Вы здесь

Глава 09. Катастрофа

Было ли  возможно отвоевание свободы русскими в 1941 году?

В самые тяжелые осенние дни 1941 г., когда гитлеровцы рвались к Москве, И.В. Сталин в частном разговоре с координатором американской программы ленд-лиза У. Гарриманом, сказал: "Мы знаем, народ не хочет сражаться за мировую революцию; не будет он сражаться и за советскую власть… Может быть, будет сражаться за Россию".

Мог ли русский народ уже в начале войны вернуть себе власть в России? События первых месяцев говорят в пользу существования такой возможности. Для этого Германия должна была проводить в отношении России честную, здравую и выгодную для обоих государств политику. Если бы Гитлер не только на словах, но и на деле, был бы последователен и вошел в Россию с целью помочь ее народу освободиться от большевистского режима, то результат был бы иной. Если бы он пришёл в Россию, чтобы после свержения большевизма стать ее союзником, помочь народам России в организации истинно российской власти, то дело освобождения страны, как и намечалось в плане „Барбаросса“, действительно не заняло бы и трех месяцев. То есть, до зимы бы с большевиками вполне бы управились, поскольку и в народе, и в Красной армии, состоявшей в большинстве из бывших крестьян, превращенных властью в рабов-колхозников, вермахт нашел бы надежных союзников. Но Гитлер пришёл в Россию не как освободитель, а как завоеватель, хотя и прикрывался лозунгом «освободительной миссии». Надежды людей на освобождение не оправдались и, когда истинная цель замыслов Гитлера стала понятна, война стала приобрела затяжной, гибельный для Германии характер. Народ понял, что Гитлер воюет не с СССР, а с исконной Россией. Мировой финансовый олигархат готовил Гитлера совсем не к тому, чтобы дать Германии и России исторический шанс объединиться. Гитлер и Сталин в планах олигархата были всего лишь пешками в большой игре. Основная борьба шла за реальное мировое господство, и шла она за кулисами видимых событий. Гитлер связался с шулерами, сел с ними играть и проигрался в пух и в прах, втянув в катастрофу и весь немецкий народ.

 

Миф о вероломном нападении

Нападение Германии на СССР в советской историографии вслед за идеологами и политиками той поры определяется как акт "вероломства", иначе, как факт «сломанной веры». Возникает вопрос - веру во что сломал Гитлер, начав войну против СССР?

Означает ли это, что Сталин верил Гитлеру как родному брату, а последний веру в братскую непогрешимость отношений сломал?

Или следует понимать, что у советского народа была вера в то, что оба государства - СССР и Германия - строили для своих народов социализм, и их дружба определялась верой в совместное светлое будущее? Или же это была вера в "Пакт о ненападении? Но ведь после войны советские историки и идеологи язык истерли, заявляя о том, что "Пакт" подписывался СССР только для того, чтобы выиграть время и набраться необходимых сил для отражения нападения. Выходит, что, СССР "Пакту» не верил изначально? Поэтому и в данном случае о какой-либо «вере» тоже говорить невозможно.

Сталин в своем обращении к народу этого не объясняет.

Миф о „внезапном“ и „вероломном“ нападении Германии на Советский Союз оказался очень живучим.

Oбратимся к осведомленному в вопросах войны маршалу Г.К.Жукову. Вот его описание утра первого дня войны в мемуарах: «В кабинет быстро вошел В.М. Молотов: «Германское правительство объявило нам войну». И. В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался.» (Маршал Г.Жуков „Воспоминания и размышления“. М.: АПН. 1969. С. 248).

Всем известно, что перед самым началом военных действий, в ночь на 22 июня 1941года германский посол в Москве Шуленбург официально заявил Молотову об объявлении Германией войны Советскому Союзу на том основании, что советская сторона сконцентрировала на своей западной границе колоссальное количество войск, что может означать только подготовку к нападению. В это же время такая же нота легла на стол советского посла в Берлине. Этот важнейший официальный документ государственного значения никогда не опровергался советской стороной. Даже Сталин в своем обращении к народу от 3 июля 1941 года не называет нападение „внезапным“, а называет его - „вероломным“, что, согласитесь, совсем не одно и то же.

