Документ № 25.
Дневник Феофила Курилло, студента-лемка, сына священника, узника Талергофа (Талергофский альманах. Вып. III. Львов, 1930. С. 27-86)
Сентябрь 1914 года
14 сент. понедельник. - В 8 ч. вечера выезжает первый транспорт русских лемков из Горлицкой тюрьмы, при уездном суде в Горлицах.
Тюремные власти, во главе со Скальчинским, собрали нас на тюремной площади, прочли список всех нас и, произведши ревизию вещей, приказали строиться в ряды по четыре и отправиться вместе с этими вещами на вокзал. Держа вещи в руках, мы шли, не зная куда, и даже не смея спросить, куда нас направляют.
При нашем выходе из тюремного помещения собралась толпа местных жителей, которая относилась к нам почему-то враждебно и ругала нас. На эту ругань мы не реагировали и молча продолжали свой путь.
Сопровождает нас несколько жандармов.
На вокзале размещают нас в товарных вагонах числом больше сорока человек в одном вагоне. На вагонах жандармы мелом начертили надпись: «едут москалофилы изменники».
15 сент. - Поезд трогается с места и затем делает остановку на каждой станции. Почти на каждой станции встречает нас местное население и ругает нас.
Некая старая женщина, держа в руке молитвенник и чётки, говорит своей соседке: «слушай Маша, я так чувствительна, курицы сама не зарежу, но того попа, что находится в вагоне, я резала бы по кусочкам». Кто-то стал бросать в нас песком и бумагой. Увидев это, жандарм закрыл дверь вагона, и поезд тронулся с места.
Прибываем в г. Живец, та же самая картина. Едим собственные припасы, купленные в Горлицах, но экономно, ибо не знаем, как долго придется нам ехать.
16 сент. - Проезжаем через Венгрию. Жара нестерпимая! В закрытом вагоне страшно душно, ибо нас в нём много, a открывать вагон запрещено. Некоторые из нас лежат на полу почти без чувств.
Вспомнив, что у меня в вещах находится вода для полоскания зубов, вынимаю её, сам нюхаю и даю понюхать о. Дуркоту из Ждыни. Это нас несколько освежает. Лишь только жандарм открыл дверь вагона на несколько минут, мы с жадностью силимся хватать полной грудью свежий воздух. Лица наши красны, a глаза от духоты выпячены кверху.
17 сент., четверг. - Как только поезд останавливается на какой-нибудь станции, сейчас жандармы осведомляют местных жителей, кого они везут. Жандармы открывают двери вагонов, толпа местных жителей уже поджидает нас, ругает и даже требует выдачи нас, дабы растерзать нас.
Кто-то из толпы сказал, что среди нас находится профессор русского университета, я на это лживое заявление улыбнулся, за что толпа стала бросать в меня камнями. Если б жандарм не успел сейчас закрыть дверь вагона, то толпа могла бы и убить меня. На следующей станции толпа категорически требовала выдачи нас для самосуда. Мы молчим и, попрятавшись вглубь вагона, с трепетом ожидаем неизбежной смерти, но, к нашему счастью, поезд трогается, и жандарм закрывает двери.
18 сент. пятница. - В 10 часов ночи прибываем в г. Грац, в Стирии, после в Абтисендорф и Карлгоф.
На вокзале встречают нас солдаты из Талергофского лагеря. Построив нас в ряды по четыре, приказали нам идти за собою. При свете факелов идем пешком в лагерь под ударами прикладом и сапогами в спину и куда попадет.
Идущий рядом со мною юрист Дмитрий Качор из Во-даков получил сильный удар прикладом в спину, стиснув зубы, идет дальше, но от сильной боли навернулись слёзы на глаза. Наш транспорт разделяют по полевым шатрам («цельтам»), где по сторонам и посередине находится несколько снопов соломы. Спать можно там только сидя, опираясь спиной о сноп соломы.
Некоторые, сильно утомленные, засыпают в таком неудобном положении. На поданное нами прошение нам разрешено было выходить за надобностью из шатра в сопровождении солдат, но только на весьма короткое время, - больше одной минуты нельзя было употребить на естественную надобность под угрозой ударов прикладом или даже штыком. Разрешение это было выдано только некоторым из нас, и то через каждые 2 часа разрешалось обращаться с просьбой о выходе за надобностью не больше, чем 4 лицам.
