Исус и Спартак

В начале осени нынешнего года мой старый итальянский друг Никколо, историк из Песто, доставил меня на джипе к подножию горы Пафлагоне, что в Неаполитанских Апеннинах. Здесь зарождается торопливыми потоками река Селе, чтобы в сотне римских миль ниже пополнить пресной водой Салернский залив Тирренского моря. Мы с другом осмотрели живописные окрестности нашей стоянки, выбрали сухой взгорок и поставили палатку в тени под низким зонтиком карликовой пинии. Потом уселись у костра, и Никколо голосом опытного лектора начал свой рассказ о событии, случившемся здесь ровно 2086 лет тому назад. «На этом самом месте, – историк кивнул в сторону нашей палатки, – стоял его шатёр… Не смейся, Серджио, я знаю!.. А вокруг, не разводя огней, расположились на траве, под кустами и деревьями, его соратники. Вполголоса перекликаясь, передвигались дозорные по границам лагеря. Он весь словно укутался в чёрный походный плащ. Мутно белело лишь слабое световое пятно на ткани шатра от огня, зажжённого внутри».

…Мой друг часто прерывался, чтобы заваривать кофе. Я следил за диктофоном, не задавая вопросов. Только сегодня, по возвращении домой, закончил расшифровку записи. Читайте!

1.

Та осенняя ночь 682 года от основания Рима выдалась в верховьях Силаруса ненастной. Тяжёлые облака осыпали меловое среднегорье холодным дождём, ветер лохматил дубравы и заросли мирта, ломал ветви низкорослых сосен. Заполночь несколько тёмных фигур покинули шатёр. Одна из них осталась у входа снаружи, другие разошлись в разные стороны. От откинутого полога вниз по косогору протянулась световая дорожка. Кто–то в плаще с накинутым на голову капюшоном ступил на неё, выйдя из кустов, и стал подниматься к шатру. Стоявший наверху подался вперёд, всматриваясь в полуночника:

– Ты кто? Назови себя.

– Спасённый Богом, Исус, вторая центурия первой когорты, – послышался глухой голос из–под капюшона. – Выслушай меня, Спартак.

– Следуй за мной.

Под куполом просторной палатки горел на опорном столбе фитиль в плошке с оливковым маслом. Света оказалось достаточно, чтобы нам из двухтысячелетней дали рассмотреть стоявших друг против друга простого бойца и военачальника. Последний, лет под сорок, одетый в шерстяную рубашку до колен, был высок и плечист, русоволос. Светлая окраска волнистой шевелюры и кудрявой бородки, голубые глаза выдавали в нём фракийца, как называли в Риме коренных жителей балканского севера и пришлых туда недавно с севера славян–антов. Второй, ростом значительно ниже, по сравнению с известным гладиатором казался хрупким, но не изнеженным. Тонкая смуглая рука молодого ещё человека, которой он отжал воду из клиновидной бороды, была исполосована бледными шрамами. Чёрные волосы с синевой, миндалевидные тёмные глаза, наполненные какой–то мучительной думой, позволяли предположить, что перед вождём восставших рабов стоял уроженец Востока, где таинственные культы и своеобразные ощущения влияют на облик человека.

 – Ты иудей? Почему ты называешь себя Спасённым Богом? – спросил Спартак.

 – Я не ведаю своего родства, мой командир. Помню себя только с той поры, когда меня, уже юношу, остановили на дороге из Иерусалима к Мёртвому морю бродяги. Они и дали мне это имя. Я исходил с ними всю Палестину, побывал в эллинских городах, познал философию греческих мудрецов, затем поселился среди отшельников в Кумранских пещерах. Но неразумно ушёл оттуда, и вскоре меня схватили римские солдаты. За что, не знаю. Меня продали плантатору в Южной Италии. Ты меня освободил. Я понимаю все сущие языки Ойкумены – и арамейский, и греческий, и латынь, и другие. Со мной по ночам беседуют боги всех народов, чаще всех – один, ранее неведомый...

На этих словах родства не помнящий умолк. Спартак задумчиво прошёлся по шатру, спросил:

–Чего ты ждёшь от меня, странный человек?

–Посмотри за реку, Спартак. Там горят костры наших врагов. Уже победные огни. Честолюбивый торгаш Марк Красс мечтает о триумфальном въезде в столицу мира. А в обратной стороне, на расстоянии дневного перехода, высаживаются в порту Брундизия легионы Лукулла. И на восток нет пути тебе, и на запад, – нервным жестом Исус указал направления. – Там – стена Пентелийских гор, там – предательское для тебя море. Добытая тобой свобода, коротает свою последнюю ночь. Разве ты не понимаешь?

