Византийское общество второй половины Х в. относительно-хорошо изучено. К этому времени рабский труд уже давно перестал служить основой общественного производства с VII в. Центральной фигурой в производстве и в деревне, и в городе стал трудящийся, самостоятельно ведущий свое мелкое хозяйство. В деревне VII-IX вв. это было мелкое частнособственническое хозяйство пахарей, виноградарей, скотоводов, объединенных в крепкие общины, внутренняя жизнь которых регулировалась-деревенским обычаем, а также сложившимся в конце VII в. Земледельческим законом. Кроме того, на эти же хозяйства распространялось действие норм общегосударственного гражданского, уголовного и церковного канонического права. Домохозяева платили государственные налоги и выполняли государственные повинности. Крестьяне общины были тесно связаны хозяйственными интересами - они стремились сохранить земли общины от перехода во владение посторонних лиц (Новелла XIX Льва VI. Ц.-Л. III, 220-221). Время VII-IX вв. - период подъема крестьянского хозяйства и вместе с тем время относительного упадка крупного землевладения и ослабления тех элементов феодальной эксплуатации, которые уже пробивали себе дорогу в Позднеримской империи. Вполне закономерным с точки зрения развития классового общества было стремление господствующих кругов подчинить трудовое крестьянство. Эта тенденция отчетливо проявилась уже в начале IX в., ответом на нее были народные движения (участие народных масс в восстании Фомы Славянина и в павликианском движении). К концу IX в., когда ускорилось развитие товарного обращения в городах и когда главные очаги народных движений были подавлены, наступление на крестьянство стало усиливаться, упрочивались новые формы эксплуатации: с одной стороны, ремесленно-торговой и ростовщической верхушки города, с другой - крупных землевладельцев в деревне.
Лев VI реципировал римское право Юстиниана, а вместе с этим и те установления, которые легализовали элементы феодализации в Позднеримской империи. Таким образом эти нормы проникли в действующее право Х в. - "Василики". Все виды эксплуатации трудящихся со стороны крупных землевладельцев стали полностью законными в новой обстановке (см.: Вас. 55, 1). Именно эту рецепцию позднеримского законодательства успешно использовали в своих интересах феодализирующиеся круги византийской знати (см.: Сюзюмов. 1953, 72-87). Отметим, что и в самом деревенском управлении нормы Земледельческого закона с течением времени стали применяться и к зависимой общине: если в первоначальной редакции Закона речь шла только о свободном крестьянстве, то в более поздних редакциях к Закону был добавлен эдикт Зотика 512 г. (префекта претория при Анастасии) о принудительном возврате беглых в деревню, что совершенно не соответствовало положениям Земледельческого закона ранних редакций VII-IX вв. (см. Цахариэ. 1894; 251, 258; Георгеску, 1969).
С Х в. началось генеральное наступление крупных землевладельцев на свободную сельскую общину. Поскольку прямое насилие при наличии законодательных норм и централизованного суда было связано с риском, преобладающей формой проникновения знати на территорию общины стала покупка у обедневшего крестьянина его земли с последующим предоставлением участка или присельнику, или тому же крестьянину, бывшему собственнику земли (на правах присельника). Х век - время, когда "георгос" (земледелец) постепенно превращался в "парика" (феодально-зависимого крестьянина ).
Хотя Лев Диакон происходил из сельских жителей, он был чужд крестьянству, его нуждам. В своем сочинении он ни разу не обмолвился о крестьянах. Несомненно, он не понял основных проблем современного ему общества, писатель обратил внимание лишь на порочные методы формирования крупного землевладения и на развитие социального гнета, рассматриваемого им, однако лишь как проступки отдельных лиц. Хозяйства крупных землевладельцев создавались быстро и без особых осложнений в результате военной экспансии. Захваченные у арабов территории присваивались византийскими стратигами - масса побежденного населения превращалась в пленных, которые в качестве рабов или зависимых поселенцев были обязаны трудиться на приобретенных землях динатов. Крупное землевладение усилилось до такой степени, что центральное правительство стало бояться его дальнейшего увеличения; земельные магнаты представляли опасность для имперской автократии, их могущество угрожало также и господствующему -положению городской и столичной чиновной знати.