С момента выезда из Горлиц не получали мы теплой пищи. Уничтожаем остатки привезенных из Горлиц съестных припасов.
19 сент., суббота. - Есть не дают. Если у кого из нас имеется немного хлеба, тот делится им с другими. Съестных припасов нигде нельзя достать.
Лагерь наш состоит всего из 10 меньших шатров и одного большого и разбит на значительной песчаной равнине. Наш транспорт, кажется, был вторым, как часть шатров была занята какими-то людьми. Посты были заняты исключительно немцами, говорящими простонародным наречием Стирии и Вены, так что и интеллигентные люди с трудом их понимали, a простой русский люд, который говорит только лемковским наречием, и подавно не в состоянии понимать их. Вследствие этого происходят частые недоразумения, кончающиеся большей частью руганью и побоями со стороны надзирателей.
20 сент., воскресенье. - В тот же день вечером надзиратель нашего поста перевёл нас в большой шатёр. В этом шатре нет ни дверей, ни соломы; пришлось спать на сырой земле, вследствие чего мы продрогли от холода. Ванька Михайлович Вербицкий сшил из полотенца мешок для своих вещей.
Испытываем голод.
21 сент. В шатре встречаю Стефана Тыминскаго, старого своего знакомого, с которым жил на квартире у Брониславы и Феофилы Кржиштофиковской в гор. Ясле. В 10 ч. утра получаем впервые хлеб и в 5 ч. вечера полбу (пенцак).
22 сент. - Первый завтрак. Визит врача. Получаем лекарства и незначительное количество соломы, которую разделили между нами коменданты шатра (циммеркоменданты).
Дождь. Шатры наши протекают. Спать приходится на мокрой земле. Некоторые из нас вырезают из дерева ложки, другие играют в самодельные деревянные шахматы или же в карты, а иные читают книги, которые случайно захватили с собой. Врач осматривает глаза интернированных. На обед дают бульон с рисом.
23 сент. - Пишу домой во Флоринку открытое письмо, a малограмотным товарищам написал их штук десять.
Для осмотра прибыл наш врач д-р Цеханский из Крыницы. В 10 1/2 ч. утра получаем хлеб, a в 3 ч. дня обед. Покупаем пледы, рубахи и пр. Новый визит врача. Спать пришлось в платье, прикрываясь шинелью.
24 сент. - Ванька Вербицкий брил меня. Покупаю молока за 9 геллеров, a булок за 12 и кружку для питья. Для интернированных устраивают кухню. Я простудился и схватил жестокий насморк. Знакомство с О. Фольварковым.
25 сент. - Свящ. о. Сеник, член львовского сейма, и Стеранка подают жалобу властям лагеря, описывая наше бедственное положение, жалуясь на то, что от голода и негигиенических условий жизни в лагере умерло уже 9 человек интернированных.
Сегодня довольно хороший день.
Женщин переводят в деревянный барак. Я гуляю в своём плаще. Укладываю хлеб в ряды для раздела его между интернированными большого шатра. Ложусь спать в 6 ч. вечера. Ночью у о. Хомицкого было кровотечение из носа. В шатре ночью холод невыносимый, кому холод не дает спать, тот гуляет по шатру.
26 сент., суббота. - В 9 1/2 ч. утра солдаты привязали (т. е. сделали т. наз. «anbinden») одного русского к столбу на 1 1/2 часа за то, что украл у своего товарища сорочку. Наказанный несколько раз терял сознание, a из промежностей между пальцами ног его показалась кровь. Стирка белья производится у нас, конечно, без мыла.
Встречаю здесь моего венского товарища Феодосия Перчинского, который заказал через надзирателя мыло. Укравший хлеб тоже получил наказание «anbinden».
И этой ночью невыносимый холод.
27 сент., воскресенье. - Хороший день. Молебен Божией Матери в большом шатре. Литургии служить нельзя было, так как не было ни алтаря, ни сосудов, ни риз, ни даже богослужебных книг. Пели все, но многие плакали и не могли больше петь.
