Если оглянуться на более ранние этапы творения, то может показаться странным, куда же всё-таки подевался Сатана со своим подрывным влиянием. Ведь повсюду, где растут злаки, он сеет свои плевелы. Вероятно его участие в избиении младенцев Иродом. Известна его попытка соблазнить Христа ролью светского владыки. Столь же несомненно, что он, как следует из слов одержимого, хорошо информирован о природе Христа. Кажется, он же вдохновлял Иуду, но не мог ни спровоцировать такое важное событие, как жертвенная смерть Христа, ни воспрепятствовать ему.
Его относительная недееспособность объясняется отчасти, разумеется, тщательной подготовкой к рождению Бога, а отчасти – тем примечательным метафизическим событием, которое не укрылось от Христа: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» [XLV]. Это зрелище имеет отношение к темпорализации некоей метафизической данности, а именно исторически (пока) окончательному разрыву между Яхве и его тёмным сыном. Сатана изгнан с небес и больше не имеет возможности подбивать своего Отца на сомнительные предприятия. Это «событие» могло бы объяснить, почему Сатана, где бы он ни появлялся в истории вочеловечения, всегда играет такую подчинённую роль, которая ничем более не напоминает о прежних доверительных отношениях с Яхве. Он от-
[165]
кровенно утратил отчее благоволение и был отправлен в изгнание. Тем самым он всё же подвергся, хотя и в характерно смягченной форме, той каре, отсутствие которой мы уже оценили по истории Иова. Будучи удален от небесного двора, он, тем не менее, сохранил за собой владычество в подлунном мире. Его ссылают не прямиком в преисподнюю, а на землю, и лишь в конце времён он будет изолирован и надолго утратит возможность действовать. За смерть Христа он не в ответе, поскольку в свете прообразов Авеля и умирающих юными богов эта смерть – в качестве избранной Яхве судьбы – означает исправление причинённой Иову несправедливости, с одной стороны, и деяние во благо духовного и морального совершенствования человека – с другой. Ибо, безусловно, значение человека многократно возрастает, когда даже сам Бог становится человеком.
Вследствие относительного обуздания Сатаны Яхве – благодаря отождествлению им себя со своим светлым аспектом – превратился в доброго Бога и любящего Отца. Правда, он не лишился своего гнева и умеет карать – но только справедливо. По всей видимости, случаев, подобных трагедии Иова, ожидать больше не приходится. Бог демонстрирует свою благость и милосердие; он милостив к грешным детям человеческим и даже определяется как Любовь. Хотя Христос питает к Отцу совершенное доверие и даже осознаёт себя единым с ним, он, тем не менее, находит необходимым вставить в «Отче наш» предусмотрительную просьбу (и увещевание): «И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого» [XLVI]. Это значит, что Бог должен не побуждать нас ко злу прямым соблазном, а избавлять нас от него. Возможность того, что Яхве – несмотря на все меры предосторожности и высказанное им намерение стать Summum Bonum * – опять пойдёт по старой дорожке, не так уж, следовательно, далека, чтобы можно было упускать её из виду. Во всяком случае, Христос считает целесообразным напомнить в молитве Отцу о его пагубных для людей склонностях и просить его бросить это дело. Ведь по человеческим меркам неблагородно и даже
_______
* «Высшим благом» (лат.)
[166]
в высшей степени аморально склонять малых детей к поступкам, опасным для них, и притом просто с целью испытать их моральную устойчивость! К тому же различие между ребёнком и взрослым неизмеримо меньше, нежели между Богом и его творением, чьи моральные изъяны превосходно тому известны. Недоразумение это даже столь велико, что, не будь такой просьбы в «Отче наш», её следовало бы счесть кощунственной – ведь нельзя же, в самом деле, приписывать подобную непоследовательность Богу любви, этому Summum Bonum.
Эта шестая просьба «Отче наш» в действительности позволяет заглянуть более глубоко, ибо в её свете бесконечная уверенность Христа относительно свойств характера Отца предстаёт несколько проблематичной. К сожалению, всем нам из опыта известно, что наиболее утвердительные и категоричные суждения появляются чаще всего там, где хотят сжить со света тихое сомнение, дающее о себе знать в глубине души. Конечно, надо допустить, что было бы крайне нелогично, если бы Бог, который с самого начала наряду с великодушием временами демонстрировал припадки слепой ярости, в одночасье превратился в чистое благо. Невысказанное, но, тем не менее, понятное нам сомнение Христа подтверждается в Новом же Завете, а именно в «Откровении Иоанна». Там Яхве снова впадает в неслыханную, всё уничтожающую ярость по отношению к роду людскому, из которого суждено уцелеть лишь 144 тысячам человек [XLVII].
И в самом деле, весьма затруднительно согласовать подобную реакцию с поведением любящего Отца, от которого ожидается, что он, в конце концов, преобразит своё творение с помощью терпения и любви. Мало того, дело выглядит так, словно именно попытка содействия добру в приближении его окончательной и абсолютной победы приводит к опасной концентрации зла и, значит, к катастрофе. В сравнении с гибелью мира разрушение Содома и Гоморры, даже сам потоп, кажутся жалкими игрушками, ибо на этот раз трещит по швам всё творение в целом. Поскольку Сатана на время изолирован, а затем будет побежден и брошен в озеро ог-
[167]
ненное [XLVIII], то уничтожение мира не может быть делом рук дьявола, а является неспровоцированным Сатаной «act of God»*.
Перед тем как настанет конец света, выявится тот факт, что даже победа Сына Божия Христа над его братом Сатаной (ответный удар Авеля Каину) не будет подлинной и окончательной, ибо заранее следует ожидать ещё одной, последней и мощной манифестации Сатаны. Едва ли можно рассчитывать на то, что воплощение Бога в одном своём сыне – Христе – будет воспринято Сатаной хладнокровно. Оно, конечно, должно возбудить в нём величайшую ревность и вызвать желание подражать Христу (каковая роль и подобает ему как pneyma antimimon **) путём воплощения теперь уже тёмной стороны Бога. (Легенды, сложившиеся позднее, как известно, обстоятельно разработали эту тему.) Соответствующий план будет реализован введением фигуры Антихриста по истечении астрологически предопределённой тысячи лет – срока, приписываемого владычеству Христа. В этом, уже новозаветном, чаянии заметно сомнение в том, что спасение имеет абсолютно окончательный или универсально действенный характер. К сожалению, надо сказать, что такого рода чаяния суть нерефлектированные откровения, никак не соотнёсенные или совершенно не согласованные с обычным учением о спасении.
______
* Деянием Бога (англ.)
** Духу подражающему (греч.)
[168]
Цитируется по:
[XLV] Лук.10:18
[XLVI] Матф.6:13
[XLVII] Откр.7:4
[XLVIII] Откр.19:20