Спартак досадливым махом руки прервал речь ночного посетителя:

– Я не удерживаю тебя, солдат. До рассвета, пока не началось сражение, каждому вольно покинуть лагерь. Так только что решил совет командиров. Но ты не трус… Я вспомнил: ты прикрывал мне спину в сражении при Мутине.

Исус неопределённо покачал головой, то ли соглашаясь с мнением своего вождя, то ли отрицая его:

–Пока у меня оставалась надежда на гибель этого проклятого мира, я готов был положить свою голову на жертвенный камень свободы. Теперь такой надежды нет. Да и что дала бы твоя полная победа, случись эта невероятность? Господа стали бы рабами, а рабы – господами. В земной жизни может быть только так. Силы Тьмы побеждают всюду. Долгая ночь надвигается на обитаемый мир. Тебе и другим, как ты, не остановить её. Рекой крови не смыть рабства. Я вижу тысячи трупов вокруг этой горы и тебя среди них, бездыханного.

– И всё? – насмешливо спросил вождь вчерашних рабов. – Это всё, что ты хотел сказать мне? Что-то не так, что-то ты не договариваешь, халдей.

Отступник опустил свои выразительные глаза. Потом вскинул их на Спартака, подошедшего к нему вплотную. Они горели так, будто принадлежали не человеку, а восточному идолу, во чреве которого жрецы разводят жертвенный огонь.

– Бежим… Бежим вместе. Я знаю надёжный путь.

Фракиец отозвался не сразу. Скрестив на груди мускулистые руки, он стал кружить вокруг столба с навешенными на нём доспехами и оружием. От движения воздуха заколебался язычок пламени в светильнике, тревожные отблески побежали по ткани шатра.

– Вчера люди Красса предложили мне сложить оружие в обмен на римское гражданство и чин претора. Сейчас ты склоняешь меня на дезертирство. Что оскорбительней?

Казалось, Спартак разговаривает сам с собой. Последние его слова задели отступника. Он поднял руки, словно защищаясь от удара:

– Нет, нет, не оставляй легион на виду у Красса! Распусти его до рассвета. Одно твоё слово, и твои братья рассеются по горам.

– Ты соблазняешь меня жизнью земляного червя? Дышать гнилью и питаться мертвечиной? Завидная участь! Нет, только победа или смерть.

Пока вождь повстанцев произносил эти слова, Исус менялся на глазах: спина его выпрямилась, он как будто подрос, черты лица обострились, и в глазах вновь разгорелся огонь восточного идола. Он словно забыл, кто перед ним.

– Брат мой, ты рассуждаешь как эллин, подстрекаемый своими бессильными богами–олимпийцами, которых выдумали дети. Пусть не пугает тебя жизнь раба, ибо все люди в этой жизни – чьи–то невольники. Покорись воле истинного бога! Ведь твоя свободная бессмертная душа лишь краткий миг, ложно именуемый жизнью, пребывает в телесной оболочке. Не всё ли равно, что есть наше тело – раб или господин? Так угодно богу.

– О каком из богов говоришь ты? Всякий из римских богов на стороне римлян. А боги других народов бессильны перед ними.

– Ты заблуждаешься, Спартак. Нет богов ни римских, ни греческих, равно как и других. Есть бог единый и вездесущий, всемогущий отец всех людей, непостижимый человеческим разумом.

– Вот как! – военачальник остановился и с интересом посмотрел на пророка, оказавшегося в его войске. – Раз наше бренное тело – ничто, стоит ли спасать его бегством, не зная даже, кем оно будет завтра, рабом или господином? Не почётней ли погибнуть с мечом в руке? И честь сохранишь, и раньше предстанешь перед твоим всесильным богом.

Исус не заметил иронии.