Результатом этого молебна было новое распределение нас по всем шатрам. Случалось и так, что отделяли детей от родителей, брата от брата. Я попал в шатер № 15. По этому поводу водворилось у нас сумрачное и угнетенное настроение.
28 сент., понедельник. - Новая мойка белья, ибо уже начинают появляться паразиты, и больших размеров. Пил молоко, сильно разбавленное водой, причём количество этого купленного мною через надзирателя молока было незначительно, a цена изрядная.
29 сент., вторник. - Шесть человек интернированных умерло утром. Солдаты, посыпав их негашёной известью, вынесли и закопали, не позволяя не только что служить панихиду при их гробе, но даже сопровождать тела умерших их родственникам.
Подверглись наказанию «anbinden» ещё 5 человек. Сильный, холодный и пронизывающий ветер. Пишу малограмотным крестьянам открытые письма домой.
30 сент., среда. - Опять хорошая погода.
Вновь подверглись наказанию «anbinden» 2 человека.
Опят закопали солдаты двух умерших, из которых один был православный.
Переводят нас в большой центральный шатер, ибо военнопленных русских перевезли в другое место.
Скончался благочинный о. Кушнир.
Октябрь 1914 г.
1 окт. - Меня избрали комендантом шатра.
Кроме других обязанностей, я имею право делить пищу среди заключённых, и платье и бельё, если таковые присылаются в шатёр властями лагеря. Но, увы, не смотря на то, что многие из нас ходят в лохмотьях и не имеют средств покупать при посредстве властей лагеря необходимое платье (платить приходится за одно и тоже по несколько раз), ни белья, ни одежды ни разу власти не выдали беднейшим из нас.
Ночью холодно, чтоб согреться, варим тайком чай и попиваем его.
2 окт. - Опять хорошая погода. Разрешено гулять между шатрами и похоронить четырёх умерших, в их числе одного студента, с участием хора. Вечером дают нам кофе.
3 окт., суббота - Получаем кофе.
Прислали нам жестяные котелки для супа (шальки). Делаем список людей другого шатра.
4 окт., воскресенье. - День ангела императора Франца Иосифа I. На расстоянии каких-нибудь 100 шагов от наших шатров строят 2 деревянных барака в некотором расстоянии друг от друга.
На плацу между этими деревянными бараками состоялась полевая обедня, на которой присутствуют представители всех шатров и бараков. Обедню совершает почтенный старик о. Долинский, соборне с оо., членами сейма, Сеником и Метеллой. Хор, состоящий из регентов, хороших певцов и студентов университета, числом до 150 человек, поет великолепно.
Присутствующие австрийские офицеры изумлены и приходят в восторг.
Из нашего шатра присутствуют о. Сприсс и я.
Визит врача. Вечером многие из нашего шатра кашляют.
5 окт., понедельник. - Хорошая погода. Кашель меня меньше мучит, желудок не в порядке, получил рвоту.
К нам все прибывают новые интернированные. Число обитателей нашего шатра достигает уже 300 человек.
6 окт., вторник. - Ночь холодная, спать нельзя. Несогласия между главным комендантом шатра о. Сприссом и цельткомендантами Северином Гайдашевским, Феофилом Ляшем и гимназистом Тюком. О. Сприсс требователен по отношению к подчиненным и смирен по отношению к высшим. Владея в совершенстве немецким языком, он многим помог в беде, умея своевременно замолвить словечко у властей.
На расстоянии каких-нибудь 100 шагов от нашего шатра устроена купальня, состоящая из 2-х маленьких комнат, могущих поместить человек 20. В каждой комнате есть бассейн, деревянный, с горячей водой. Нас делят на партии не больше 30 человек, и каждую партию приводят к купальне каждые 1/2 часа. Первая партия, прибыв на место, выстроилась в ряд и по команде тут на дворе перед купальней раздевалась и голая вошла в купальню, где стала мыться горячей водой. Но зато вторая и следующие прибывали значительно раньше, до выхода купающейся партии, несмотря на это солдаты немедля по их прибытии к купальне приказывали на дворе раздеваться, и интернированные голые стояли в строю, ожидая своей очереди иногда и полчаса. Шёл мелкий снег, обсыпая их тела и одежду, лежащую у их ног. Только когда партия предыдущая выкупалась и выходила, дабы на холоду одеть промерзлую одежду, эти смерзшие люди шли в купальню мыться. Такое купанье явилось рассадником болезней, тифа, воспаления легких и т. п.
