Галина КОЗЛОВА окончила романо-германский факультет Кемеровского государственного университета. Кандидат филологических наук, доцент кафедры отечественной филологии и журналистики Армавирского государственного университета. Публиковалась в журналах «Наш современник», «Культурная жизнь Юга России», «МОЛОКО», газете «Российский писатель». Живет в г. Армавире.
В России и на Западе сложилась устойчивая традиция восприятия Шекспира как талантливого актера и гениального драматурга. Инерция хвалебного отношения не позволяет критически переосмыслить его произведения и оценить поступки его героев как аморальные и антигуманные.
Это касается многих школьных программ, которые не учитывают опасности произведений Шекспира для незрелой и девиантной подростковой психики. Например, подросток, среагировав непосредственно на внешние эффекты страсти Ромео и Джульетты, может навсегда запечатлеть в глубине своего подсознания самоубийство как положительный стереотип, сопровождающий юношескую влюбленность. Более того, молодые люди могут перенести данный поведенческий стереотип во взрослую жизнь и в дальнейшем представлять любовь и отношения между мужчиной и женщиной как смертельно опасные и непременно ведущие к трагической развязке.
Л. Н. Толстой, справедливо критикуя английского драматурга, писал: «Внушение о том, что произведения Шекспира суть великие и гениальные произведения, представляющие верх как эстетического, так и этического совершенства, принесло и приносит великий вред людям» [1. Т. 2. С. 283]. Это касается прежде всего наиболее любимой молодежью его пьесы «Ромео и Джульетта».
Безусловно, Шекспир в ней активно выступает против кровной мести, послужившей предысторией гибели влюбленных, и считает ее наказанием родителям. Этой мысли посвящено вступление к трагедии:
Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас события,
Ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей, Но им судьба подстраивает козни, И гибель их у гробовых дверей Кладет конец непримиримой розни.
(пер. Б. Пастернака) [2. С. 15].
Однако кровной мести, осуждаемой драматургом, противопоставлено в пьесе самоубийство героев, которое, по замыслу Шекспира, становится апофеозом их чистой любви, торжествующей над смертью. С христианской точки зрения любовь и самоубийство несовместимы, но шекспировская трактовка обусловлена не христианскими, а гуманистическими убеждениями, ставшими приметой времени.
Шекспир жил в эпоху Возрождения, которая высвободила страсти и инстинкты, подавлявшиеся в средние века воинствующим католицизмом. Английский драматург творил в эпоху гуманизма, прославляющего плотское, телесное начало, гуманизма, который назовет страсть между Ромео и Джульеттой «любовью, приобретающей, по мнению А. Аникста, поистине героический характер» [2. Ч. 1. С. 6]. Несомненно, без любви не может быть гармоничной семейной жизни, но это не относится к героям Шекспира, одержимым греховной страстью, которая далека от любви. Брак Ромео и Джульетты не освящен Богом, их тайное венчание сопряжено с обманом родителей, оно повлекло за собой многие смерти и убийство близких героям людей.
Чем же все-таки привлекает внимание трагедия молодых героев Шекспира, которая, к сожалению, повторяется из века в век, ибо всегда есть те, кто, вдохновившись примером Ромео и Джульетты, сводят счеты с жизнью, не
задумываясь о своей душе и своих близких? Ответ на данный вопрос можно найти у православных святых - грех часто бывает притягательным для обуреваемой страстями человеческой души. Поэтому главное воспитательное значение драмы «Ромео и Джульетта» в отрицательном примере того, к каким страшным последствиям приводят потакание страстям, отречение от своей семьи, кровная месть, безнаказанное убийство, высокомерие и гордыня.
Так как гуманистический метод исследования творчества Шекспира предлагается большинством школьных программ, остановимся подробнее на христианском (православном) подходе к анализу «Ромео и Джульетты».
