Игнатий и его Конклава. Джон Донн

Перевел и прочитал В.Г. Врачев

Введение

Источники о Чистилище из Писания

«Ибо, когда отцы наши отведены были в Персию, тогда благочестивые священники, взяв огня с жертвенника тайно, скрыли его во глубине колодезя, имевшего безводное дно, и в нем безопасно сохранили его, так как никому не известно было это место. По прошествии же многих лет, когда угодно было Богу, Неемия, присланный от Персидского царя, послал за сим огнем потомков тех священников, которые скрыли его. Когда же объявили нам, что не нашли огня, а только густую воду, ...» (2Мак 1: 19:20)

«Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос. Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, – каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду; А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня» (1 Кор 3: 11-15).

Августин Аврелий

Августин Блаженный, Аврелий (AugustinusSanctus) (13.11.354 – 28.08.430), христианский теолог (Доктор Церкви), архиепископ. Августин начал карьеру ритора, преподавая в Карфагене, Риме (383) и Милане (384), где он занимал должность публичного оратора (тогда Милан был резиденцией Западного императорского двора). В Милане (возможно, в круге платоников), он столкнулся с неоплатонизмом, который читался в латинском переводе, вероятно, как Плотином, так и Порфирием(386). Поскольку его знание греческого языка было посредственным, он всегда зависел от переводов греческой философии, Писанию и богословской литературе. В Милане, он также слышал проповеди Амвросия (340 – 04.04.397), чье платонизирующее христианство подорвало материалистическую концепцию Бога, которую Августин обнаружил как в манихействе, так и в стоицизме, и кто инициировал его в тонкостях экзегетического метода, основанного на различии, взятом у Филона Александрийского (?20 до Р.Х. – 50) и греческого Христианских теологов, таких как Ориген (ок.185 – 253–54), между буквальными и образными чтениями Писания. Он пошел на преобразование опыта, и осенью 386, покинув свой пост в Милане и тратя деньги в 386–7 провел зиму в загородной вилле, где вероятно и принял крещение.

С этого периода появились его первые сохранившиеся произведения, серия философских диалогов, написанных под сильным влиянием Цицерона, в который входит «Contra Academicos» (Против Академии), критика академического скептицизма Цицерона – главный источник Августина), а в «De ordine» («Порядок») и «The De beata vita» («Счастливая жизнь»), обсуждаются природа счастья и его связь со знанием, природой Бога, порядком во вселенной и проблемой зла. В другом «внутреннем» диалоге между Августином и разумом, Soliloquia (Одиноких беседах), он исследует природу ума, отождествление истины с бытием и проблему ошибок. Неоплатонические влияния пронизывают эти диалоги. Характерные для Августина теории воли и семантики[1] развивались только после его крещения в 387… Антиманихейская полемика доминировала в его произведениях в это время…

Августин оставался несколько месяцев в Риме, главным образом занимался опровержением манихейства. С этим же он отправился в Африку после смерти тирана Максимуса (август 388) и после короткого пребывания в Карфагене вернулся в свой родной Тагаст. Сразу же по прибытии он хотел осуществить свою идею о совершенной жизни и начал с продажи всех своих товаров и предоставления доходов бедным. Затем он и его друзья ушли в свое имение, которое уже было отчуждено, чтобы вести общую жизнь в нищете, молитве и изучении священных писем. Книга «Вопросы LXXXIII» – это плод конференций, проводимых в этой отставке, в которых он также написал «De Genesi contra Manichæos» – «Атрибуты Генезис», «De Magistro» – «Учитель» и «De Vera Religione» – «Истинная Религия», «De libero арбитрио» – «Свободный выбор», «De Magistro» – «Учитель» (388).

Августин не думал войти в священство и, опасаясь епископата, даже бежал из городов, в которых были выборы. Однажды, будучи вызванным в Гиппон другом, чье спасение души было поставлено на карту, он молился в церкви, когда люди внезапно собрались вокруг него, подбадривали его и умоляли Валерия, епископа, поднять его к священству. Августин был вынужден уступить их мольбам и был рукоположен (391) и направлен к себе в Тагаст.  Валерий переместил какое-то церковное имущество в распоряжении Августина, что позволило ему создать второй монастырь, который он основал. Его священническое служение пяти лет было превосходно плодотворным. Августин сражался с ересью, особенно с манихейством, и его успех был потрясающим. Он принял участие в пленарном совете Африки под председательством Аврелия, епископа Карфагенского, и по просьбе епископов был обязан выступить с дискурсом, который в своей завершенной форме впоследствии стал трактат «De Fide et symbolo» – «Вера и Символ Веры» (08.10.393).

В 396, после ухода в отставку Валерия, он принял по настоянию Аврелия епископство Гиппо, Новый епископ хорошо понимал, как совместить осуществление своих пастырских обязанностей с аскезами религиозной жизни, и, хотя он покинул свой монастырь, его епископская резиденция стала монастырем, где он прожил общинную жизнь со своим духовенством, которые обязались саблюдать религиозной бедности. Был ли он орденом обычных священнослужителей или монахов, который он таким образом основал? Это вопрос, который часто задают, но мы чувствуем, что Августин мало думал о таких различиях. Как бы то ни было, епископский дом Гиппо стал настоящей питомницей, которая снабжала основателей монастырей, которые вскоре распространились по всей Африке, и епископы, которые оккупировали соседние деревни. Говорят, что он подготовил десять учеников, которые были выдвинуты в епископство. Таким образом, Августин получил титул патриарха религиозного деятеля и реставратора духовной жизни в Африке. Но он был прежде всего защитником правды и пастухом душ. См. ст. AugustineGerardO’Dalyв CatholicEncyclopedia, ст. Августин Аврелий в Чистилище в ЭС БиЭ.

Кратко о философских взглядах Августина

Вначале Августин рассматривал христианство как материалистическую концепцию Бога, которую Августин обнаружил как в манихействе, так и в стоицизме, кто познакомил его с тонкостями экзегетического метода, которую подорвали неоплатоники. Неоплатонические влияния на почве христианского богословия обнаружились у Оригена (185–254), а затем породили религиозно-философскую систему. Но, близкую параллель можно найти еще в мыслях Филона Александрийского (~ 20 до Р.Х.–50 по Р.Х.) в этической теории неоплатоников. Этика «контроля над страстями» связывается в неоплатонизме, так же как и в этом контексте Филона Александрийского, с первым из четырех классов, так называемых политических добродетелей[2]. Согласно указанным контекстам Плотина[3], настоящая добродетель возможна тогда, когда душа не сострадает телу, а действует одна в созерцании Бога. Для этого, однако, она должна вся стать, как бог: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог (Ин 1: 1). Чтобы привести свои мысли в порядок, Августин бросает все дела в Милане и около двух лет проводит в загородной вилле (386–387), где пишет свои первые трактаты, причем многое для них, по его словам, он видит во сне. Во «внутреннем» диалоге между ним и разумом, Soliloquia (Одиноких беседах), он исследует природу ума, отождествление истины с бытием и проблему ошибок. «Это преобразование или возврат делает хороший «поворот–прочь» от Божественной мудрости и мыслей, что характеризует грех: связывая его с божественным внутри нас[4]. И возникает вопрос контроля этого, чтобы использовать должным образом. Они должны быть контролируемые по причинам и использоваться должным образом. Они представляют собой неизбежную особенность нашего состояния: Августин никак не верит в существование собственного бесстрастного существования души. Августин настаивает не на значение интроспекции[5], так как это отвлекает от знакомства с истиной, а как на условие для нравственного очищения, ведет его, чтобы говорить о чувствах самой души, из её внутреннего чувства, внутреннего слуха, и – через эту, Павла аналогию (Римлянам 7:22–3[6], и т. д.), – из «внутреннего человека» …

…Августин предполагает, что подобные выражения не про наши души и наши умы, и что те явления, которые они описывают, влечет дуализм ума и тела. Но не они делают это. Они могут описать тот контраст (или последовательности) между моделью случаях из человеческого поведения и как мы на самом деле себя ведем, или они могут обратиться к фальшивому или неискреннему поведению…

…Инкорпоральное[7] чувство-впечатление приводит к бестелесной памяти–образу, а память зависит от восприятия по качеству, количеству и виду…

…Августин отнюдь не предлагают собой прямые решение для этой дилеммы…

…Когда мы хотим активировать это знание, направляя нашу концентрацию на него, мы генерируем «внутреннее слово», одинаковое протяженное во времени вместе с создаваемым воображением. (trin. 8.9; 15.16, 19–22). Используемая здесь лингвистическая метафора и причина ее использования объясняются замечаниями Августина о понимании и сохранении значения слов… которое он (это в его то время), измеряет значение в децибелах, улавливаемое умом, также является словесным потенциалом, который можно выразить языком… Взятоизст. Augustine вRoutledge History of Philosophy (ИсторияФилософии).