– Непросто приблизиться к небесному престолу, Спартак. Лишь долгим служением господу (тяжкими трудами, постом, молитвами и умерщвлением плоти) можно заслужить его благодать. Брат мой, я открою тебе великую тайну. Далеко отсюда, на пустынных берегах Мёртвого моря живут в пещерах дети Света. Они именуют себя эссенами. Дни их проходят в труде на тощих полях под палящим солнцем, а ночи – в молитвах и чтении священных книг, написанных под диктовку истинного бога. Я пробыл там несколько лет, но не крепка оказалась моя вера тогда, а душа и тело не могли отказаться полностью от мирских соблазнов. Я бежал в многошумные города к лживой жизни детей Тьмы. Остальное ты знаешь. Ты вернул мне свободу, так позволь же отплатить тебе добром. Последуй за мной. Тайными тропами мы проберёмся в Брундизий. Оттуда менее одной луны плавания до финикийского побережья, а там рукой подать до обители эссенов. Мы войдём в их общину, очистим души от житейской скверны и станем мирно ждать прихода Мессии, который возвестит о гибели Князя Тьмы. Вот тогда и придёт час мщения. Мы больше не будем проливать кровь наших врагов. Наш бог, истинный создатель, отмстит за нас, за всех угнетённых. Решайся, Спартак! Бежим!

Пальцы Исуса вцепились в плечо фракийца. Хватка оказалась железной. Не узнать было искривлённого страдальческой гримасой лица сообщника эссенов, на губах выступила пена. Резким движением Спартак освободился от хватки тонких пальцев ночного посетителя:

– Опомнись, безумец! Ты предлагаешь мне поменять солнечный миг борьбы на долгое ожидание божественной подачки во мраке пещер, на мечту о равенстве в загробном мире? Пусть твой бог, если он всесилен, даст его мне и моим братьям по оружию здесь, сегодня.

Восточный человек вскинул испуганный взгляд под купол шатра:

– Тише! Он слышит.

2.

Полководец повернулся спиной к Спасённому Богом. Подойдя к выходу из шатра, откинул полог. В предрассветной мгле смутно обрисовывались купы деревьев и кустов, тела бойцов, спящих под плащами на траве. Одинокие фигуры уже передвигались по лагерю. Перекликались дозорные. На противоположном берегу Силаруса дотлевали костры римлян.

Вождь вернулся к опорному столбу, снял с крюка панцирь и стал прилаживать его к груди поверх рубашки. Проверив на прочность ремни римского шлема и поножей, протянул руку к мечу, лежавшему в ножнах на столе поверх чертежей местности с горой Пафлагоне.

– Я верю в богов, в судьбу, но без этого вера моя слаба. Иди, Исус, спасайся в своих пещерах. Скоро бой. Последний. Знай, мы победим.

– Ты мужественный человек, Спартак, достойный славы Геракла. Жаль, что через двадцать–тридцать лет никто не вспомнит о тебе.

3.

Спустя несколько дней лесная тропа вывела усталого путника с тёмным бородатым лицом на окраину Брундизия. Город уже покинули Легионы Лукулла, спешившие усилить Красса. Исус пробрался в порт, отыскал финикийского «купца» в тесном ряду судов у причала. Старый моряк с серьгой в мочке уха, полупират–полунегоциант, долго вертел в коротких пальцах серебряный динарий, задавал вопросы: кто да откуда путник. Тогда Исус извлёк из складок плаща аурею. Золотая монета развеяла подозрения тирянина. Он показал глазами на место под навесом у мачты судна: «Располагайся здесь». С кормы доносились обрывки разговора: «Тысячи рабов полегли… Пленных распинают по дороге Капуя–Рим». – «А тот… как его?.. Спартак?» – «Фракиец, говорят, пал последним. Только тела его не нашли. Изрубили, видать, на куски». – «Нет, это боги взяли его к себе». – «Да ну, он же смертный!». – «Выходит, не смертный».

4.

Исус благополучно добрался до Палестины. Позже его встречали на пыльных дорогах Востока среди бродяг и нищих. Потом следы его затерялись в прибрежных скалах Мёртвого моря. Как он жил среди эссенов в Кумранских пещерах, когда умер, никто не знает. Лет через триста в Малой Азии возникли легенды о Мессии, иудее по имени Йешуа. Греки звали его Иэсоусом, славяне нарекли Иисусом. Но был ли он тем самым бойцом последнего легиона Спартака, о котором рассказал мне историк Никколо, или главным действующим лицом поздних легенд стал другой Исус, достоверно неизвестно.

Спартак же является всюду, где только разгорается пламя борьбы за свободу во все времена вот уже более двух тысячелетий. Писатель Джованьоли полагал, что Гарибальди – это второе пришествие знаменитого фракийца. Полвека назад он будто бы оказался на Кубе в образе команданте Кастро. Говорят, совсем недавно его заметили в долине Северского Донца среди героев Новороссии, но он не стал открываться – мелькнул коротко в разных местах. И нет его, исчез. Появится ли вновь? Неизвестно. Нам остаётся только ждать.