Начало трагедии вводит нас в атмосферу ненависти, причиной которой является кровная месть, разделившая два знатных рода Вероны - Монтекки и Капулетти - на два враждующих лагеря. Но ничто не может стать преградой двум молодым людям, одержимым страстью, Ромео и Джульетте, детям враждующих семей. В трагедии Шекспир-гуманист побеждает Шекспира-христианина, средневековое религиозное отношение к миру сменяется у него возрожденческим карнавализированным, антропоцентрическим сознанием, в котором трагедия человеческих жизней превращается в игровое поле страстей.
Уже в первой сцене первого акта Ромео, влюбленный в Розалину, открывает свое чувство Бенволио:
Что есть любовь? Безумье от угара,
Игра огнем, ведущая к пожару,
Воспламенившееся море слез... [2. Ч. 1. С. 21].
Признание Ромео, увидевшего в любви «злость» и «неумолимость», подтверждается оксюморонными словосочетаниями, которыми он характеризует свое чувство. Для страстного семнадцатилетнего юноши еще не понятен смысл любви, поэтому для него одинаково «и ненависть мучительна и нежность»; «и ненависть и нежность - тот же пыл/ Слепых, из ничего возникших сил...» [2. Ч. 1. С. 20]. Последние слова характеризуют чувство, имеющее своим источником демонические страсти, в которых Ромео не желает разбираться и не стремится уяснить разницу между источниками их возникновения. Ведь Ромео - гуманист эпохи Возрождения, человеко-бог, вырвавшийся из «цепких рук схоластов», а потому ощутивший себя безгранично свободной личностью эпохи Ренессанса.
Одновременно он и вечный библейский Адам, человек грешный, возроптавший на Бога и откликнувшийся на зов своей плоти. Шекспир, как многие писатели и поэты, талантливо перелагает литературным языком историю Адама и Евы, пытаясь оспорить вечную, как мир, истину: Бог - есть любовь. Для шекспировских героев любовь - это «пустая тягость», «тяжкая забава», «холодный жар», «смертельное здоровье», «бессонный сон». Любовь-страсть «хуже льда и камня», «она тяжка» для Ромео, так как она:
Воспламенившееся море слез,
Раздумье — необдуманности ради,
Смешеньеяда и противоядья [1. Ч. 1. С. 21].
В этом признании в любви к Розалине уже прозвучали ключевые слова Ромео в будущих отношениях с Джульеттой, которые приведут героев к гибели: любовь -«игра», «море слез», «необдуманность», «смешенье яда и противоядья». Легко бросая слова, жонглируя их глубинным смыслом, Ромео поверхностен в чувствах и не обременен заботой о ближнем. В своих эмоциях он думает только о себе, легко переходя от одной страсти к другой, от страсти к одной женщине к влюбленности в другую. Неведение различий между страстью и любовью самого Шекспира незримо присутствует в контексте трагедии, иначе как объяснить ту легкость, с которой все его герои, в том числе и главные, распоряжаются чужими жизнями и чувствами. Этим неведением можно объяснить и то, что Ромео, пришедший на бал в поисках Розалины, тут же забывает о ней, увидев дочь Капулетти, и в его славословии теряется фраза с вечным понятием «любовь»:
Любил ли я хоть раз до этих пор?
О, нет, то были ложные богини.
Я истинной красы не знал доныне [2. Ч. 1. С. 32].
С таким же безрассудством влюбляется Джульетта, и оба, походя, готовы отречься от своих родителей и родословных, попирая самое святое - семью, отца и мать. Они оба ради страсти готовы отказаться и от своего имени. Однако тринадцатилетняя Джульетта оказывается гораздо разумнее Ромео и реально осознает, что сулит ей связь с кровным врагом семьи:
Я воплощенье ненавистной силы
Некстати по незнанью полюбила!
Что могут обещать мне времена,
Когда врагом я так увлечена? [2. Ч. 1. С. 36].
