Необходимо заново проанализировать письменные источники, касающиеся не только Вятки, но и соседних регионов. Конечно, источники весьма скудные, но взгляд, свободный от мифов, может и из них кое-что почерпнуть.
Русские летописии другие документы изучены вдоль и поперек и содержат вроде бы ничтожно мало информации о рассматриваемых территориях. Тем более ценно каждое слово. Надо принять во внимание, что отсутствие информации о каком-либо предмете – это тоже информация.
Например, первое упоминание о реке Каме в русских летописях датируется, видимо, 1324 годом, о Вятке (местности) – безусловно, только 1374 годом, хотя уже в самых древних летописях есть сведения о более удаленных северных землях и народах вплоть до Зауралья (Югра и Самоядь). А ведь Кама – крупнейшая река в Европе, река Вятка – тоже не ручей, а реки в то время были главными транспортными путями. Может быть, не было связей? Но связи были с древних времен.
Например, в слоях VIIвека на территории Финляндии был обнаружен ряд украшений, таких, как шейные гривны и фибулы, происходящие из Волго-Камского междуречья.[1] На этом основании финский исследователь А. Эря-Эско делает вывод, что «путешествия камских поставщиков пушнины и торговцев достигали и Финляндии».
На Балтике отмечено «распространение браслетов и гривен пермского типа с VIIIвека». Клад IXв. на о. Рюген (Балтийское море) «содержал… обломок пермского браслета т.н. «глазовского типа».[2] Заметим, что Глазов, давший название типу браслета по характерным находкам в его окрестностях, расположен в бассейне Вятки.
Можно не говорить о более близком славянском Северо-Западе (территории будущей новгородской земли), где очень много подобных находок.
Несомненно, что между территориями бассейна Балтийского моря и бассейном Камы (и Вятки) существовали древнейшие связи. Но с начала летописания до 1324 г. и до 1374 г. соответственно Камы и Вятки для летописцев (в том числе из Новгорода) как будто не существует. Это отсутствие – тоже своего рода факт, который многое может дать для осмысления процессов, происходивших на Севере.
Другой пример. В одной из летописей говорится: «Сказа ми Гюрята Роговичь Новгородец: послах отрок свой в Печору, люде, яже суть дань дающие Новугороду; и пришедшю отроку моему к ним, оттуда иде во Югру; Югра же людье есть язык нем и соседят с Самоядью на полуночных странах».[3]
Печора, Югра и Самоядь здесь этнонимы. У первых двух народов в тексте имеются краткие характеристики, чем они примечательны для летописца:
Печора – люди, дань дающие Новгороду;
Югра – люди, язык которых нем (непонятен).
Но ведь логически вытекают из этого противопоставления и противоположные характеристики:
Печора – язык их понятный;
Югра – дань не дают.
Не означает ли это, что язык печоры не финноугорский, как принято считать априори, а близкий летописцу – славянский или балтийский (про балтов – голядь или литву – никогда не писалось «язык нем», в то время различия балтийских и славянских языков были меньше, да и постоянные контакты позволяли, видимо, понимать друг друга)?
Почти очевидно (да и нет других мнений), что летописная печора обитала на берегах реки Печоры. Беглый взгляд на гидронимию (названия рек) Печорского бассейна показывает, что в среднем и нижнем течении Печоры имеется большой пласт гидронимов предположительно индоевропейского происхождения, включая и название основной реки. Любопытно, что как в бассейне Печоры, так и в бассейне Вятки многочисленны гидронимы с формантом -ма, вплоть до совпадения названий (р. Пижма, лев. пр. Печоры, и р. Пижма, пр. пр. Вятки). Об этимологии гидронимов на – ма см. ниже. Да и вообще названия всех крупных рек северо-востока Европы и прилегающих районов Сибири, возможно, индоевропейские: Северная Двина, Мезень, Печора, Обь. Причем, многие финноугорские народы усвоили именно эти названия (например, Двина у карелов Viena– с отброшенным «д», Мезень у коми Мозын, Печора – Петшера, Обь – Об, тогда как у ненцев – Сале`), из финноугорских языков они не объясняются. Это позволяет предположить, что и на Крайнем Севере жили какие-то, возможно индоевропейские племена, язык которых был понятен новгородским путешественникам, и летописная печора – одно из них.
Таким образом, лапидарная информация летописи, подтвержденная другими источниками, может стать говорящей.
Столь же важны в качестве материала для логических интерпретаций и ранние сведения по географии, такие как «Список русских городов дальних и ближних» (XIVв.) и «Книга Большому чертежу» (описание XVIIв. карты XVIв.), но об этом будет сказано ниже.
Арабские, персидские и хазарские источники, как ни странно покажется на первый взгляд, могут дать больше информации о северо-востоке Европы X– XIVвв., чем русские.