Беспорядки при разделе пищи. Восстанавливает порядок главный повар («zwei und zwei»), штыком наказав троих.
Производят дезинфекцию нас и наших вещей, кажется жидким формалином.
8 окт. - Есть дают нам не больше 2-х раз в сутки; чтоб убить ощущение голода, варю себе подобие супа.
10 окт., суббота. - На завтрак дают нам грязный суп с фасолью. В третьем бараке умер какой-то еврей, которого вынесли из барака для установления его смерти. Похороны одного крестьянина.
Привезли лемков из грибовского и сандецкого уездов. Лагерные власти проверяют списки всех живущих в деревянных бараках. Женщины моют белье, a сапожники 2-го барака починяют обувь. Чтобы узнать, кто прибыл с последним транспортом, я вместе с одним священником схватил ушат и отправился по воду.
Вижу перед большим бараком, который предназначался для заболевших холерой, своего отца свящ. Василия Курилло, настоятеля прихода Флоринки, о. Феофила Качмарчика из Белцаревой, с сыновьями Людомиром, нотариальным депендентом, и Владимиром.
Обменяться с ними хоть бы словечком нельзя было, так как за нами по пятам следовали солдаты с ружьями.
Несмотря на это по нескольку раз хожу по воду, дабы хоть издали посмотреть на своего отца.
Возле этого большого барака для холерных больных находится главная кухня, a около неё стоит солдатская лавка, где с разрешения властей можно покупать и нам необходимые вещи.
11 окт., воскресенье. - Похороны 2-х человек.
12 окт. - Встаю раньше, чтобы принести в ушате завтрак для барака, а главное, чтобы опять увидеть своего отца.
Похороны православного священника.
Ввиду большого скопления народа в лагере лагерные власти принуждены были запастись новыми котлами, чтобы устроить специальную кухню для интернированных. Теперь уже власти стараются делать запасы съестных припасов, чтобы не морить голодом заключенных в лагере, что раньше водилось постоянно.
Лагерный врач раздает небольшое количество пледов особенно нуждающимся. Оканчивают постройку начатых бараков и начинают строить новые.
13 окт. - Хорошая погода. Раздают некоторым из нашего барака одеяла. За бараком делаем в земле примитивные кухни, чтобы варить часть пищи в кастрюльках или даже кружках. Священники служат вечерню.
14 окт. - Получаю от матери из Флоринки 20 крон и покупаю каучуковый воротничок, также заказываю гетры на ноги. Вновь приводят в Талергофский лагерь несколько новых транспортов интернированных. Ночь теплая.
15 окт., четверг. - С разрешения врача удалось мне передать отцу купон с записками от денежного перевода (на 20 крон) из Флоринки. Свидания с отцом добиться не мог. К своей радости, удалось мне приобрести небольшой кусок мыла, Отдаю в починку пришедшие в негодность сапоги.
Умер о. Людкевич, проф. канонического права.
15 окт. - Умерла одна из женщин. Совет ночью, намереваемся просить помощи для интернированных у военного прокурора (кригс-анвальта)
17 окт., суббота. - Счастливый для меня день, ибо людей из транспорта Грибовского и Новосандецкого перевели в наш барак Nr. 8, так что живу теперь вместе с отцом и о. Владимиром Мохнацким из Черной. Передаём друг другу события, происшествия с нами и наши переживания за время разлуки, вспоминаем прошлое. Впервые узнаю, что благочинный, о. Петр Сандович и его сын Антон, студент философии, с. Брунары, были расстреляны в Новом Санче. Эта весть сильно потрясла всех нас.
18 окт., воскресенье. - Заказываю вторично жилетку, ибо первый заказ оказался безуспешным. Холодно. Врач лечил по старым приёмам военных врачей времен Николая I. Он приносил с собою лекарство одного рода и пичкал им
всех больных, независимо от рода болезни, хотя менял сорта лекарств для разнообразия. Сначала давал аспирин, другой день каломель, а на третий - вновь аспирин или какое-то иное лекарство.