Он видимо пытался реализовать свои идеи после того как в 396 принял епископство Гиппо. На протяжении более 30 лет епископства он пытался совместить осуществление своих пастырских обязанностей с аскезами религиозной жизни. И по словам современников ему это удавалось, хотя не был он орден обычных священнослужителей или монахов, как они сложились позже. Как бы то ни было, епископский дом Гиппо стал настоящей питомницей, которая снабжала основателей монастырей, которые вскоре распространились по всей Африке, и епископы, которые оккупировали соседние деревни. Естественно предположить, что именно поэтому, многие монастыри, а затем и монашеские ордена брали за основу своих уставов, наработки Августина, который сам, уже будучи патриархом, оставалсяпрежде всего защитником правды и пастухом душ.

Видимо даже этот опыт не позволил сделать ему однозначного вывода о том, как в жизни сохранить божественную чистоту души. Поэтому Блаженный Августин и высказал предположение, что души могут подвергнуться очищающему огню не при конце мира, а в промежуток между смертью и днем Страшного суда. См. ст. в RoutledgeHistoryofPhilosophy.

Первым Св. Цезарий из Арля принял это предположение как догмат, использую его в проповедях в Галлии.

Св. Цезарий Арльский

Св. Цезарий Арльский (?471 – 27.08.543). Епископ, дьякон, проповедник, теолог Галлии. С молодости принял монашество. Здесь он завоевал привязанность и уважение епископа Эонуса (Æonus), который назначил его дьяконом и священником, и после смерти которого был единогласно избран епископом (502 или 503). В течение сорока лет он руководил Престолом в Арле с апостольским мужеством и благоразумием и выделяется в истории этого смутного периода как выдающийся епископ Галлии. Он сразу же принял августинизм как догмат, который впоследствии папа Григорий IВеликий[8] и Бонифаций III[9] распространили во всей Западной церкви. Его знаменито резюме, известное историкам канонического права «Statua Ecclesiae Antiqua – Статут древнего города», почти дословно взят от Cв. Августина (13.11.354 – 28.08.430). Его лучше всего помнят, как популярного проповедника, чьи проповеди дошли до нас, и которые следуют распространенной типологии, ставшей популярной у св. Августина; они везде ищут мистического смысла, но избегают всякой риторической пышности и тонкостей и многое извлекают из замечательного комментария к Псалму «Enarrationes in Psalmos – Изложение на Псалом» святого Августина. Он разработал первое правило идеальной жизни для женщин, где многое заимствует из знаменитого послания св. Августина и Иоанна Кассиана[10], и оно оставалось образцом для всех таких. Даже сегодня, говорит Малнори[11], «он объединяет все условия, необходимые для монастыря строгого соблюдения». См. ст. St. CaesariusofArlesв Catholicencyclopedia.

И наконец Основатель западного монашества, Единственная подлинная жизнь Бенедикта Нурсии – та, которая содержится во второй книге Св. Григория (~540 – 06.03.604, папа с 590) «Диалоги».

Святой Бенедикт Нурсийский

Бенедикт Нурсийский (~480 – 543). Это скорее набросок персонажа, чем биография, и он состоит, по большей части, из ряда чудесных происшествий, которые, хотя и иллюстрируют жизнь святого, мало помогают в хронологическом изложении его карьеры. Считается, что он писал свои «Диалоги» со слов учеников Св. Бенедикта, которые сменили его на посту аббатов Монте-Кассино и Субиако.

Бенедикт был сыном римского дворянина Нурсии, небольшого городка недалеко от Сполето, где и получил высшее образования. Затем, «отдавая свои книги и оставляя дом и богатство своего отца с умом только для служения Богу, он искал место, где он мог бы достичь желания своей святой цели; и таким образом он ушел из дома. Было ему в то время больше девятнадцати или двадцати лет. Он был достаточно взрослым, чтобы быть в гуще своих литературных исследований, чтобы понять реальный смысл и ценность развратной и распутной жизни его спутников, и на него глубоко повлияла любовь женщины (там же, II, 2). Он был способен взвесить все эти вещи в сравнении с жизнью, которой учат в Евангелиях, и выбрал последнее: он был в начале жизни и имел в своем распоряжении средства для карьеры римского дворянина; «он был в мире и мог свободно пользоваться преимуществами, которые предлагает мир, но решил познать Бога. Бенедикт нашел такое место примерно в сорока милях от Римавдали от жизни великого города, в Энфиде, рядом с церковью, посвященной Св. Петру, в некотором роде с «компанией добродетельных людей», которые сочувствовали его чувствам, и его взглядам на жизнь. Более того, он взял свою старую медсестру с собой в качестве слуги. Здесь он сотворил свое первое Чудо, восстановив в идеальное состояние глиняную мельницу пшеницы, которую его старая слуга случайно разбила. Известность, которую это чудо обрушило на Бенедикта, заставила его уйти еще дальше от общественной жизни, и «он тайно сбежал от своей медсестры и искал более удаленный район Субиако», в мрачном ущелье, расположенном в двух милях от Энфида, изменив при этом и цель своей жизни. «Он бежал из Рима, чтобы избежать зла великого города; теперь он решил быть бедным и жить своим делом. Ради Бога, он сознательно выбрал жизненные трудности и усталость от труда» (Dial. St. Greg., II, Introd. in Migne, PL LXVI). Найдя подходящую для него пещеру, над которой гора сейчас поднимается почти перпендикулярно; в то время как с правой стороны она стремительно спускается вниз, где во дни Св. Бенедикта, в пятистах футах ниже, лежали голубые воды озера. Пещера имеет большое треугольное отверстие и имеет глубину около десяти футов. По пути из Энфида Бенедикт встретил монаха Романа, чей монастырь находился на горе над утесом, нависающим над пещерой. Роман обсудил с Бенедиктом цель, которая привела его к Субиако, и дал ему статус монаха. По его совету Бенедикт стал отшельником и три года, и как неизвестный, жил в этой пещере над озером. Об этих днях Св. Григорий рассказывает о нем, не как о юноше, а как человеке Бога. Роман, рассказывал ему, что он служил святому, по-видимому, часто навещал его и в определенные дни приносил ему еду. За эти три года Бенедикт созрел как в уме, так и в характере, в познании себя и своих собратьев, и в то же время он не стал просто известен, но пользуется уважением тех, кто о с ним общался или слышал. В конце этого периода к нему подошла община и попросила его стать ее настоятелем. Бенедикт был знаком с жизнью и дисциплиной монастыря и знал, что «их манеры отличны от его и, следовательно, они никогда не согласятся вместе: однако, наконец, преодолевшись их мольбой, он дал свое согласие» (там же, 3).

Эксперимент не удался; монахи пытались отравить его, и он вернулся в свою пещеру (~510). С этого времени его чудеса стали частыми, и многие люди, привлеченные его святостью и характером, пришли в Субиако, чтобы быть под его руководством. Для них он построил в долине двенадцать монастырей, в каждом из которых он разместил настоятеля с двенадцатью монахами. В тринадцатом он жил с «немногими, которые, как он думал, получат больше выгоды и будут лучше принимать его собственное присутствие» (там же, 3). Однако он стал отцом или настоятелем всего. С созданием этих монастырей начались детские школы.

Оставшаяся часть жизни Св. Бенедикта была потрачена на реализацию идеала монашества, который он оставил нам в своих правилах.

Правила Св. Бенедикта.