Это уже при „царствовании“ Н.Хрущева в пропагандистской литературе появилось понятие „внезапное нападение на миролюбивое советское государство“. Кстати, это „миролюбивое“ государство в течениe 22 месяцев до начала войны с Германией подвергло нападению и оккупации пять европейских стран. Во времена Н.Хрущева история войны стала широким полем для мистификации и мифотворчества. Вот некоторые, самые ходовые мифы, которые успешно дожили до наших дней:

-              История  отпустила  нам  мало времени и к войне с вооруженным по последнему слову военной техники противником мы пришли с одной винтовкой на троих солдат и бутылкой с зажигательной смесью вместо бронебойных ружей и орудий, с фанерными самолетами, которыми вынуждены были управлять женщины.

-              Сталин, будучи профаном в политических и военных делах, не  разрешил  привести  Красную армию накануне войны, о которой его предупреждали, в состояние особой  боевой готовности, и  поэтому от немецких бомб и от снарядов Красная армия потеряла и то немногоe, что успела кое-как перед войной создать – самолеты, танки, орудия, боеприпасы.

- Гитлер напал на СССР внезапно, и немецкие бомбы  обрушились на „мирно спящие города, советские военные гарнизоны, аэродромы, танкодромы".

- Коммунистическая партия, оправившись после первых поражений, мобилизовала советский народ на священную войну и благодаря ее мудрому руководству страна победила.

 

 

Гибель кадровой армии СССР

Марк Солонин в книге «Бочка и обручи или когда началась Великая Отечественная война?“, опираясь на мемуары советских и немецких военачальников, на архивные источники и на статистический сборник “Гриф секретности снят”, раскрывает перед читателем страшную картину разгрома Красной армии в первые недели войны. Колоссальные безвозвратные потери в живой силе, в основном, в результате массовой сдачи красноармейцев в плен и в технике, когда тысячи целых и невредимых танков, брошенных при отступлении, достались вермахту.

Чтобы представить себе, какая громада техники и войск была сосредоточена вдоль западных границ СССР, достаточно ознакомиться с мощью одного Западного особого военного округа, который по своим масштабам уступал лишь Киевскому особому военному округу. В Западном особом военном  округе насчитывалось около 672 тысяч человек личного состава, 10 087 орудий и минометов, без учета минометов 50-мм калибра, 2200 танков, в том числе новейших образцов тяжелых и средних, равных которым не было в мире - 383 KB (Климент Ворошилов) и Т-34, 1909 самолетов, из которых 424 были новейших конструкций. Именно поэтому на Юго-Западном фронте 22 июня немцы больших успехов не достигли и были поражены сосредоточенной на направлении главного удара военно-технической мощью Красной армии.

В полосе Юго-Западного фронта советские бронетанковые войска превосходили немцев в семь раз! После первого дня боев основная масса самолетов, и многочисленные механизированные корпуса остались целы. Разгром произошел в последующие две недели, когда никакая внезапность уже не могла играть никакой роли. Что это был за фактор, приведший к гибели лучших, отборных частей Красной Армии в июне-июле 1941 года. Причиной чудовищного разгрома первого стратегического эшелона в первые недели войны стала крайняя уязвимость армии, изготовившегося "бить врага на его территории", а не защищаться от него на своей. То есть, к обороне армия не готовилась. Но это - только часть правды. Вторая ее часть заключается в том, что советский солдат "бить врага на его территории" не хотел и идти вперед в наступление под пули и снаряды и погибать за мифическое освобождение польских, немецких и еще черт знает каких братьев по классу. Красноармейцы, в большинстве своем крестьяне из нищих, ограбленных советской властью деревень, воевать за сохранение и собственной-то власти не желали, а, тем более, кого-то освобождать. Поэтому и бежали, бросив танки, гаубицы, минометы и даже винтовки.

За первые пять месяцев боев потери Красной Армии достигли четырех миллионов солдат и офицеров (более миллиона убитыми, почти три миллиона пленными), то есть было потеряно почти 80% личного состава сухопутных войск, имевшегося на начало военных действий. Кроме того, РККА потеряла почти 20 000 танков, то есть в шесть раз больше, чем имел на вооружении вермахт перед началом военных действий.