19 окт. - Подаю прошение об освобождении меня из лагеря, и отдаче под суд. Все тело моего отца ноет и болит, боли эти вызваны тем, что он был выброшен из автомобиля во время катастрофы, которая случилась по дороге в Новый Санч, куда его вместе с другими везли на военный суд.
20 окт. - Меня избрали комендантом отделения барака (цугскомендант). По новому повелению властей лагеря нам нельзя выходить из бараков с 5 ч. вечера до 11 часов утра следующего дня под угрозой удара штыком. Разрешается выход или больным, или же за надобностью, и то только партиями через каждые 2 часа. В сортир шли мы, сопровождаемые солдатами. Здесь по команде должны были скинуть брюки и сесть на шесть (дрючек) для отправления надобности, по истечении короткого времени (около 2-3 мин.), успел ли кто отбыть надобность или нет, раздавалась команда «одевайся». Вся картина продолжалась не больше 5 минут. Один старик не успел вовремя раздеться, за что солдаты сбросили его в гноевик и остались очень довольны своей шуткой. Бедного почти целиком испачканного испражнениями, с трудом удалось нам вытащить из этой ямы. Сначала и для мужчин и для женщин было одно отхожее место, так что женщины должны были садиться на шест вместе с мужчинами. Только значительно позже для женщин устроили отдельное отхожее место.
21 окт. - Утром мыться можно только с определенного часа, и то не больше 15 минут; кому бы пришла охота мыться больше или же не в дозволенное время, того ожидал удар ногой и тому подобные наказания. Подавленное настроение среди интернированных. День теплый, но пасмурный. 65 похорон уже было. Сегодня похоронят 66-го умершего. Лагерные власти сняли с нашего барака запрещение выхода с 5 ч. вечера до 11 ч. утра и раздают нам несколько пледов и одеял.
22 окт. - Возле новых деревянных бараков строят новую кухню. В поле сохнет кукуруза в снопах. Военные власти наказали одного солдата 5-часовым арестом за то, что не пробил штыком интернированного крестьянина, за мнимое неповиновение ему же, т. е. солдату. Один мальчик, осмелившийся закурить папироску, подвергся наказанию...
24 окт. - День теплый. Раздача соломы и пледов и составление списков новых интернированных.
25 окт.- воскресенье. Хорошая погода. Богослужение.
26, 27, 28, 29 окт. - Не писал за отсутствием бумаги, которой купить было негде. О. Василий Курилло, с о. Еднаки-ем, и Мохнацкий заказывают в лавке таз для мытья, ибо до сих пор мылись мы, поливая воду друг другу на руки.
30 окт. - Приходят вещи моего отца (постель) из Бялой. Для нас это событие было радостью, ибо до сих пор спали мы на соломе, a под голову приходилось класть или одеяла или что-нибудь подобное.
Наконец устроили почтовое отделение в лагере. Получаю заказанный плед, уплаченный до его получения, но он плохого качества и очень тонкий.
31 окт.- Теплый день. Большая часть, соблазненная теплым днем, вышла из барака: некоторые сели на скамейку, другие варят чай, третьи гуляют или, держа руки в дырявых карманах, тускло посматривают на проходящих, иные курят тайком из приобретённых тоже тайком трубок, ещё иные играют в карты или самодельные шахматы.
Главный повар приказал всем собраться с котелками для получения обеда за полчаса до его прихода. Мы собрались и, выстроившись в ряды по четыре человека, ожидали прибытия повара более 1/2 часа. Один старик при этом заснул, когда дошла до него очередь, то главный повар черпаком от супа ударил его по голове за то, что тотчас же не подставил своего котелка.
Ноябрь 1914 г.
1 ноября, воскресенье. - Холодный и пасмурный день. У кого-то пропал браслет. В 9 ч. утра лагерные власти производят обыск по баракам, отнимают курительную бумагу «Абади» и составляют списки денег, имеющихся у интернированных.
2 ноября. - Дождливый и пасмурный день. Лагерные власти отнимают у интернированных деньги, вносят их в депозит. Вводится строжайшая цензура всех писем.
Лемков из Горлицкого и Ново-Сандецкого уездов, совершенно без основания заподозренных в государственной измене, переводят в Грацкую тюрьму. О. Тофан подвергся 8-дневному одиночному тюремному заключению в лагере за то, что продавал табак.