1. Перед изучением правил св. Бенедикта необходимо отметить, что они написано для мирян, а не для священнослужителей. Цель святого состояла не в том, чтобы учредить орден священнослужителей с административными обязанностями и должностями, а в организации и своде правил для домашней жизни таких мирян, которые хотели бы жить как можно полнее, чем тот тип жизни, который представлен в Евангелии. «Мои слова; – говорит он, – адресованы тебе, кто бы ты ни был, тот, кто отрекается от своей воли, надевает сильные и яркие доспехи послушания, чтобы сражаться за Господа Христа, нашего истинного Царя». (Прол. К правилу.) Позже Церковь наложила духовное государство на бенедиктинцев[12], и вместе с государством пришло преобладание клерикальных и священных обязанностей, но впечатление от светского происхождения бенедиктинцев сохранилось и, возможно, является источником некоторых из характеристик, которые отличают их от более поздних орденов.

2. Еще одной характерной чертой правила святого является его взгляд на работу. Его так называемый орден (приказ) не был установлен для выполнения какой-либо конкретной работы или для решения какого-то особого кризиса в Церкви, как это было в случае с другими орденами. Для Бенедикта работа его монахов была лишь средством к совершенству жизни. Великая дисциплинарная сила для человеческой природы – работа; безделье, – это его гибель.

Цель его Правила состояла в том, чтобы вернуть людей «к Богу трудом послушания, от которого они ушли из-за праздности непослушания». Работа была первым условием роста благости. Именно для того, чтобы его собственная жизнь была «утомлена трудом ради Бога», святой Бенедикт оставался в Энфиде в пещере в Субиако. Необходимо, комментирует Св. Григорий, чтобы Божьи избранники вначале, когда в них были сильны жизнь и искушения, были «утомлены трудом и болью». При возрождении человеческой природы в порядке дисциплины даже молитва приходит после работы, ибо благодать не встречает сотрудничества в душе и сердце ленивца. Когда король Готов пришел к нему, «оставив мир», святой Бенедикт дал ему купюру и заставил расчищать шиповник для создания сада. «Ecce! Laboral!»[13] иди и работай. Работа не является, как учит наша цивилизация, условием, свойственным рабам; это универсальная участь человека, необходимая для его благополучия как человека и необходимая для него как христианина.

3. Религиозная жизнь, как задумано Св. Бенедиктом, по существу, социальна. Жизнь отдельно от своих собратьев, жизнь отшельника, если оно должно быть здоровым и, конечно, возможна только нескольким, и эти немногие должны достигли продвинутой стадии самодисциплины, живя с другими (Правило 1). Правило, таким образом, полностью занято регулирования жизни сообщества людей, которые живут и работают, и молятся, и едят вместе, и это не только для обучения, но и как постоянный элемент жизни в лучшем виде. Правило воспринимает начальство, как всегда присутствующее и находящееся в постоянном контакте с каждым членом сообщества, которое лучше всего описано как патриархальные или отцовское (там же …, 2, 3, 64). Высший является главой семьи; Все они являются постоянными членами домашнего хозяйства. Следовательно, слишком большая часть духовных учений Правил раскрывается в соответствии с законодательством, которое кажется чисто социальным и внутренне организованным (там же. 22-23, 35-41). Так тесно связаны с внутренней жизнью все рамки и учение о правиле, что бенедиктинец может быть более действительно сказать, чтобы войти или присоединиться к конкретному домохозяйству легче, чем присоединиться к ордену. Социальный характер бенедиктинской жизни нашел выражение в закреплённом типе для монастырей и в семейственности работ, которые предпринимают бенедиктинцы, и он обеспечивается абсолютным коммунизмом во владениях (там же 33, 34, 54, 55) строгими подавление всех различий любящих жизненные блага рангах: «ни один их знатных по рождению не может [по этой причине] быть поставлен перед тем, кто раньше был рабом» (там же, 2). и проводить жизнь присутствием в каждом из рутинных обязанностей домашнего хозяйства.

4. Хотя частная собственность строго запрещена этим правилом, в монашеской жизни святого Бенедикта не было части того, что его монахи как тело должны лишить себя всего богатства и жить на милостыню милосердия; скорее его цель состояла в том, чтобы ограничить требования человека тем, что было необходимо и просто, и обеспечить, чтобы использование и управление корпоративным имуществом было в строгом соответствии с учением Евангелия. Бенедиктинский идеал бедности сильно отличается от францисканского. Бенедиктинец не дает явного обета бедности; он только клянется в послушании согласно правилу. Правило допускает все, что необходимо каждому человеку, вместе с достаточной и разнообразной одеждой, обильным питанием (исключая только мясо четвероногих), вином и достаточным сном (там же, 39, 40, 41, 55). Имущество может быть общим, оно может быть большим, но оно должно использоваться для поддержки работы сообщества и для блага других. В то время как отдельный монах был беден, монастырь должен был давать милостыню, а не принуждать его искать. Это должно было облегчить бедных, одеть обнаженных, навестить больных, похоронить мертвых, помочь пострадавшим (там же, 4), развлечь всех незнакомцев (там же, 3). Бедные приходили к Бенедикту, чтобы получить помощь для оплаты своих долгов (Dial. St. Greg., 27); они пришли за едой (там же, 21, 28).

5. Святой Бенедикт создал форму правления, которая заслуживает изучения. Он содержится в главах 2, 3, 31, 64, 65 правила, и в некоторых, полных смысла фразах, разбросанных по другим главам. Как и с самим правилом, так и его схема управления предназначена не для порядка, а для единого сообщества.

Он предполагает, что сообщество обязало себя, обещая стабильность, провести совместную жизнь в соответствии с этим правилом. Затем начальник избирается свободным и всеобщим голосованием. Правительство может быть описано как монархия с Правилом в качестве его состояния организма (или конституции). В пределах четырех потайных углах Правила все остается на усмотрение настоятеля, злоупотребление властью которого проверяется религией (правило 2), путем открытых дебатов с сообществом по всем важным вопросам и с его представительными старейшинами в более мелких касается (там же, 3). Реальность этих проверок в отношении хитрости правителя может быть оценена только в том случае, если вспомнить, что правитель и общество были связаны вместе на всю жизнь, что все они были вдохновлены единственной целью осуществления концепции жизни, изложенной в Евангелии, и что отношение членов общины друг к другу и к аббату, а также к аббату к ним было возрождено и одухотворено мистикой, которая ставит перед собой принятие учения Нагорной проповеди как реальные и действующие – дневные истины.

6. (a) Когда христианская семья, община, была организована добровольным принятием своих социальных обязанностей и обязанностей, подчинением власти и, кроме того, находится под постоянной дисциплиной труда и самоотречения, Следующим шагом в возрождении его членов в их возвращении к Богу является молитва. Устанавливать её Правила прямо и непосредственно касается только публичной молитвы. Для этого Бенедикт назначает псалмы и кантикулы с чтениями из Писаний и отцов. Он посвящает одиннадцать глав из семидесяти трех его Правил регулированию этой публичной молитвы, и это характерно для свободы его Правил и «умеренности» святого, что он завершает свои очень осторожные указания, говоря, что, если любому начальнику не нравится его расположение, он может сделать другое; только он говорит, что будет настаивать на том, что весь Псалтырь будет сказан в течение недели. Практика святых отцов, добавляет он, была решительной, чтобы «сказать в один день, то, как я молюсь, мы, прохладные монахи, сможем пережить за целую неделю» (там же, 18). С другой стороны, он проверяет нескромное усердие, устанавливая общее правило: «Общая молитва всегда должна быть короткой» (там же, 20). Очень трудно свести учение святого Бенедикта о молитве к системе, по этой причине в его концепции христианского характера молитва сосуществует со всей жизнью, и жизнь не завершена ни в какой момент, если она не пронизана молитвой.

(б) Форма молитвы, которая таким образом охватывает все наши часы бодрствования, святой Бенедикт называет первой степенью смирения. Он заключается в осознании присутствия Бога (там же, 7). Первый шаг начинается, когда духовное присоединяется к простому человеку, или, как выражается святой, это первый шаг в лестнице, ступени которой покоятся с одного конца в теле, а с другого – в душе. Способность осуществлять эту форму молитвы поддерживается той заботой о «сердце», на которой так часто настаивает святой; и сердце спасено от рассеяния, которое явилось бы результатом социального общения по привычке ума, которое видит в каждом Самого Христа. «Пусть больных служат в самом деле, как Сам Христос» (там же, 36). «Пусть все пришедшие гости будут приняты как Христос» (там же, 53). «Будь мы рабами или свободными людьми, мы все едины во Христе и имеем равное звание в служении нашему Господу» (там же, 2).