Процесс развития экономической и политической мощи крупных землевладельцев (фемной знати, военно-землевладельческого сословия) столь ясно отражен в новеллах Х в. и других исторических источниках, что уже в середине XIX в. Фр. Гфрёрер (1877) рассматривал Византию Х в. как подлинно феодальное государство. Г. Ф. Хауссиг полагает, что в переходе к эпохе феодальной раздробленности Византия опередила Германию на целое столетие (1959, 392). Действительно, почти вся "История" Льва Диакона сосредоточена на повествовании о деятельности этих феодализирующихся магнатов, на их экспансии и на их отношении к императорской власти. Следует, однако, иметь в виду, что, пока существовали массы свободного крестьянства, составлявшего основу военной мощи Византии, всякое политическое-влияние крупных землевладельцев сочеталось со стремлением получить высокую должность, т. е. войти в столичную чиновную знать, находиться близ императорского престола, в кругу высшею бюрократии.
Что касается городов, особенно столицы, то там процесс феодализации имел существенные особенности. Город все более становился средоточием объединенных в корпорации свободных: ремесленников, которые частично сами участвовали в производи стве, а иногда использовали рабов и нанимаемых на короткий. срок мистиев. Ремесленники были объектом правительственной: эксплуатации через налоги. И самый процесс производства, и цены на изделия строго регламентировались (Книга эпарха XV, 2; XVIII, 1, 4). Тем не менее ремесленники и торговцы имели значительные преимущества перед крестьянами: за корпорациями признавалось монопольное право на производство с целью" продажи, они получали привилегии при торговле с иностранцами, участвовали в торжественных церемониях двора. Объединенные в корпорации горожане имели - в ущерб сельским жителям - немалые льготы при централизованном властями ценообразовании на продаваемые в городе продукты и скот. Что касается ремесленных низов, то они находились в фактической зависимости ог наиболее крупных корпораций. Масса мистиев, строительных; рабочих, грузчиков, матросов, обозников - все эти трудящиеся представляли собой необеспеченное, живущее случайным заработком большинство городского населения. Кроме того, агиографические источники постоянно упоминают о множестве нищих, толпящихся у храмов, о бежавших из деревень и ищущих работы бедняках и деклассированных элементах. Таким образом, привилегированной городской верхушке, на которую опирался император, противостояла озлобленная безысходной бедностью масс" горожан, готовая примкнуть к любому движению против аристократии и властей, но являвшаяся в то же время значительной силой, которую могли использовать церковь и отдельные представители оппозиционной знати. Когда эти низы трудящихся города подчинялись диктату знати и самого императора, Лев Диакон называет их "народом", когда же они шли против господствующих слоев общества, то писатель именует их "чернью" (VI, 1).
Говоря о политическом влиянии столичного населения - о ремесленниках, торговцах, к которым присоединялся и плебс, - Лев Диакон вовсе не склонен преуменьшать их роль в развитии событий; нередко он даже придавал ей значение решающего фактора. Однако Лев видел в народе только деструктивную силу в руках вождей, подчинявших толпу своей воле. Тем не менее вопрос об отношении народа к императору постоянно интересовал Льва Диакона в его труде, и это понятно - в Х в. проблемы демагогии (в исконном понимании слова) занимали умы и практиков, и теоретиков.
В Константинополе существовали и правительственные мастерские, обслуживаемые пленными и рабами, которые в случае волнений могли выступать под руководством своих распорядителей (IX, 4). Столица была привилегированным центром среди других городов. Иногородние купцы не могли (так же, как и иностранные) пребывать в Константинополе более 3 месяцев (Книга эпарха. XX, 2). Международная торговля велась через Константинополь; экономика провинциальных городов также оживлялась в IX в. после значительного упадка в "темные века" (VII- VIII вв.). Но отношение провинциальных центров к столице было неустойчивым: во время восстаний против центральной власти население этих городов обычно переходило в лагерь мятежников. Константинополь был, безусловно, центром власти, центром восточной церкви, центром образованности, торговли и ремесла, центром, который впитывал в себя все достижения страны, материальные и духовные, но одновременно он обладал самыми действенными средствами распространения этих социально-культурных ценностей по провинциям и даже за границу. По словам Г. Хунгера (1965), "Константинополь - новый Центр", центр новых отношений, складывавшихся в раннем средневековье.