3 ноября. - Пасмурно. Власти реквизируют суммы денег свыше 10 крон у интернированных нашего барака.
Встречаюсь с вдовой о. Максима Сандовича, православного священника из Ждыни, которого расстреляли без суда и следствия в тюрьме Горлицкой 6 сентября 1914 г., в 6 часов утра.
4 ноября. - Раздача соломы по баракам. Лагерные власти производят дознание, занося в протокол показания в некоторых интернированных из Перемыльского транспорта.
Солдат проколол штыком одного ни в чем неповинного интернированного.
Сегодня кончается третий месяц моего заключения, напрасно потерянное время. Это наводит тяжкие думы, всё раздумываю я, за что и зачем меня здесь держат так долго, сколько дней потерял я даром, никто и никогда мне их не вернет. Грустно и скучно! Каждую минуту можно ожидать ударов, побоев, криков и ругани.
5 ноября. - День тёплый, но пасмурный, солнца не видно. Встречаю цыган полотняного шатра, которые приветствуют меня радостно, как бывшего своего коменданта, и хвастают полученными от властей сапогами и платьем, так как то, что было, совершенно обносились. Всё одна и та же песня. Скука и тоска по родным местам.
6 ноября. - Маркус - комендантом какого-то барака. В бараках Nr. 13 померло двое, одного из них проколол солдат штыком за то, что ссорился с товарищем при раздаче соломы.
В лагере холера. Уже ночью власти вывели караулы из лагеря и поместили их за решеткой. Курить ввиду этого уже можно, ибо никто не наблюдает. Ужасный переполох в лагере. Новые распоряжения по случаю холеры, изданные врачами-интернированными. На плацу грязь. Запрещается варить чай! Караульные солдаты стоят сначала в расстоянии 3-х шагов от решетки, a потом в расстоянии 10-ти шагов. Лагерные повара уже не раздают пищи каждому отдельно в котелки, a только в ушаты, на каждый барак в отдельности. Из ушатов мы сами делим пищу между собою. Все лагерные
лавки (кантины) закрыты. Получить съестных припасов, табаку или чего-либо другого нельзя. Курильщики собирают последние крохи табаку, вытряхивая из карманов табачную пыль, и курят эти остатки, с трепетом думая и спрашивая, что им придется курить, если кантина долго будет закрыта. Ванька Вербицкий изображает на бумаге картинки жизни интернированных в лагере. Он тщательно оберегает и прячет свою живопись от ненадёжных глаз.
7 ноября. - День холодный и пасмурный. Стирийские крестьяне продают нам хлеб за решеткой. Покупаю 4 1/2 головки чесноку за 30 геллеров, как противохолерное средство. Иду с людьми за хлебом за решётку, в ангарах для аэропланов встречаю массу русских. Полотняные шатры, как видно, опорожнены от живущих в них.
8 ноября. - Отец Василий Курилло собрал 14 крон 41 геллер на покупку риз.
10 ноября. - День солнечный и тёплый. Встаю позже обыкновенного. Коломыец прочёл нам бумагу, по которой 70 человек поимённо суд освободил, и вскоре их пустят домой. Следственные власти производят допросы интернированных через решетку.
12 ноября. - В 10 1/2 часов утра падает дождь. Выйти нельзя. Сидим в бараках и со скуки всё варим чай, или курим. Мыдляк заболел инфлюэнцей. В 4 часа пополудни 77 «украинцев» выходят в сопровождении невооружённых 5-ти солдат из лагеря, это те, кого выпустили на волю. Идут в Грац. Многие из нас сопровождают их до решётки. В бараках Nr. 8 выпущены на свободу: Шеремета, о. Коренец и Чеснок. У них отбирают котелки.
13 ноября. - Наш барак долго был изолирован, и вход не
живущим в нём был запрещён. Следственные власти допрашивают «украинцев». Власти не хотят отправлять наших писем. Нет никаких сведений из Галичины. Зарождается предчувствие великих событий.