(c) Во-вторых, есть общественная молитва. Это коротко и должно быть сказано с интервалами, ночью и в семь различных часов в течение дня, так что, по возможности, не должно быть большого интервала без призыва к формальной, вокальной, молитве (там же, 16). Положение, которое святой Бенедикт дал публичной общей молитве, лучше всего описать, сказав, что он установил ее как центр общей жизни, которой он связывал своих монахов. Это было посвящение не только отдельного человека, но и всего общества Богу частыми ежедневными публичными актами веры, и восхваления, и обожания Творца; и это публичное поклонение Богу, opus Dei (лат. – работа Бога), должна была сформировать главную работу его монахов и стать источником, из которого все другие работы черпали свое вдохновение, свое руководство и свою силу.

(г) Наконец, есть частная молитва, о которой святой не издает законов. Это следует за отдельными дарами: «Если кто-то хочет молиться наедине, пусть он тихо входит в ораторское искусство и молится не громким голосом, а со слезами и пылом сердца» (там же, 52). «Наша молитва должна быть короткой и с чистотой сердца, за исключением того, что она может быть продолжена вдохновением божественной благодати» (там же, 20). Но если Св. Бенедикт не дает дальнейших указаний о личной молитве, то это потому, что все условия и образ жизни, обеспечиваемые Правилом, и характер, сформированный в результате его соблюдения, естественным образом ведут к более высоким состояниям молитвы. Как пишет Святой: «Итак, кто бы ты ни был, поспешив с небесной страной твоей, исполни с помощью Христа это небольшое Правило, которое мы написали для начинающих, и, наконец, ты прибудешь под защитой Бога на возвышенное вершины учения и добродетели, о которых мы говорили выше» (там же, 73). для руководства в этих высших состояниях святой обращается к Отцам, Василию[14] и Кассиану[15].

Из этого краткого рассмотрения Правил и его системы молитвы станет очевидным, что описание Бенедиктинского ордена как созерцательного порядка вводит в заблуждение, если слово используется в его современном техническом смысле как исключающее активную работу; «Созерцательность» – это форма жизни, созданная для разных обстоятельств и отличающаяся от предмета Св. Бенедикта. Правило, в том числе его система молитв и публичных псалмодий, предназначено для каждого разума и любой степени обучения. Оно создано не только для образованных и для продвинутых в совершенстве душ, но он организует и направляет полную жизнь, приспособленную для простых людей и для грешников, для соблюдения Заповедей и для начала благости. «Мы написали это Правило, – пишет Св. Бенедикт, – что, соблюдая его в монастырях, мы можем показать, что у нас есть некоторая степень благости в жизни и начало святости. Но для того, кто поспешит к совершенству религии есть учения святых Отцов, следующие из которых приводят человека к вершине совершенства» (там же, 73). Прежде чем оставить тему молитвы, было бы хорошо еще раз указать, что, заказывая публичное чтение и пение Псалтыря, Св. Бенедикт не возлагал на своих монахов отчетливо клерикальное обязательство. Псалтырь был распространенной формой молитвы всех Христиан.

Но мы не должны читать в его Правилах характеристики, которые более поздний возраст и дисциплина сделали неотделимыми от публичного чтения Божественной Службы.

Последние годы жизни

Когда таким образом у него постепенно созрела мысль о переустройстве монашеской жизни, он основал на Монте-Кассино близ Неаполя новый монастырь с особым орденским устройством (529): отсюда новый монастырский устав стал все более распространяться в Западной Европе и вскоре был введен почти везде. Не придерживаясь чересчур строгих аскетических правил по отношению к одежде и к попечению о теле, он требовал наряду с духовными упражнениями в молитве, чтением духовных сочинений и присутствием при богослужениях также и физического труда, преимущественно по обработке почвы и, кроме того, обучения юношества. Научные занятия, благодаря которым бенедиктинцы оказали столько услуг сохранению классической литературы, были введены только Кассиодором[16]. Григорием Великим[17] и Бонифацием III[18], апостолом германских земель, в особенности содействовали всеобщему введению означенного устава на западе Европы. Бенедикт умер в 543. В описании его жизни, составленном Григорием Великим, встречается много рассказов о совершенных им чудесах. Это и визит короля отсготов Тотилы[19] в Монте-Кассино в 543 году – единственная определенная дата, которую мы имеем в жизни святого. Должно быть, это произошло, когда Бенедикт достиг преклонного возраста. Аббат Тости[20], вслед за другими, ставит смерть святого в том же году.

Незадолго до его смерти мы впервые слышим о его сестре Схоластика. «С самого детства она была посвящена Нашему Господу и обычно приезжала раз в год, чтобы навестить своего брата. Они встретились в последний раз за три дня до смерти Схоластики, в день, «когда небо было настолько чистым, что не было видно никакого облака». Сестра умоляла своего брата остаться на ночь», но он ни за что не согласится с этим, сказав, что он никоим образом не может оставаться всю ночь в своем аббатстве ... «Монахиня, получившая отказ от своего брата, присоединяется сложив руки, положив их на стол, и, склонив голову к нему, она помолилась Всевышнему Богу и, подняв голову со стола, внезапно упала такая буря молний и грохота и такого обильного дождя что ни почтенный Бенедикт, ни монахи, которые были с ним, не могли высунуть голову из двери» (там же, 33). Три дня спустя «Бенедикт увидел душу своей сестры, которая отошла от ее тела, по подобию голубя, чтобы подняться на небеса: кто очень радовался, увидев ее великую славу, с гимнами и похвалами благодарил Всемогущего Бога, и передал весть об этой ее смерти своим монахам, которых он также послал в настоящее время, чтобы принести ее труп в свое аббатство, чтобы похоронить его в той могиле, которую он обеспечил для себя» (там же, 34).

Казалось, в это время у Св. Бенедикта было то чудесное видение, в котором он приблизился к тому, чтобы увидеть Бога настолько, насколько это возможно для человека в этой жизни. Св. Григорий и Св. Бонавентура[21] говорят, что Бенедикт видел Бога и в этом видении Бога, видел весь мир. Св. Томас[22] не допускал возможности, чтобы это могло быть. Урбан VIII[23], однако, без колебаний говорит, что «святой заслужил, еще будучи в этой смертной жизни, видеть Самого Бога и в Боге все, что находится под ним». Если он не видел Создателя, он видел свет, который находится в Творце, и в этом свете, как говорит Св. Григорий, «видел весь мир, собранный вместе, как под лучом солнца. В то же время он увидел душу Германа, Епископа Капуа[24], в огненном шаре, поднятом ангелами на небеса» (там же, 35). Ему снова показали скрытые вещи Божьи, и он предупредил своих братьев, как «тех, кто жил с ним ежедневно, так и тех, кто жил вдалеке» о его приближающейся смерти. «За шесть дней до того, как он покинул этот мир, он приказал открыть гроб, и тотчас же впал в приступ дрожи, он начал с жгучего жара, воща[25] обморок; и тогда болезнь ежедневно усиливалась, на шестой день он повелел своим монахам несите его в молельню, где он вооружил себя, получая Тело и Кровь нашего Спасителя Христа, и, когда его слабое тело было поднято между руками его учеников, он поднял свои руки, протягивая к небесам, и так как он таким образом, молился, он испустил дух» (там же, 37). Он был похоронен в одной могиле со своей сестрой «в часовне Св. Иоанна Крестителя[26], который [он] построил сам, когда сверг алтарь Аполлона» (там же). Есть некоторые сомнения, находятся ли Реликвии святого в Монте-Кассино или они были перенесены в седьмом веке во Флери (Fleury). Аббат Тости в своей жизни св. Бенедикта подробно обсуждает этот вопрос (глава XI) и решает спор в пользу Монте-Кассино.