Молчание русских летописей этого времени о камских и вятских землях можно объяснить этническим (пассионарным) усилением черемисов, которые фактически разорвали связи Северо-Востока с центрами русской государственности, где велось летописание. Марийцы (черемисы), по данным гидронимики, достаточно давно жили в Вятско-Ветлужском междуречье (хотя этногенез этого этноса очень туманен). В Xили XIвеке сведения о черемисах попали в русские хроники, что может говорить об их активизации. Сухопутный путь из района Нижнего Новгорода на Вятку был рискован даже в XVIIвеке из-за «воровства» черемисов в Вятско-Ветлужском междуречье.
Северо-западный путь через бассейн Северной Двины (р. Юг – р. Молома, правый приток Вятки) был перекрыт либо черемисами, либо другим, неизвестным финноугорским народом, оставившим после себя ареал гидронимов с формантом –юг. Возможно, это была летописная чудь заволочская.
Появление Вятки в русских летописях можно объяснить разблокированием этого пути через Юго-Моломский переход, которое произошло, скорее всего, не благодаря новгородским ушкуйникам; они просто первыми воспользовались этим - или же, что еще вероятнее, первыми попали в летописи. Главным фактором стало укрепление Великого Устюга и закладка целого ряда городков выше по реке Юг (Орлов, Осиновец, Сосновец и др.).
Но если население Вятки и Камы и не имело связей с Новгородом и Владимиро-Суздальской Русью, то это не значит, что оно не имело связей с цивилизованным миром вообще.
Основными транспортными путями в лесной зоне являлись реки. Стоит посмотреть на карту Восточно-Европейской равнины, как сразу бросается в глаза крупнейший речной «транспортный узел» - место слияния Камы и Волги. С запада к нему течет Волга, с севера – Вятка, с северо-востока – Кама, вбирающая в себя уральские реки, а на юг течет полноводный Итиль (Нижняя Волга). В устье Итиля было мощное государство – торговый и финансовый центр срединной Евразии – иудейская Хазария, от которой по Каспийскому морю прямой путь вел в древнюю Персию. В месте слияния Камы с Волгой самой природой предназначалось возникнуть торговому центру – и он возник. Это была Камская (или Волжская) Булгария.
С кем же было торговать населению Вятки? Через два волока с Новгородом или напрямую с Булгарией, имея выход через Булгарию на богатые арабские рынки? Ответ однозначен.
Новгородские купцы на Вятку и Каму не совались, хотя по Крайнему Северу доходили и до Сибири. По тогдашним понятиям, видимо, это была не их зона влияния, ее обходили стороной.
Мысль о тесных связях Вятки с Булгарией не нова. Она поставлена в основу топонимических изысканий известного вятского краеведа Д.М. Захарова, который, по моему мнению, все же преувеличивает влияние на Вятке Булгарии и булгарского языка.[4] Но вот письменные источники, связанные с Булгарией, в плане отражения в них сведений о Вятке, Верхней и Средней Каме, кажется, не исследованы.
Булгария была хорошо известна в Персии, Хорезме и арабском мире, ее основными экспортными товарами были рабы и меха. Но сама Булгария эти товары, конечно, не «производила». Меха с запада в Булгарию в больших количествах поступать не могли: суздальцы и новгородцы сами рыскали за ними по северам чуть не до Енисея. Меха должны были поступать с севера или с северо-востока, т.е. по Вятке и Каме. Еще в Iтысячелетии до н.э. место слияния Камы и Волги, Вятка, Кама и более северная Вычегда входили в один ареал культуры – ананьинской. То есть связи там были долгие и прочные – уходящие в глубь веков. Это подтверждает археология не только по ананьинскому, но и по более позднему времени.
В Булгарии не могли не знать о реке Вятке, которая впадает в Каму в полутора сотнях верст от ее столицы, города Булгар, и о Вятском крае, прилегавшем с севера к Булгарии. Непосредственно вблизи устья Вятки находились булгарские города (например, т.н. Чертово городище[5]). К сожалению, не было значительных письменных источников самой Булгарии, или они не сохранились. Но с начала Xвека Булгарию посещали арабские географы и путешественники, которые оставили интереснейшие географические и этнографические заметки, касающиеся, в том числе, славян и русов. Наверное, что-то, относящееся к Северо-Востоку, можно найти и в хазарских источниках, поскольку одно время Булгария была в вассальной зависимости от Хазарского каганата.
Все дело в интерпретации. Конечно, если заранее считать, что Вятку, Верхнее и Среднее Прикамье, например, заселяли дикие финноугорские племена, то всё, противоречащее этому «очевидному» утверждению, будет признано недостоверным либо относящимся к другому региону.