Известная сцена в саду скрепляет совместный заговор Ромео и Джульетты против родителей и враждующих семейных кланов, при этом Ромео желает обладать Джульеттой, а она все же терзается сомнениями измены семье. В отличие от нее, это обстоятельство Ромео вовсе не беспокоит, он заранее готов отречься от своего имени, рода, семьи ради страсти. Однако то, о чем просит Джульетта («отринь отца, да имя измени» [2. Ч. 1. С. 39]), есть грех Адама и Евы, за который они были изгнаны из рая. Эта страшная просьба есть непослушание Богу и нарушение заповеди об уважении к родителям. Таким образом, начало духовному падению влюбленных было положено их сознательным выбором - отречением от родителей, и,
как следствие, - противостоянием Богу. Воспевая греховную страсть, Шекспир, будучи гениальным художником, возможно сам того не осознавая, показывает ее трагические последствия как результат отпадения человека от Бога.
Примечательно, что в грехопадении героев поддерживают взрослые: кормилица, носительница народного сознания, возмущенного к тому времени идеями протестантизма, и брат Лоренцо, монах-францисканец, действующий далеко не по уставу своего ордена. Он преступает правила таинства брака и венчает влюбленных против воли родителей. Действия монаха и кормилицы, взрослых людей, потворствующих греху, создают у Ромео и Джульетты иллюзию вседозволенности и правомерности их действий.
Кульминационным событием в духовно-нравственном падении Джульетты становится сцена убийства ее двоюродного брата, которого в пылу мести за Меркуцио заколол Ромео. Узнав от кормилицы о его гибели, Джульетта довольно активно реагирует на это событие, оскорбляя своего возлюбленного самыми последними словами:
О, куст цветов с таящейся змеей!
Дракон в обворожительном обличье!
Исчадье ада с ангельским лицом!
Поддельный голубь! Волк в овечьей шкуре!
Ничтожество с чертами божества!..
Святой и негодяй в одной плоти! [2. Ч. 1. С. 61].
С таким человеком, казалось бы, невозможно связать жизнь. Но Джульетта легко переходит от оскорблений к восхвалениям, и смерть брата быстро забывается, а человек, которого она проклинала, становится ее мужем:
. «Изгнан». Этот звук
Страшнее смерти тысячи Тибальтов [2. Ч. 1. С. 62].
Данные слова сожаления произнесены героиней уже по поводу изгнания убийцы брата и обращены к ее мужу Ромео.
Кощунственные реплики Джульетты сопровождаются еще более страшными признаниями кормилице:
Скажи
Вслед за известьем о конце Тибальта
Про гибель матери или отца,
Или обоих, если очень нужно [2. Ч. 1. С. 62].
И это известие готова принять Джульетта, оплатив смертью близких жизнь Ромео.
В последней части пьесы Шекспир приготовил для своих героев (и для зрителей) своеобразный катарсис -игру со смертью, в которую играют все персонажи. Вообще игра со смертью является лейтмотивом всей трагедии «Ромео и Джульетта», и здесь не следует забывать о том,
что Шекспир (или группа лиц, выдающая себя за драматурга) сам был актером, а весь мир ему представлялся театром. Рискнем предположить, что вряд ли он принимал всерьез все то, о чем писал, и это обстоятельство также необходимо учитывать при анализе произведений английского драматурга (оно требует, на наш взгляд, более глубокого рассмотрения).
Подобно Гамлету, ведущему свою игру, брат Лоренцо режиссирует постановку смерти Джульетты. Возвращаясь к теории Аристотеля о трагедии, Шекспир вводит в игру его величество Случай, который путает все карты и вершит судьбы героев. И неважно, что люди не шахматные фигуры, ведь для Шекспира жизнь - игра, а люди -актеры, поэтому грань между жизнью и игрой, жизнью и смертью стирается, и герои становятся куклами-марионетками. При этом они говорят патетические речи, стараются сохранять свое лицо, но это всего лишь шуты в руках талантливого драматурга, скрывающего свое лицо под маской и отстраняющегося от мира под псевдонимом «потрясатель сцены».