Теперь мы можем дополнить многие детали из Правила.

Возрождение личности через:

1. Социальный инстинкт

Благодаря своему собственному эксперименту и знанию истории монашества святой узнал, что возрождение личности, за исключением ненормальных случаев, достигается не путем одиночества, не путем аскезы, а проторенным путем человека. социальным инстинктом, с его необходимыми условиями послушания и работы; и что ни тело, ни разум не могут быть безопасно перенапряжены в попытке избежать зла (там же, 64).

Таким образом, в Субиако мы не находим ни одиноких людей, ни монастырских отшельников, ни великих аскез, но людей, живущих вместе в организованных общинах с целью вести хорошую жизнь, выполняя такую работу, которая пришла им в руки – нести воду вверх по крутому склону горы, выполняя другую работу по дому, поднимая двенадцать монастырей, расчищая землю, разбивая сады, обучая детей, проповедуя сельским жителям, читая и изучая, по крайней мере, четыре часа в день, принимая незнакомцев, принимая и обучая новичков, посещая регулярные занятия. часы молитвы, повторения и повторения Псалтыри. Жизнь в Субиако и характер Св. Бенедикта привлекли многих к новым монастырям, и их растущее число и растущее влияние сопровождались неизбежной ревностью и преследованием, которые завершились мерзкой попыткой соседского священника испугать монахов, выставлением Обнаженных женщин, танцующие во дворе монастыря святого (Dial. St. Greg., 8). Чтобы спасти своих последователей от дальнейшего преследования, Бенедикт покинул Субиако и отправился в Монте-Кассино.

На гребне горы Монте-Кассино была древняя часовня, в которой глупые и простые деревенские жители, согласно обычаю древних Язычников, поклонялись богу Аполлону. «Человек Божий, идущий сюда, сокрушил на куски идола, сверг алтарь, поджег лес и в храме Аполлона построил часовню Св. Мартина; а там, где был алтарь того же Аполлона, он сделал молельню святого Иоанна: и своей постоянной проповедью он собирал людей, живущих в этих краях, чтобы принять веру Христа» (там же. 8). На этом месте святой построил свой монастырь. С учетом опыта Субиако, он несколько изменил свои планы. Теперь, вместо того, чтобы строить несколько домов с небольшим сообществом в каждом, он держал всех своих монахов в одном монастыре и обеспечивал его управление, назначая настоятеля и деканов (Правило, 65 21). Мы не находим никаких следов в его правиле, которое, скорее всего, было написано в Монте-Кассино, о взгляде, которым он руководствовался, когда он строил двенадцать небольших монастырей в Субиако. В Монте-Кассино была другая ситуации и местные условий, что внесло соответствующие изменения в работу монахов. Субиако была отдаленной долиной в труднодоступных горах; Кассино находился на одной из главных магистральных дорог к югу от Италии, недалеко от Капуи. Это привело монастырь к более частому общению с внешним миром. Вскоре он стал центром влияния в районе, где было большое население, с несколькими епархиями и другими монастырями. Аббаты приходили посмотреть и посоветоваться с Бенедиктом. Люди всех классов были частыми посетителями, и он всех, в т. ч. относил дворян и епископов к своим близким друзьям. По соседству были монахини, которым монахи ходили проповедовать и учить. Неподалеку была деревня, в которой проповедовал сам Св. Бенедикт и сделал много обращенных (Dial. St. Greg., 19). Монастырь стал защитником бедных, их попечителем (там же, 31). их убежищем в болезни, в суде, в несчастных случаях, в нужде.

2. Любую работу.

Таким образом, в течение жизни святого мы находим то, что с тех пор оставалось характерной чертой Бенедиктинских домов, то есть члены берут на себя любую работу, которая приспособлена к их особым обстоятельствам, любую работу, которая может быть продиктована их потребностями. Таким образом, мы находим Бенедиктинцев, преподающих в бедных школах и университетах, занимающихся искусством и сельским хозяйством, заботящихся о душах или полностью посвящающих себя обучению. Никакая работа не является чуждой Бенедиктинцам, только если она совместима с жизнью в обществе и с работой Божественной Службы при доме. Эта свобода в выборе работы была необходима в Правиле, которое должно было подходить для всех времен и мест, но это было прежде всего естественным результатом того, что имел в виду Св. Бенедикт, и чем он отличается от основателей более поздних орденов, которые имели ввиду какую-то особую работу, которой они хотели, чтобы их ученики посвятили себя.

3. Цель правила.

Цель Св. Бенедикта состояла только в том, чтобы предоставить Правило, по которому каждый мог следовать советам Евангелия, и жить, и работать, и молиться, и спасти свою душу. К мудрости многолетнего опыта и зрелым добродетелям святого теперь был добавлен дар пророчества, о котором Св. Григорий приводит множество примеров. Среди них отмечается история визита Тотила (см. выше) в Монте-Кассино. См. «Диалоги» Папы Григория I[27] ([http://www.fordham.edu/halsall/basis/g1-benedict1.html ii.14-15]).

4. Портрет аббата

Своим поведением и делами Св. Бенедикт проповедует свои правила, проявляя свои глубокие и широкие человеческие чувства, и умеренность. Первый проявляется в его сочувствии и заботе о простейших монахах, чтобы спасти их от труда носить воду и устранить из их жизни «справедливую причину ворчания»; не докучает одному из вновь обращенных три дня, чтобы побудить его «спокойно молиться, как это делали другие монахи», вместо того, чтобы выходить из часовни и блуждать о «занятии мирскими и преходящими делами». Его разум всегда с теми, кто отсутствует; сидя в своей камере, он знает, что Спокойствие прервано в озере бурей, и он предвидит аварию строителям и посылает им предупреждение; по духу и своего рода истинному присутствию он с монахами, которые «едят и освежаются» в их путешествии… На протяжении всего повествования Св. Григория он всегда был таким же спокойным, нежным, достойным, сильным, миролюбивым человеком, который благодаря тонкой силе сочувствия становится центром жизни и интересов всех окружающих его людей. Мы видим его со своими монахами в церкви, за чтением, иногда на полях, но чаще в своей камере, где частые посланники находят его «тихо плачущим в своих молитвах» и в ночные часы, стоя у «окна» его камеры в башне, возносящего свои молитвы Богу»; и часто, как его находил Тотила, сидел за дверью своей камеры или «перед воротами монастыря читал книгу». Своим примером, он создал идеальную картину настоятеля (Правило, 64): Видимо, аббат всегда должен приносит пользу своим братьям, а не руководить ими. Поэтому он должен изучить закон Божий, чтобы он мог знать, откуда производить вещи новые и старые; он должен быть целомудренным, трезвым и милосердным, всегда предпочитая милосердие справедливости, чтобы он сам мог получить милость. Пусть он ненавидит грех и любит братьев. И даже в своих исправлениях пусть он действует с осторожностью и не заходит слишком далеко, чтобы, пока он не будет слишком охотно стереть ржавчину, сосуд будет разбит. Пусть он хранит свою слабость всегда перед глазами и помнит, что ушибленный тростник не должен быть сломан. И этим мы не подразумеваем, что он должен страдать от пороков, чтобы расти; но это благоразумно и с милосердием он должен отрезать их, так как он будет видеть лучше для каждого, как мы уже сказали; и пусть он учится скорее быть почитаемым, чем наводящим страх. Пусть он не будет жестоким, не слишком беспокойным, не требовательным, не упрямым, не ревнивым и не склонным к подозрениям, иначе он никогда не будет в покое. Во всех его заповедях, будь то духовных или мирских, пусть он будет осторожным и внимательным. В делах, которые он навязывает, пусть он будет осторожным и умеренным, имея в виду усмотрение святого Иакова (Jacob), когда он сказал: «Если я сделаю так, чтобы мои стада были перегружены, все они погибнут в один день». Взяв, таким образом, такие свидетельства, которые несут эти и подобные им слова на усмотрение, матери добродетелей, пусть он настолько умерил все, что сильным может быть к чему стремиться, а слабым – нечего тревожить.