За первые шесть месяцев войны в немецком плену оказалось 63 генерала!

 

Моральный дух нации

В начальный период войны порабощенные большевиками народы России ждали от Германии освобождения от ненавистной власти. Немецкие кинохроникеры неоднократно снимали сцены, когда местные женщины с иконами в руках (особенно на Украине) благословляли проходящие мимо колонны немецких войск, а мужчины разрушали памятники Ленину и Сталину, уничтожали символы того режима, который терроризировал их много лет.

Свидетель тех событий Фёдор Пигидо-Правобережный писал: «…чем объяснить то, что, скажем, под Киевом во время известного киевского „окружения“ было взято в плен около 700 тысяч солдат; под Уманью, Смоленском и в других известных местах число пленных достигало нескольких сотен тысяч в каждом отдельном случае? Неужели только бездарностью советского командования и гениальностью немецкого командования? Такое решение вопроса было бы неправильным, чересчур упрощённым. Нет, основной причиной этого невиданного в военной истории всего мира явления было то, что весь народ и, прежде всего, национально порабощённые народы СССР сознательно не хотели воевать и при первом удобном случае разбегались по широким просторам Украины, „дезертировали“ или, когда это не удавалось, сдавались в плен. Значительная часть подсоветских людей знала про существование гитлеровской „Майн кампф“ и больших иллюзий не питала, но в то же время самые широкие круги подсоветских народов знали кровью запечатлённые на народном теле 25 лет сталинской тирании. Окровавленное в сталинских застенках народное тело пылало и звало к борьбе, к мести за замученных братьев, детей и близких. Поэтому бросали оружие, не потому, что гитлеровский режим был хорошим, а потому, что обессиленное почти 25-летним большевистским террором население Советского Союза не видело для себя иной возможности сбросить кровавый сталинский режим. Из двух зол люди выбрали меньшее. И пусть это никого не удивляет: такой ужасной, такой нестерпимой была советская действительность, особенно и прежде всего для крестьянства, а мысль попасть хоть к Гитлеру была столь привлекательна, что подсоветские народы слепо, стихийно отдали свои симпатии немцам… И нужна была безграничная тупость гитлеровского окружения, чтобы так фатально для себя не учесть эти настроения и не использовать их».

Нарком обороны маршал Тимошенко, предвидя подобный вариант развития событий, еще накануне войны издал приказ, повелевавший офицерам применять «физическое воздействие» к солдатам, не выполняющим указаний офицеров, т.е., бить солдат по лицу. В случае же дальнейшего неповиновения офицерам разрешалось стрелять в солдат.

Ветеран войны Ефим Гольбрайх, рассказывает о происходящем в первые месяцы войны: «Самое страшное, что навстречу фронту шли тысячи мужчин в гражданской одежде. Нет, они не искали полевые военкоматы... Это переодетые дезертиры возвращались по домам. Никто из них этого не скрывал. Становилось жутко на душе от масштабов массового предательства... Как шли по дорогам толпы беженцев под непрерывными немецкими бомбёжками рассказано уже немало. На обочинах лежали тела людей, погибших при бомбёжке, никто их не хоронил. Иногда всё происходящее напоминало театр абсурда.“

И далее у него же: «В середине октября пошли слухи, что фронт прорван, а Сталин и правительство из Москвы сбежали… Начальство на многих предприятиях погрузило семьи в грузовики и оставило столицу. Вот тут и началось... Горожане дружно кинулись грабить магазины и склады. Идёшь по улице, а навстречу красные, самодовольные, пьяные рожи, увешанные кругами колбасы и с рулонами мануфактуры под мышкой! Но больше всего меня поразило следующее - очереди в женские парикмахерские... Немцев ждали...“

Ветеран войны Гольбах был удивлен, поражен, возмущен увиденным, но, странно, он не задается простым вопросом: „А почему такое стало возможным?“ Происходившие события он никак не связывает с тем, что у народа не было никакого желания защищать антинародную власть.