Например, арабские авторы Xвека сообщают о торговле Булгара с городом, название которого прочитывается как в…нтит и в…т, где точками заменены пропущенные гласные (В.нтит, город славян, лежащий на востоке[6]). Подробно пишет о стране Ва…т (Ва…ит) Ибн Русте в сочинении «ал-А’лах ан-нафиса», сообщая, что она находится «в самом начале пределов славянских» (от Булгара?)[7]. Персидский географ Гардизи сообщает о городе Вантит несколько по-другому: он находится «на крайних пределах славянских» (тут и там перевод А.П. Новосельцева).[8] Эти свидетельства, также, как и сведения о русах и Арсе, восходят, видимо, к дорожнику Ибн Хордадбеха (IXв.).
Хазарский царь Иосиф (Xв.) в своей знаменитой переписке с евреями перечисляет народы, живущие по реке Итиль. В их числе – «в-н-н-тит».[9]
Принято считать эти названия относящимися к земле вятичей (см., например, Петрухин В.Я. и Раевский Д.С.[10]). При этом Петрухин и Раевский не обратили внимания, что Итилем хазары и булгары называли Каму и Нижнюю Волгу или Белую, Нижнюю Каму и Нижнюю Волгу, а Верхнюю Волгу считали ее притоком. Царь Иосиф прямо пишет: «Я живу у реки по имени Итиль… Начало реки обращено к востоку на протяжении 4 месяцев пути». Ясно, что это не Волга, а именно Белая, приток Камы, которую Иосиф считал истоком Итиля. А вятичей вряд ли можно назвать живущими по Белой и Каме. Вятчане, напротив, живут как раз рядом с древним Итилем, то есть Камой.
------------------------------------------------------------------------------------------------------
Вятичи,группа восточнославянских племен, обитавших в верховьях Оки и по ее притокам.
Тут нужно сделать лингвистическое отступление. Русское я в сильной позиции после согласного появилось на месте общеславянского е носового (ę). В различных диалектах балтийских и многих других европейских языках ему закономерно соответствует en, например:
мясо – mensa(прусс.)
вязать – vęzeł (польск. – «вензель»)
пять – πεντε (греч.)
бляду (др.-рус. – «заблуждаюсь») – blendžiuos (лит. – «темнею»).
Следовательно, корню вят- предшествовал корень vęt- и соответствует балтийский корень vent- (сравните: вятичи – венеты). Также и топониму Вятка соответствуют многочисленные балтийские топонимы с основой vent-, например, Вентспилс на реке Венте.
Следовательно, в…нтит и ва…т – это две формы одного имени: балтийская (либо другая европейская) и восточнославянская.
Топоним в…нтит - ва…т, конечно, в принципе, может относиться к земле вятичей, но с большим основанием по географическим ориентирам он может относиться и к Вятке, особенно если учесть, что на Вятской земле могли обитать (об этой гипотезе речь будет впереди) и балтоязычные племена, которые передали бы название города или страны в форме в…нтит.
Во всяком случае, арабские, персидские и хазарские источники надо вновь осмыслить, внимательно и непредвзято. Весьма вероятно, что откроется много тайн.
Вятских древних письменных документов, к сожалению, не обнаружено. Скорее всего, не велось на Вятке и летописание. Христианство как институт появилось на Вятке, видимо, только с началом XV века, но первые священники были, скорее всего, не особенно грамотными. Но вот дохристианские языческие памятники они, скорее всего, уничтожили. Любопытно свидетельство Ибн Фадлана от 922 года о переписке камских булгар с жителями страны Вису, расположенной много севернее Булгарии (вису обычно отождествляется с весью, финноугорской народностью).[11] Это говорит о том, что жители отдаленных регионов использовали какую-то письменность уже в Xвеке. Верить в чудесное обретение местных письменных источников, конечно, можно, но всерьез рассчитывать на это, увы, не приходится.
Также можно верить и в то, что автор «Повести о стране Вятской» использовал какие-то одному ему известные вятские летописи либо другие документы. Но это вопрос веры, а не научных знаний.
[1]Эря-Эско А.Племена Финляндии// Славяне и скандинавы. Пер. с немецкого. М. 1986. С. 170
[2]Херрман Й. Славяне и норманны в ранней истории Балтийского региона // Славяне и скандинавы. Перевод с нем. М. 1986. С. 80
[3]Лаврентьевская летопись, л. 85а// ПСРЛ. Т. I. М. 1997, сс. 234-235.
[4]Захаров Д.М.Краткий топонимический словарь Кировской области. Киров. 1988. Захаров Д.М. Серебряная Вятка. Киров. 1990.
[5] Спицын А.А.Приуральский край. Археологические розыскания о древнейших обитателях Вятской губернии// Материалы по археологии Восточных губерний России. Вып. 1. М. 1893
[7]Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и руси VI– XIвв.// Древнерусское государство и его международное значение. М. 1965, с. 387.
[10] Петрухин В.Я., Раевский Д.С.Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. М. 2004, с. 169
[11] Ковалевский А.П.Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921 – 922 гг. Харьков. 1956, с. 138 и сл.