Скорее всего и Джон Донн понял эту непреложную истину взаимоотношения души и тела. И если вначале своего «Псевдомученика» он с неприязнью относился к идее чистилища, и особенно к Иезуитам, реализовавших её в Каноне, то уже в последних главах Псевдомученика отношение его меняется. Теолог взял вверх над английским католиком, оставаясь при этом ярым противником методов иезуитской инквизиции, достаточно лично претерпевший от них, Джон решился написать данное исследование назвав его, всё-таки осторожно, «Игнатий[28] и его Конклав[29]», где он показал, как идея Августина реализовалась в канон, надеясь, что решение очищение душ все-таки будет найдено.

Игнатий и его Конклав (1611)

Джон Донн

В мерцании глаз, я видел все комнаты у Черта, открытые для моих маркшейдерских[30] знаков. И благодаря пособию из неких очков, я не знаю из какого ремесла, но, я думаю, из того же самого, согласно, которому Григорий великий и Беда[31] усмотрели так членораздельно души своих друзей, когда они были разряжены от своих тел, и иногда души таких людей, о которых они не имели представления по маркшейдерским знакам, а некоторых, из них, каких никогда не было в мире, и все же они могли различить их, летающих на Тянущихся канатах, или поддерживающие отношения с живущими людьми, я видел все протоки в недрах Земли; и все жители, все язычники, и всех возрастов стали вдруг хорошо знакомы мне. Я думаю, честно говоря, Томас (Фома) Аквинский, когда он внимал длинную речь Христа, по мере того, как Он висел на Кресте[32], действительно использовал такой же инструмент, как этот, но прикладываемый к уху: И поэтому я думаю, что он посвятил Адриану V[33], ту Проповедь, которую Христос совершал в молитве его отцу Иосифу[34], ибо, иначе, как они услышали то, чего никто, кроме них, никогда не слышал?

Что касается Пригородов Хеля[35] (я имею в виду как Преддверия Ада, так и Чистилище), я должен признаться, что миновал их настолько небрежно, что не разглядел их: поскольку я жадно впитывал увиденное, находя новые места, которых не могло быть прежде. Поэтому Чистилище не показалось достойного до меня значительного усердия, потому что это уже могло представляться, перебыванием[36] веры некоторых людей, в некоторых уголках Римской Церкви, уже в течение приблизительно 50 лет; то есть с тех пор, как у Трентского собора[37] появилось желание прислушаться к пророчествам Гомера, Вергилия[38] и других Патриархов из Папистов; и не будучи удовлетворен имеющейся одним Transubstantiation[39], имели цель ввести другое: каковое имело целью превратить басни в Символы веры[40]. Пробираясь, поэтому, к более внутренним местам, я разглядел секретное место, где возле самого Люцифера обитали не многие; те, которые, единственно они имели титул, поскольку пробовали столько попыток любых нововведений в этой жизни, что они оскорбили всю классическую древность и вызвали сомнения, и тревоги, и колебания, а после, и свободу верить, как они желают; в разрезе упрочившихся мнений, прямо противоречащих всем установленным ранее.

Из какого места в Аду Люцифер был в состоянии дать нам до этого некоторое количество кое-каких знаний, когда более 200 лет с тех пор, в Послании, написанном кардиналу С. Sext[41], он пообещал ему комнату в своем дворце, в самой удаленной части своего вечного Хаоса, которое как я понимаю, и есть это место. И здесь папа Бонифаций III[42] и Магомет[43], казалось, соперничали насчёт самой кайфовой комнате.

Он прославился изгнанием старой Религии, а Магомет приведением к новой: каждая из них была всемирным потопом для мира. Но следовало опасаться, что воля Магомета потерпит неудачу, из-за того, что он переписал кое-что в ветхом Завете[44], и в том, что он использовал Сергия[45] как своего коллегу-епископа, создавая Алкоран[46]; тогда как это было очевидно верховному Судье Люциферу, (как мог он быть несведущ о том, что сам вложил в сознание Пап?[47]) что

Бонифаций не только не выполнил своего долга, но и разрушил политику Государства Израиль, официально утвержденную в ветхом Завете,

пока он приготовляя Папам путь, наступить на шею Князей[48], но что он также воздержался от всех Примеров и Коадъюторов[49], когда он взял на себя то новое Имя, которое Григорий[50] сам (Папа не очень глупый и не слишком скромный) никогда не терпел (или, – когда либо питал отвращение)[51].

Кроме того, каждый день в состоянии открывать новую сторону Бонифация. Так как Францисканцы были едва не выношены (из которых их генерал Франциск имел возможность видеть 6000 солдат в одной армии, то есть в одном местном отделение общества), каковыми они были тогда, но только свежими солдатами, он видел ассистировавших им 1800 Дьяволов, Иезуиты даже возместили те разрушения и повреждения, когда временами содержали в исправности в своих Палатках 200000 школяров. Ибо, когда то Орден Бенедикта[52] был бы так плодотворен, что они говорят об этом, Те, все новые Ордена, которые появились в более поздние времена, являются лишь маленькими родничками или каплями, а этот Орден, – Океан, из которого вышло 52 Папы, 200 Кардиналов, 1600 Архиепископов, 4000 Епископов и 50000 Святых, апробированных Церковью, и, следовательно, это нельзя отрицать, однако этот Бонифаций с его стороны полностью снял ограничения с того Ордена[53]; и все же, если их сравнивать с Иезуитами или со слабыми и несовершенными типами их, Францисканцами, это не есть важный предмет обсуждения, что они сделали.

Поэтому они почитают Магомета, как достойного имени Новатора

Хотя поэтому они почитают Магомета, как достойного имени Новатора, и в этом отношении, возможно, ненамного уступает Бонифацию, все же с его времени, до нашего, почти все, кто следовал за его сектой, жили в бесплодном единодушие и праздном согласии, и не могли похвастаться тем, что они выработали какие-то новые предметы обсуждения: тогда как Бонифаций, его преемники, пробужденные им, всегда приносили новые грехи, и новые помилования, и идолопоклонство, и убийства Королей. Хотя, следовательно, этому можно религиозно и свято верить, что Турки, а также Паписты ежедневно приходят в труппах в заурядные и дурно сделанные места Ада; тем не менее, безусловно, эта более почетная комната, зарезервирована для специальных Новаторов, Папистов, имеющих более часто-встречающийся доступ; поэтому Магомет не надеется одержать победу и должен подражать Христианским Императорам и быть довольным, сидя (до сих пор он делает) у ног пап.[54] Теперь в это место, не только такие тщатся прийти, которые были новаторами в делах, непосредственно касающихся души, но и те, которые делали так, либо в Искусстве, либо в разговоре, либо в любом деле, которые упражняли способности души, и могли так спровоцировать задиристые и скандальные споры: Ибо, таким образом, истина будет потеряна, неважно как.

Но шибера редко открываются, ни менее десяти, чем некогда в Эпоху. Но моя судьба настолько благоприятствовала мне, что я присутствовал тогда и видел всех притворщиков и всех тех воздействующих на вход, и самого Люцифера, который затем вышел во внешнюю адвокатскую контору, чтобы услышать тех, обращающихся с просьбой по своим собственным Причинам. Как только дверь скрипнула, я заметил некого математика, который до этого был занят, чтобы найти, унизить, сбросить Птолемея[55]; и теперь с возвещающим сочувствие взглядом и в спокойном темпе подошел к воротам, и руками, и ногами (едва ли уважая самого Люцифера) бил соискателей и взывал; «Являются ли они закрытыми от меня, для которого все Небеса были всегда открыты, кто был Душой для Земли и дал ей движение?»

К этому времени я знал, что это был Коперник[56]. Все же, когда я вспомнил, что паписты расширили наименование, чтобы как-то взыскать за Ересь, почти на все, нечто самое важное, что я наблюдал, используя очки Грегори и Беде, благодаря которым некто увидел Оригена[57], который заслужил столько хорошего для Христианской Церкви, горящим в Аду, я не сомневался больше[58], зато уверил себя, что это был Коперник, которого я видел.

Кому-то Люцифер сказал: «Кто вы? Ибо даже благодаря этому куражу вы, кажется, достойны войти, и имели попытку создать новую фракцию даже в Аду; несмотря на это вы должны сперва удовлетворить тех, кто стоит вокруг вас, и каковые ожидают такого же счастливого случая, как и вы».