14 ноября. - Вечером видим, как люди возле полотняных шатров жгут солому с вшами на кострах. Дым от этих костров стелется по целому лагерю. Собрал 6 крон 9 геллеров на покупку лизоля как дезинфекционного средства. Лизолем моем руки по несколько раз в день.
16 ноября. - Приводят два новых транспорта интернированных, один из Горлиц, сопровождаемый преподавателем гимназии Ельяшом как комендантом транспорта, a другой из Кракова. Разрешение полковника курить явно вызвало великую радость у курящих, которые тотчас же воспользовались правом, демонстративно куря на открытом воздухе.
17 ноября, вторник. - Врач признал меня больным и велел лежать в течение 3-х дней. Лежу на соломе.
Священник о. Кмицикевич-Савин заболел инфлюэнцей и лежит тоже на соломе.
Сегодня врач впервые приказал натопить железную печку, что вызвало среди нас восторг, ибо часто мы прямо-таки замерзали от стужи, в особенности ночью. Все мы собрались кругом печки и радуемся, словно дети, теплу, распространяемому этой благодетельницей. Власти лагеря приказали впервые наклеивать на письма почтовые марки, очевидно, до сих пор они бросали наши письма в мусор, не высылая их.
19 ноября. - Похороны свящ. о. Сандровского. День солнечный, но дует холодный ветер. Распространился слух, что 98 «украинцев», выпустят на свободу. Свящ. Отто и Ед-
накий на паях намереваются приобрести умывальник (таз). Составляю список лемков нашего барака.
24 ноября. - Утром снег, несколько позже мелкий дождь. Иду за завтраком. Высылаем Могилу, Савицкого и Шуха за углём, ибо становится холодно. Власти не хотят дать угля, утверждая, что переговоры с поставщиками (собственно торговцами) угля ещё не закончены. Многие, в их числе и я, сильно кашляют. Похороны Кобылки Николая.
Власти перевели всех евреев в 11-ый барак, который потому и получил название «еврейского».
26 ноября. - Узнаю, что почти в каждом бараке образовался хор.
28 ноября. - Пришёл новый транспорт интернированных, который распределяют по баракам. В нашем бараке есть 200 человек, из которых некоторые спят на сырой земле, ибо нет соломы. Солома, на которой мы спим, стерлась и смешалась с грязью.
30 ноября, понедельник. - В бараке холодно. Власти раздают женщинам несколько десятков сапог и солому. Одному священнику за то, что хотел взять себе немного соломы, солдат палкою перебил руку.
Декабрь 1914 г.
6 дек. - Постовой солдат выстрелил в одного человека, намеревающегося перейти за решетку, однако пуля попала не в этого человека, а в другого, который в тот момент молился в бараке № 15. Сейчас прибыл д-р Могильницкий и 2 лейтенанта, велели взять раненого в лазарет, где спустя 2 часа раненый скончался. Его похоронили в 6 часов после обеда.
Из нашего барака выслан был на похороны как представитель Гоцкий. Умерший был русским душою. Власти открывают госпиталь.
9 дек. - Удалось мне получить от властей 50 рубах, 18 одеял и 35 онучей для нуждающихся в нашем бараке. Я покупаю лампу за 4 кроны. Эта первая лампа в лагере вызвала восторг в нашем бараке, ибо дает возможность читать и писать даже ночью.
10 дек. - Получаю из магазина для нашего барака 50 пар онучей и 30 одеял датских, которые набиты вместо ваты тоненькими обрезками бумаги, но толщина одеял незначительна. И такие одеяла произвели радость, ибо многие спали в том, в чем ходили.
11 дек. - По приказанию властей делаем список больных и калек и стариков, для осмотра и - допроса.
16 дек. - В моём бараке 212 человек, из которых много больных, так что ежедневно веду по несколько человек в лазарет. Вшей так много, что не успеваем их уничтожать, солома пропитана и ими и грязью.
29 дек. - Сегодня ранним утром один из больных, почти в бреду, взял котелок и пошёл к решётке за водой, ворота были открыты. Постовой солдат, вероятно, крикнул ему «стой» (halt), но он, сонный, не слышал окрика и шёл дальше, тогда солдат выстрелил и ранил его, причём ранил вторым выстрелом другого, который побежал за первым, чтобы его вернуть. Раненых тотчас же отвели в лазарет. Распространился слух, что в лагере воскрес мертвец.