Но и этот центр имел, в свою очередь, центр - императорский двор, где находился император с его окружением и богатствами, собранными налоговым (ведомством. Современникам казалось, что все зависело от личности императора, власть которого юридически была неограниченной. Именно такой изображает ее Лев Диакон.
Не получивший никакого юридического образования, Лев мало интересовался законодательной деятельностью василевсов. Поскольку все зависело от императора, постольку на первый план автор выдвигает вопрос о достоинствах его личности как правителя государства.
Огромное внимание уделяется в сочинении также личности патриарха - главы имперской церкви, занимавшего второе место в имперской иерархии после светского повелителя. Учитывались такие его добродетели, как святость, образованность, рвение к соблюдению церковных обрядов и канонических правил и отношения с императором. Все представлялось весьма важным. Третья сила - синклит - находилась отнюдь не на первом плане, но его роль в кризисных явлениях признавалась тем не менее существенной (II, 12). Особо важное значение отводилось армии, которая играла в Х в. самую существенную роль. Вождями армии уже были в то время крупные землевладельцы - ведущая сила в обществе, определяющая функционирование новых форм экономических, социальных и политических отношений (формирующейся феодальной системы).
Внешнеполитические связи, дипломатические связи и в особенности военные действия привлекают гораздо большее внимание Диакона, чем внутренняя политика.
В Х в. выявилась и специфика византийского феодализма: помимо новых явлений, здесь были живы традиции позднерим-ской империи, сильная центральная власть, римское право, частная собственность. Процесс феодализации протекал в империи в противоречивых формах. Господствующий феодализирующийся класс был расколот. Константинополь - крупнейший центр международной торговли, "Золотой мост" между Европой и Азией - обладал всеми возможностями для развития феодализма по пути, свойственному большим приморским городам, тогда как континентальные провинции империи представляли собой земледельческо-скотоводческое общество, в котором генеральной линией феодализации было формирование крупных землевладельческих поместий. Две основные прослойки господствующего класса были союзниками, когда дело шло о подавлении выступлений трудящихся, но они же оказывались лютыми врагами в борьбе за власть и - объективно - за направление путей феодализации. До конца XI в. решался вопрос, пойдет ли развитие по пути создания феодальной иерархии западного типа или же по пути укрепления централизованного государства, способного организовать присвоение прибавочного продукта, производимого трудящимися, через свой аппарат власти. Именно эти противоречивые тенденции отчетливо отразились в труде Льва Диакона, особенно - при описании восстаний провинциальной знати. Можно сказать, что этим сюжетам писатель посвятил почти треть своей "Истории".
Прибавочный продукт в Х в. частично поступал в распоряжение фиска, частично на нужды церкви - либо непосредственно от населения, либо через "дарственные" от императора, по которым для церкви делались отчисления из сумм налоговых сборов; частично он шел землевладельцам в качестве ренты, когда крестьянин трудился на земле крупного собственника, будь то частное лицо, государство, церковь или монастырь.
Немалую часть прибавочного продукта получали и торговцы, выступающие посредниками между крестьянским хозяйством и городским рынком. Борьба за прибавочный продукт была в Х в. исключительно острой. Аппарат автократического государства, синклит совместно с высшей городской знатью, верхушка торговцев и ремесленников, отчасти лица свободных профессий представляли собой силу, враждебную провинциальной фемной аристократии. В Х в. гражданская столичная знать стала более активно выступать против быстрого роста феодальной собственности провинциальных магнатов, церкви и монастырей. Фактически шла борьба за власть, решался вопрос, кто возглавит центральную" администрацию, ставленником каких слоев будет император и чьи интересы он будет выражать - бюрократической предпринимательской городской верхушки, патриарха и монашества или провинциальной фемной знати. Для Византии Х в. характерно также соперничество между синклитом и армией, епископатом и патриархом, церковью и монашеством (Даррузес. 1966), отдельными феодальными фамилиями, а иногда и между императором и столичной бюрократией. Феодализирующаяся знать была слабо сплочена, так как отсутствовали условия для становления иерархической феодальной лестницы.