«За исключением… О, Люцифер», – ответил Коперник, – «я думал, ты из расы Отмеченного Звездой Люцифера, с которым я так хорошо знаком, я не должен благоволить тебе в сём рассуждении[59]. Я – тот, который выражает сожаление тебе, тот, кто дорожит толчком в Центре мира, возвысившего и тебя, и твою тюрьму, Землю, на Небеса; так что, по моим разумениям, Бог не может отомстить тебе. Солнце, которое было официальным шпионом, предателем из-за разломов, и таким образом твоим врагом, я назначил отправиться в самую низкую часть мира. Должны ли эти ворота быть открыты для таких, которые творили небольшие дела? И должны ли они быть закрыты от меня, который перевернул целый каркас мира, и, таким образом, я почти новый Создатель?» Более этого, впрочем, он не говорил…

Люцифер увяз в размышлении. Ибо, что он должен был делать? Казалось, несправедливым отказать тому во входе, каковой заслужил это так хорошо, и опасным обоснованием этого, одной из таких великих амбиций и начинаний: и при этом он не думал, что пытался сам добиться большего, прежде чем он пал морально. Кое-что у него было, против чего он мог бы удобно выступить, но он не хотел произносить это, по крайней мере, он должен признаться в своем страхе…

Но Игнатий Лайола, которого приблизил к его креслу, трудноразличимый человек, и тем более, с Дьяволом, чтоб он смог искушать, и не только то, но (как они говорят) также одержимый Дьяволом, почувствовал это замешательство у Люцифера.

И, убеждая себя в уверенности своего собственного входа и хорошо зная, что многие тысячи членов его семьи стремились к этому месту, он выступил сам против всех остальных. Он был удовлетворен, – они должны быть прокляты, однако не то, что они должны править. И хотя, когда он умер, он был совершенно невежественен во всех великих учениях и знал не так много, как Птоломея или Коперника имя, но, возможно, был убежден, что слова Альмагест[60], Зенит и Надир[61] были именами Святых и пригодны для того, чтобы быть положенными в Litany, and Ora pro nobis joyned[62] с ними; однако, проведя некоторое время в аду, он узнал кое-что от своих иезуитов, которые ежедневно приходили туда. И пока он пачкался у порога Ада; то есть со времени, когда он официально предал себя воле Пап, он немного попробовал учиться. Таким образом меблированный, таким образом он принимается за Коперника. «Как вы думаете, победить нашего Люцифера с вашей стороны, предоставив ему честь быть представителем расы этого пристального взгляда? Который был не только сделан до всех пристальных взглядов, но и пресыщен славой сияния там, перенес свою жилплощадь и Колонии в эту Монархию, и тем самым дал нашему Ордену благородный пример: шпионить, вторгаться и обладать заморскими королевствами.

Может ли наш Люцифер или его последователи иметь какую-либо часть от этого пристального взгляда Люцифера, который, есть, однако, у Венеры? Чье лицо, сколько бы мы не вели ему счет оставляет глубокие следы, представляя нас перед судом её, что по большей части, мы ждем он неё неприятности и несообразности.[63]

Скорее пусть наш Люцифер прославится в Люцифере Калаританском епископе^[64]; не поэтому, потому что он размещен среди Еретиков, только для торжественного заявления распространение души; но сугубо для сего, он был первым, что выступил против достоинства Князей и запечатлел имена Антихриста, Иуды и другие стигматические знаки[65] на императоре; Но для вас, какую новую вещь вы изобрели, благодаря которой наш Люцифер получит что-нибудь?

Какая забота ему путешествует ли земля или стоит на месте? Разве вы подняли землю на небеса, вселив людям уверенность в том, что они строят новые башни или снова замахиваются к Богу? Или они из этого движения земли делают вывод, что ада нет, или отрицают наказание за грех? Неужели мужчины не верят? Разве они не живут так, как до этого? Помимо, это умаляет достоинство вашего обучения и унижая ваше право и звание приехать в это место, что те мнения, вполне ваши, могут быть правдой. Поэтому, если какой-либо человек имеет честь или звание этого места в этом вопросе, он полностью принадлежит нашему Клавиусу[66], который своевременно выступил против вас, и правды, которая в то время проникала в разум каждого человека. Он только может быть назван Автор всех споров и школьных сражений по этой причине; и нет вящей наживы, на которую можно бы было надеяться при этом, но за той такой болтовней, более необходимые предметы обсуждения будут заброшены.

И все же не только за это, наш Клавиус, – заслуженный, но и за те огромные усилия, которые он принес в Григорианский Календарь, из-за которого и мир в Церкви, и Гражданская коммерческая деятельность были чрезвычайно обеспокоены: ни дело небес самим избегать собственного насилия, но с тех пор выполнять приказания по налаживанию своего дома: так что Св. Стефан[67], Иоанн Креститель и все остальные, которым заповедано творить чудеса при определенных назначенных обязанностях, где их Особенности оберегаются, теперь не озабочены наступлением того дня, как они привыкли, но бодрствуют десятью днями раньше, и скованные этим, вынуждены спускаться с небес делать то дело; Но ваши изобретения вряд ли можно назвать вашими, поскольку задолго до вас, Гераклид[68], Экфант[69] и Аристарх[70], засунули их в мир: те, кто несмотря на то, что они довольствуются сами низшими комнатами среди других Философов и не стремятся к этому месту, зарезервированному только для Дохристианских Героев: ни те. ни другие не стремятся к согласию так же хорошо, как между собой, так что вы можете сказать, что сделали Секту, поскольку, как вы извратили и изменили порядок и Схему других: так Тихо Браги[71] сделал с вами, а другие – с ним.

Поэтому пусть этот маленький Математик (тот, кто внушил страх Императора) ретируется в свою компанию. А если здесь – после отцы нашего Ордена могут составить Соборное Постановление Папы, по которому оно может быть определено как вопрос веры: «Что земля не движется; & Анафема, налагается на всех, кто придерживается противоположного: тогда, возможно, и Папа Римский, который примет это решение, и Коперник с его последователями (если они Паписты), могут иметь достоинство этого места».

Люцифер означил свое согласие; и Коперник был бесшумен как мог, так как он думал о солнце, как оно, застыло в определенном состоянии рядом с ним, заняв свое место...

Я вернулся обратно, шпионить (если ворота еще были открыты) с какой привязанностью Игнатий, и те, кто был в древнем владении этим местом, вели себя по отношению друг к другу. И я нашел его еще на крыльце, и там начался новый спор: бросив свой взгляд на принципиальное место, рядом с собственным Троном Люцифера, и найдя его оседлым, он остановил Люцифера и спросил его, кто это наслаждается там. Услышав в ответ, что это был папа Бонифаций[72]; кому как принципиальному Новатору, впервые бросившему вызов именем Вселенского Епископа, была оказана эта честь. Является ли он Новатором прогремел Игнатий? Должен ли я страдать от этого, когда все мои Ученики все это время трудились, доказывая миру, что все Папы до его времени использовали это имя? И что Григорий[73] не порицал Патриарха Иоанна за то, что он назвал себя Антихристианским именем, и за узурпацию имени, которое никому не принадлежало, кроме Папы Римского[74]. И может быть, вам, приспособиться бы к Люциферу, (который в этом был либо невнимательным к Римской Церкви, либо слишком слаб и недееспособен к ее тайнам и мистериям) уступив любому предложению в Аду, которое (хотя и соответствовало бы истине) все же отличалось от Иезуитских Оракулов?[75]

При этом Игнатий взлетает вверх, стремительно устремляясь на Бонифация, и выбрасывает его из его Седалища. И Люцифер так же быстро поднялся к нему и эластично оказал ему содействие, по крайней мере, если бы он оставил его, его собственное место могло бы подвергнуться опасности. А я вернулся к своему телу; которое

Как цветок, смоченный прошлой ночной росой, а затем

Согретое новым Солнцем, стряхивает остатки

Всей сонливости, и поднимая дрожащую Корону,

Которая согбенно разомлевшая, опустилась

Целуя землю, и задохнувшись… начало подниматься.