Это, вероятно, был больной, который находится в лёгком летаргическом сне. Прибывший медик констатировал смерть и велел похоронить его. Мнимого покойника положили в гроб, в действительности в ящик, в котором обыкновенно доставляют в Галичине яйца, забили крышку и понесли «к соснам»; в боковых воротах решётки один из несущих покойника споткнулся, чем вызвал сотрясение ящика; почти тотчас же, внутри ящика, послышался стук, несущие, в испуге, опустили ящик и стали отбивать крышку. Лежащий в ящике пошевельнулся и даже открыл глаза, тогда вынули его из ящика и повели обратно в лазарет. Постовой же солдат донес властям, что мертвец воскрес.
Весьма возможно, что проверка факта смерти производилась медиками небрежно, только для виду. Такой медик тыкал предполагаемого мертвеца палкой в разные места тела и, если тот не шевелился, признавал его мертвым, хотя тот мог находиться в летаргическом сне. Что же касается трёхдневного срока для похорон, то его не придерживаются из-за эпидемии тифа. В виду этого могло быть и больше таких случаев, когда мы по приказанию властей хоронили своих товарищей в летаргическом сне, сами не зная этого. Только случай с мнимо воскресшим открыл нам глаза на эту полную ужаса возможность.
Январь 1915 г.
20 янв. - В лагере умерло 25 человек. Врач д-р Дорик заболел тифом.
30 янв. - Сегодня очень холодно. Большая часть людей лежит на соломе, прикрытая всем, что только у каждого ещё есть. Велю топить печку досками, ибо стужа нестерпима. Некоторые из нас имеют только подобие кожухов, ибо эти кожухи вследствие дезинфекции паром, пришли в негодность.
Февраль 1915 г.
1 и 2 февр. - Вследствие недостатка движения, у большинства наступили такие запоры, что только значительные дозы каломели или глауберовой соли могут очистить желудок.
4 Фив. - Получаю на наш барак 47 датских одеял, у всех оказалось теперь по одеялу, за исключением о. Курилло, который отказался взять одеяло. В 7 часов пополудни температура в бараке упала до 12° Реомюра.
21 февр. - Люди 1-ого барака спят сегодня на голых досках, ибо в надежде на получение свежей соломы, которой им не доставили, выбросили свою истёртую солому. Осталось там только 79 человек, ибо 120 заболевших тифом перевели в тифозный барак. Говорят, что всех нас переведут в 1-й барак.
22 февр. - День тёплый. Конференция всего медицинского персонала лагеря под председательством главного врача. Врач нашего барака после конференции заявляет нам, что произведёт дезинфекцию нашего барака. Мы собрали всю солому нашего барака и вымели её, со всеми паразитами, в ней находящимися, за барак и, сложив в одну, кучу сожгли её. Многие из наших пытались уйти в 1-й барак, но вернулись обратно.
Март 1915 г.
4 марта. По баракам впервые раздают по одной ванне, многие из нас смотрят на эти ванны с таким видом, как будто впервые в жизни видят что-то подобное, до того мы отвыкли от привычек культурной жизни.
9 марта. - Увы, мы получаем вещи забракованные и сшитые почти по одной мерке, и то получаем их всегда перед
прибытием ревизионной комиссии. Понятно, что эти вещи почти никуда не годятся и особенно не подходят тем, кто их получает. Из-за этого почти всегда передаются портному Вейсу (немцу) для переделки, и вследствие этого у него всегда много работы. Один просит укоротить брюки или душегрейку, другой, напротив, удлинить брюки или их сузить, или же расширить, то же с душегрейками: тому она узка, а другому чересчур широка, тому рукава коротки, другому же длинны и т. д. Бедный Вейс не знает, за что раньше взяться, а работу надо скоро окончить, ибо может нагрянуть комиссия. Часто можно видеть людей, ходящих в платье, сшитом из кусков разных материй, ибо Вейс производит починки из всего, что ему попадает под руку.
Д.А. Ахременко, К.В. Шевченко, Е.Л. Кривочуприн. Забытая трагедия русинов: национальная политика Габсбургов в годы Первой мировой войны. Брянск, 2016, с. 148-168.