1 сентября.
Снова приехал Андрей Петрович. Он с трудом разыскал меня и теперь долго и весело жмет мне руку. Его старческое лицо сияет. Он доволен. Морщинки у глаз расползлись у него в улыбку.
-- Поздравляю вас, Жорж.
-- С чем это, Андрей Петрович?
Он лукаво щурит глаза, качает лысою головою,
-- С победой и одолением.
Мне скучно с ним и я бы охотно ушел. Мне скучны его слова, его докучные поздравления. Но он невинно улыбается мне:
-- Да-а, Жорж, правду сказать, мы уже и надежду теряли. Неудачи да неудачи, -- чувствовали, что у вас неудачи. И, знаете, -- он наклоняется к моему уху, -- упразднить даже вас хотели.
-- Упразднить? .. То есть как?
-- Дело прошлое ... Я сказку: знаете, не верилось нам. Сколько времени, а дел никаких... Ну и стали мы думать: не лучше ли упразднить? Все одно, ничего не выйдет... Вот старые дураки... А?
Я с изумлением смотрю на него. Он все тот же: седой и дряхлый. Пальцы его, как всегда, прокопчены табаком.
-- И вы . . . вы думаете, можно нас упразднить?
-- Ну, вот, Жорж, вы уже рассердились.
-- Я не сержусь ... Но скажите, -- вы думаете, можно нас упразднить?
Он любовно хлопает меня по плечу.
Эх, вы ... Пошутить с вами нельзя .. .
И потом говорит деловито:
-- Ну, а теперь кого? А?
-- Пока никого.
-- Никого? .. Комитет решил министра юстиции.
-- То комитет, а то я...
Ах, Жорж . . .
Я смеюсь.
Ну что вы, Андрей Петрович?
Я говорю: дайте срок.
Он долго думает про себя, по-стариковски жует губами.
-- Жорж, вы остаетесь в Москве?
-- Да, в Москве.
-- Уезжайте-ка лучше.
-- У меня дело есть.
-- Дело?
Он опечален: что за такие дела? Но спросить у меня не смеет.
Ну, ладно, Жорж, приедете, потолкуем . . .
И снова весело жмет мне руку.
А ловко. Здорово ... Молодцы ...
Андрей Петрович -- судья: он хвалит и он же клеймит. Я молчу: он ведь искренно верит, что я рад похвале. Жалкий старик.