15 апреля.
Я сажусь к Генриху в пролетку. За Триумфальной аркой я говорю ему:
-- Ну что, как дела?
Да что, -- качает он головой, -- нелегко:целый день под дождем, на козлах.
Я говорю:
-- Нелегко, когда человек влюблен.
-- Откуда вы знаете? -- быстро оборачивается он ко мне.
-- Что знаю? Я ничего не знаю. И ничего знать не хочу.
-- Вы, Жорж, все смеетесь.
-- Я не смеюсь.
Вот и парк. С мокрых сучьев на нас летят разноцветные брызги. Кое-где уже юная зелень травы.
-- Жорж.
-- Ну?
-- Жорж, ведь при изготовлении снарядов бывают иногда взрывы?
-- Бывают.
-- Значит, Эрну может взорвать?
-- Может.
-- Жорж.
--Ну?
-- Почему вы поручаете ей?
-- Ее специальность.
-- Специальность?
--Да.
-- А кому-нибудь другому нельзя?
-- Нельзя ... Да вы чего беспокоитесь?
-- Нет... Я так ... Ничего... К слову пришлось.
Он поворачивает обратно к Москве. На полдороге опять окликает меня:
-- Жорж.
--Ну?
-- А скоро?
-- Думаю, скоро.
-- Как скоро?
-- Недели две-три еще.
-- А выписать вместо Эрны нельзя никого?
-- Нет.
Он ежится в своем синем халате, но молчит.
-- Прощайте, Генрих. Бодритесь.
-- Бодрюсь.
-- И право, не думайте ни о ком.
Знаю. Не говорите. Прощайте.
Он медленно отъезжает. На этот раз я долго смотрю ему вслед.