий Кочул двадцать лет живёт рядом со мной, в одном из соседних домов. Я его вспомнила курсантом, но была плохо знакома с ним, как и со многими другими. 9 Мая 2014 года вижу в газете «Слава Севастополя» фотографию парада в честь Дня Победы, и среди участников идёт солидный мужчина в военно-морской форме - Валерий Кочул. Он не общается со мной в «Одноклассниках», но вечером после праздника неожиданно написал поздравление: видимо, немножко выпил и потеплел.
Посмотрела сегодняшние фотографии Виктора Низина. Он почти не изменился за сорок лет. Понравилась его семья. Сам прекрасный человек, жена приятная, чувствуется, что настоящая подруга, красивый мужественный сын и любимый внучок. Есть чем гордиться. Володя Мушинский остался таким же сердечным, открытым, внимательным, таким же правдолюбцем. Жизнь и служба у него были сложными, семья у него многочисленная, он стоит за всех своих горой и ещё книгу обо всех нас пишет. Сейчас обеспокоен судьбой дочери, молоденькой учительницы, живущей вдали от дома. О себе, думаю, он тоже расскажет.
Двадцать лет назад, ещё в Киеве, жизнь столкнула нас с Сашей Ти-куновым и его семьёй. Очень хорошо помнила его курсантом: нем-ногословный, застенчивый, худощавый мальчишка, совестливый и ответственный. В 1991 г. еле узнала его при встрече: он стал пред-ставительным, красивым, уверенным в себе, разговорчивым, притом чрезвычайно воспитанным и деликатным мужчиной. После выпуска Саша получил назначение в Севастополь, но у него на корабле случилась неприятность: покончил с собой матрос, и Тикунова затаскали по судам. Ему посоветовали проситься служить в Североморск, куда он и переехал с семьёй. К окончанию службы стал капитаном 1 ранга, но возвращаться в Севастополь, где у него была забронирована квартира, не хотел. Говорил, что не смог забыть служебных разбирательств в этом городе, на вокзале в Севастополе у него даже начинался аллергический насморк, и краснело лицо.
В моей семье имелась своя причина сменить место жительства, уехать из Киева: после Чернобыля часто болела дочь. Обменявшись жилплощадью, мы стали севастопольцами, а Тикуновы - киевлянами. Саша сделал добротный ремонт в нашей бывшей квартире, устроился на работу и внезапно умер от остановки сердца в сорок пять(!) лет. В другой главе я ещё вернусь к этой истории.
Всматриваюсь в альбомные листы, которые мне прислал по электронной почте Владимир Тыцких, уткнулась в экран ноутбука, чтобы разглядеть лица курсантов на круглых маленьких фотографиях для ротных альбомов выпуска 1973 года. Почти всех не видела сорок лет! Смотрю долго, пытаюсь восстановить голос, движения, походку каждого, чтобы фотографический образ задышал, зашевелился, зажил прежней юной жизнью. И получается. Из двухсот лиц, за столько лет забытых, казалось, навсегда, многие стали оживать в памяти. То вспомнишь цвет волос, то улыбку, то характерный жест. Думаю, дальше процесс воспроизведения прошлого пойдёт быстрее. Спешу похвастаться - я хорошо вспомнила уже пятьдесят три человека, не считая тех, о ком пишу отдельно.