Джульетта мастерски играет сцену своей смерти, предавая родителей. Ее обман сопровождается их безутешным горем и концентрируется в грандиозной карна-вализированной фантасмагории пышных похорон Джульетты.
У читателя-зрителя возникают закономерные вопросы, почему же не раскаялись Капулетти в своем жестокосердии по отношению к Джульетте гораздо раньше ее смерти и две семьи не примирились на «первых» похоронах Джульетты? Для чего Шекспиру понадобились «вторые» похороны? Ответ напрашивается неутешительный: автор ведет свою игру для того, чтобы запутать зрителя и окончательно выбить у него ориентиры добра и зла. Неслучайно «первые» похороны Джульетты венчает вакханалия, устроенная музыкантами и предваряющаяся софистической речью брата Лоренцо о «твердости» и «победе разума» [2. Ч. 1. С. 86].
Ромео, по замыслу драматурга, также должен доиграть свою роль влюбленного до конца (если уж и монах в этой игре-фантасмагории противостоит Богу, то, что делать другим героям). Судьба посылает ему пророческий сон:
Я видел сон. Ко мне жена явилась.
А я был мертв и, мертвый, наблюдал.
И вдруг от жарких губ ее я ожил
И был провозглашен царем земли [2. Ч. 1. С. 88].
Ромео проигрывает сцену своей смерти во сне, затем покупает яд, чтобы реализовать ее наяву, не зная, что игра Случая уже давно идет и без него, а он - всего лишь шут в руках фортуны и драматурга. Ромео, прибыв в Верону после известия о смерти Джульетты, является в
могильный склеп, где случайно встречает Париса, пришедшего оплакать свою невесту, также «случайно» убивает его, ничуть не сожалея о своем поступке. Умирая, Парис просит похоронить его рядом со своей любимой Джульеттой. Возникает вопрос: кто из них заслуживает большего уважения?
Ромео спешит навстречу смерти, которую готов принять, не задумываясь о последствиях. В предсмертном монологе Ромео, как обычно, витиеват и многословен. Однако в его речи нет и доли раскаянья в убийствах, совершенных им. Он принимает яд, как тост за любовь. Но самоубийство не приемлемо для христианина, ибо любовь «долготерпелива»:
И губы, вы, преддверия души,
Запечатлейте долгим поцелуем
Со смертью мой бессрочный договор [2. Ч. 1. С. 94].
Именно этот факт старательно игнорируется авторами школьных программ. А ведь дети - это будущие отцы и матери. Но они могут ими не стать, если пойдут дорогой героев Шекспира.
Подавляющее большинство авторов школьных программ солидарны с Шекспиром в трактовке основного конфликта трагедии «Ромео и Джульетта» и любви как страсти. Эта трактовка присутствует и в заключительных словах князя, подводящих логическую черту под враждою семей:
Где вы, непримиримые враги,
И спор ваш, Капулетти и Монтекки?
Какой для ненавистников урок,
Что небо убивает вас любовью! [2. Ч. 1. С. 100].
Для гуманистической шекспировской системы ценностей данное высказывание князя означает, что небо (Бог) мстит враждующим семьям гибелью любви, то есть смертью Ромео и Джульетты. С христианской точки зрения данное выражение не имеет смысла, так как Небо (Бог) не может убить любовью, ибо Он сам и есть любовь. Бог может попустить подобную развязку в назидание враждующим семьям, показывая, что ненависть не способна воспитать любовь, и любое зло наказуемо, равно как наказуемо и неповиновение Богу в его заповедях, а затеявший игру со смертью заранее обречен на поражение.
Литература:
1. Толстой Л. Н. Об искусстве и литературе. М., 1958.
2. Шекспир В. Избранное. В двух частях. Часть первая. М., 1984.