Желание привлечь в борьбе на свою сторону народные массы обусловило расцвет демагогии. Представители феодализирующейся фемной знати порицали правительство за непосильное налоговое обложение и произвол чиновников. Это, безусловно, привлекало народ на их сторону, и во время мятежей он обычно шел за ними. Императоры же, наоборот, во всех своих обращениях к народу, - в том числе в новеллах, обвиняли динатов в алчности, беззакониях и насилиях над бедными. Симпатии же городских масс правящая группировка старалась завоевать устройством зрелищ и организацией "обилия" в столице. Церковь со своей стороны стремилась актами "милосердия" и заступничества воздействовать на народ в своих интересах. В столь сложной обстановке императорский, церковный и фемный (провинциальный) лагери объединяла лишь одна цель - возвратить в состав империи бывшие византийские владения, захваченные арабами на Востоке, островах и в Сицилии, а также занятую болгарами территорию на Балканах. Повествование о войнах занимает у Льва Диакона более половины книги.
Несмотря на временные неудачи в войнах с арабами и Болгарией, начиная с середины VIII в. военная мощь Византии заметно возросла. Причины этого заключались в конечном счете в развитии материального производства деревенской свободной общины, а также в развитии свободного ремесла в городе при относительном сохранении элементов античного культурного наследия, Внутренний строй Византии в Х в. обладал уже заметными преимуществами по сравнению с юстиниановской эпохой. Если тогда наблюдалось бегство населения из империи, крестьяне бросали свои земли из-за произвола патронов, то уже с конца VII в. положение стало меняться. Об этом свидетельствует специальное деревенское законодательство, Земледельческий закон, который, как бы его ни расценивали, соответствовал именно деревенскому хозяйству. Такие факторы, как временное ослабление роли крупного землевладения, отсутствие прикрепления крестьян к земле в свободной общине, возможность их свободного переселения в города на заработки, введение фемного строя и реорганизация армии, некоторое ослабление преследований по религиозным мотивам, а также аграрное законодательство Македонской династии способствовали стабилизации положения византийского крестьянства. Не случайны появившиеся в источниках сведения о переселении в Византию выходцев из соседних стран. Этот процесс стал наиболее заметен в Х в.: в восточные фемы переходили курды, христианизированные арабы и бегущие из халифата армяне (Книга церемоний. 694-695; Бар-Эбрей. 391, 380). К тому же времени завершилось создание стратиотского эпоса о Дигенисе Акрите, где воспевается герой из пограничного населения, из воинов-акритов, сражавшихся с арабами и игравших решающую роль в ассимиляции иноязычных перебежчиков на византийскую сторону. Защищая границы империи, акриты ценили свою самостоятельность и иногда вступали в конфликты с центральной властью. Однако в целом набирал силу процесс аристократизации фемного войска, отразившийся в более поздних редакциях народной поэмы. Стратиотский эпос претерпел изменения, соответствовавшие переменам в византийской фемной армии, превращавшейся из народной в "рыцарскую" (Кучма. 1971, 96-97). Эпический народный герой-богатырь в конце концов становился подлинным феодальным динатом.
Лев Диакон осознавал, что в его эпоху происходит общественный переворот в развитии Византии, но не понимал его сущности: завершался "дофеодальный период", когда крестьянство в основном еще не было закрепощено феодалами, когда еще полностью не оформились феодальные институты и когда еще не оформился и не консолидировался класс феодалов (Сюзюмов. 1972, 1-15). Окончание этого периода было связано с преодолением внутренних и внешних трудностей, и именно эти трудности привели Льва Диакона к пессимистическому пониманию современности, к мыслям о полной гибели государства. В таком ключе этот автор и завершил описание современных ему событий.