Эти провожающие в обратный путь лучи, которые не долгое время сияли, но достаточно, чтобы освежить мою возвращающуюся душу. И когда я представил всю эту сцену, и подумал, насколько правильно и пропорционально ответили друг другу «Рим и Ад», после того, как я увидел Иезуита, выгоняющего Папу с его Стула в Аду, я предположил, что этот Орден предпримет такую же попытку в Риме.

Конклав Игнатия

1. Св. Григорий Великий (~540 – 06.03.604, папа с 03.09.590), из ордена монахов бенедиктинцев. Содействовал распространение учение о Чистилище во всей Западной церкви. См. сн. 3, 20, 25 и ст. «Pope St. Gregory I («the Great»)» вCatholic Encyclopedia, ст. «Чистилище» в ЭС БИЭ.

2. Беде (Bede) (673 – 26.05.735), из ордена монахов бенедиктинцев, церковный историк и толкователь Писания,прозванный достопочтенный. См. сн. 3, ст. БедавЭСБиЭист. The Venerable Bede вCatholic encyclopedia.

3. Св. Фома Аквинский (~1225 – 07.03.74, монах-доминиканец. Философ и теолог, признанный Ангельским доктором. См. сн. 11 и ст. «Фома Аквинский» в ЭС БиЭ и ст. «St. ThomasAquinas» в CatholicEncyclopedia.

4. Папа Адриан V (Оттобуоно Фьески, граф Лаванья), 12.07.1276–18.08.76), племянник Иннокентия IV (1243–1254). См. сн. 11 и «Песнь двадцатая. Круг пятый (продолжение)». Данте Алигьери. Божественная комедия Перевод М. Лозинского, Изд. «Правда», М.: 1982, http://bookz.ru. См. ст. PopeAdrianVв Catholicencyclopedia.

5. Вергилий (Публий Вергилий Марон) (70–19 до РХ), знаменитейший поэт Августовского века; Намеревался создать римскую параллель к «Илиаде» и «Одиссее» Гомера (между 12 и 7 вв. до н. э.), приступил к поэме «Энеида», но царствование Августа убедило Вергилий, что он всю жизнь воспевал тирана, и он почувствовал перед смертью раскаяние и просил, чтобы его незаконченная и, по его мнению, несовершенная эпопея была сожжена. См. сн. 17 и ст. в ЭС БиЭ.

6. Мохаммед (Мухамет) (20.04.571 – 08.06.632), основатель мохаммеданской религии, на основе учения Ария (? –336), о том, что сын божий Логос (Христос) – творение бога, но не единосущен ему, т. е. в сравнении с богом-отцом является существом низшего порядка. От них Мохаммед научился считать Иисуса Христа только богоподобным человеком, пророком, который был убит иудеями, и, следовательно, можно и себя считать пророком. См. сн. 23 и ст. Мохаммед в ЭС БиЭ.

7. Бонифаций III (? – 12.11.607, папа с 19.02.607), будучи бенедиктинцем, придерживался «Правила Святого Бенедикта», или Бенедикта Нурсийского (480–543), основанного на монашеском уставе, приписываемый отцу Церкви Августину Блаженному (354 – 430). См. сн. 21, 22. Кроме того в период создания Мухамедом магометанской религии, и которые ничего не предприняли против этого. и ст-и «PopeBonifaceIII» и «Sext» в Catholicencyclopedia.

8. Бонифаций IV (608 – 615), при нем римский пантеон был освящен в церковь Девы Марии и всех мучеников. Принял первого епископа Лондона в Риме, чтобы «проконсультировать по важным вопросам, связанным с недавно созданной английской церковью». Но в период создания Мухамедом магометанской религии, ничего не предприняли против этого. См. ст. «Pope Boniface IV» вCatholic encyclopedia.

9. ПапаСв. Деусдедит (615 – 618), отличается своей благотворительностью и усердием. Но в период создания Мухамедом магометанской религии, ничего не предприняли против этого. См. ст. «DeusdeditPapæ» в Catholicencyclopedia.

10. Папа Бонифаций V (619 – 625), заботился преимущественно о процветании англосаксонской церкви, пожаловав палий епископу Кентерберийскому. Но в период создания Мухамедом магометанской религии, ничего не предприняли против этого. См. ст. «PopeBonifaceV» в Catholicencyclopedia.

11. Гонорий I (625 – 638), построил много великолепных церквей, учредил в Западной Церкви праздник Воздвижения Креста. В споре о том, имеет ли Иисус Христос две или одну сущность, поддерживал воззрения константинопольского патриарха Сергия, за что и был, как еретик, предан анафеме на шестой Генеральном совета Константинопольском соборе (680). Но в период создания Мухамедом магометанской религии, ничего не предприняли против этого. См. ст. «PopeHonoriusI» в Catholicencyclopedia.

12. Патриарх Константинопольский Сергий все силы положил на преодоления раскола восточной церкви, для ликвидации арианской ереси и её разветвлении на монофизиство и монофилитство, не увидев еще большую опасность в зарождающей мохаммединской религии, прямо подрывающей основы Христианства. См. ст. Сергий патриарх константинопольский в ЭС БиЭ и Universalium. 2010.

13. Клавдий Птолемей (~100 – ~165), греческий геометр, астроном и физик, который в течении 15 лет вёл со 127 по 141 годы вел астрономические наблюдения. Птолемей построил теорию движения Солнца, Луны и планет. В этой теории предполагалось, что все светила движутся вокруг Земли, которая является центром мироздания и имеет шарообразную форму. Эта работа потребовала огромной математической интуиции и громадного объёма вычислений. «Небесные явления нельзя рассматривать с точки зрения того, что мы называем простым и сложным. Ведь у нас всё произвольно и переменно, а у небесных существ – всё строго и неизменно», – этими словами последний из выдающихся греческих учёных Клавдий Птолемей завершает свой астрономический трактат. Но после создания «Альмагеста» он написал небольшое руководство по астрологии – «Тетрабиблос» (Четверокнижие). Видимо поэтому он пытается пройти процедуру очищение души в чистилище. См. ст. Птолемей в ЭС БиЭ и Энциклопедии Красноярского ГУ.

14. Коперник Николай (1473 – 1543) – знаменитый астроном, преобразователь этой науки и положивший начало современному представлению о системе мира. Вся его насыщенная текущая работа не могла отвлечь гения Коперника от основной мысли его жизни. Все свободное время он уделял своей великой работа «О революции небесных тел». Понимая, что его работа опередила время, и может вызвать непоправимое разрушение сложившейся системы мироздания, он десятилетия не публиковал её. Но в свои шестьдесят восемь не выдержал и отослал её Павлу III (1542). В 1543 Коперник был парализован, связано ли это с тем, что он осознал к чему это приведет, трудно сказать. Донн описывает эту ситуацию, когда даже Люцифер понял непоправимость чего-то страшного. Понял это и Коперник. Во всяком случае, Донн считает, что это очистило его душу от гордыни. Тем более, что согласно теории относительности, имеет право на жизнь и система Птолемея. См. ст. NicolausCopernicus в CatholicEncyclopedia.

15. Св. Иероним (около 340 – 30.09.420), отец церкви, – Автор Вульгаты (перевода Писания с иврита и греческого на латиницу. Пославший в Ад Оригена. См. сн. 58.

16 Игнатий Лойола (Дон Иниго Лопец де Рекальдо Loyola) – (23.10.1491 – 1556) основатель иезуитского ордена, преданного папам. Составленные им духовные произведения «Exercitia Spiritualia» (Практика медитации) представляющая по сути трех ступенчатую систему очищения, видим хорошо пригодилось ему в чистилище. Но пришло разочарование в главном, – человек не должен быть послушным орудием в руках другого, особенно в руках пап (папистов), которые «ежедневно приходят в труппах в заурядные и дурно сделанные места Ада». И когда даже он, невежественный человек, почувствовал, как рушится система мира от открытия Коперника, и нужно было что-то предпринимать папы, вместо этого устроили борьбу за место рядом с Люцифером. Почувствовав и свою вину в этом, он сам выкинул оттуда Бонифация III. Что дало даже надежду Донну, что с иезуитами еще не все так плохо. И они помогут Люциферу вести свою работу по очистке душ. См. статью Лойола в ЭС БиЭ.

12,03,2019