3 октября.
Вчера на Невском я случайно встретил Андрея Петровича. Он обрадовался, глаза его улыбнулись. Он не подходит ко мне. Осторожный, он идет за мной следом. Я не хочу его видеть. Я не хочу говорить о делах. Я знаю его слова, благоразумные поучения. Я ускоряю шаги, ухожу в переулок. Он догоняет меня.
Приехали, Жорж? Слава Богу.
И крепко жмет мою руку.
-- Зайдемте в трактир.
Как всегда, хрипит разбитый орган, снуют половые. Мне неприятен табачный дым, крепкий запах водки, еды и пива.
-- Мы вас ждали. Слушайте, Жорж.
-- Ну?
Он таинственно шепчет:
-- Много работы... Слышали, -- Эрну взяли? Она застрелилась.
--Ну?
-- Нужно поставить дело. Мы решили: министр юстиции.
Трясется седая бородка, по-стариковски мигают глаза. Он ждет моего ответа.
Пауза. Он опять говорит:
-- Мы решили вам поручить. Дело трудное: в Петербурге. Но вы справитесь, Жорж.
Я слушаю его и не слышу. Кто-то чужой говорит чужие слова. Вот он зовет меня на террор, опять на убийство. Я не хочу убивать. Зачем?
И я говорю:
-- Зачем?
-- Что, Жорж, зачем?
-- Зачем убивать?
Он не понял меня, -- наливает стакан холодной воды.
-- Выпейте. Вы устали.
-- Я не устал.
-- Жорж .. . Что с вами?
Он с тревогой глядит на меня и ласково, как отец, гладит мне руку. А я уже знаю: я ни с ним, ни с Ваней, ни с Эрной. Я -- ни с кем.
Я беру свою шляпу.
-- Прощайте, Андрей Петрович.
-- Жорж . . .
--Ну?
Жорж, вы больны: отдохните.
Пауза. Потом я медленно говорю:
-- Я не устал и здоров. Но ничего больше делать не буду. Прощайте.
На улице та же грязь, за Невой тот же шпиц. Серо, сыро и жутко.
4 октября.
Я понял: я не хочу больше жить. Мне скучны мои слова, мои мысли, мои желания. Мне скучны люди, их жизнь. Между ними и мною -- предел. Есть заветные рубежи. Мой рубеж -- алый меч.
В детстве я видел солнце. Оно слепило меня, жгло лучистым сиянием. В детстве я знал любовь -- материнскую ласку. Я невинно любил людей, радостно любил жизнь. Я не люблю теперь никого. Я не хочу и не умею любить. Проклят мир и опустел для меня в один час: все ложь и суета.