Тарасов-Родионов Александр Игнатьевич [25.9(7.10).1885, Астрахань — 3.9.1938, в заключении] — прозаик.

Тарасов-Родионов родился в семье землемера. Мать из мелкопоместных дворян Черниговской губ. В 13 лет Тарасов-Родионов остался без отца, старшим в семье из 7 детей. Зарабатывал уроками, одновременно занимаясь в гимназии. В 1903 Тарасов-Родионов поступил на юридический факультет Казанского университета, но, не окончив его, в 1907 уехал за границу, жил в Париже и Брюсселе.

В 1908 Тарасов-Родионов приехал в Омск, где до 1913 служил агентом по продаже сельхозтехники, благодаря чему объездил всю Россию и Сибирь.

В 1913 Тарасов-Родионов вернулся в Казань и сдал государственные экзамены за курс университета.

В 1915 Тарасова-Родионова призвали в армию. Он был солдатом, юнкером, а с 1916 — офицером. Тарасов-Родионов принимал деятельное участие на руководящих постах в Февральской и Октябрьской революциях (контролировал арест Николая II), воевал на различных фронтах в Гражданскую войну, закончив ее в звании командарма. В 1921 Тарасов-Родионов был среди тех, кто штурмовал восставший Кронштадт.

В 1921-24 Тарасов-Родионов служил следователем в Верховном трибунале и в то же время начал заниматься литературой. Тарасов-Родионов входил в литературную группу «Кузница», был среди организаторов группы «Октябрь», затем входил в РАПП, с 1926 служил редактором художественной литературы в ГИЗе, руководил литературными кружками на московских заводах.

Широкую известность Тарасову-Родионову принесла первая повесть «Шоколад» (1922). В ней рассказывалось о том, как председатель местного ЧК Зудин был обвинен в преступлении: сочувствуя тяжелому положению бывшей балерины Вальц, Зудин принял ее к себе на службу. Жена Зудина без ведома мужа имела неосторожность принять в подарок от бывшей балерины шоколад. На Зудина был написан донос; следственная комиссия признает Зудина виновным в получении взятки. Это получает огласку среди товарищей по работе, среди обывателей. Хотя судьи и ближайшие товарищи Зудина очень быстро убедились в его полной невиновности, власти (чтобы снять с себя тень подозрений) обвиняют Зудина в попрании партийной чести. Его, истового приверженца революционных законов (совсем недавно он приказал расстрелять около ста арестованных в отместку за убийство одного чекиста), теперь самого приговаривают к смерти. Было принято решение не медлить с исполнением приговора, привести его в действие в тот же вечер. Зудин соглашается с этим мнением, следуя пропагандируемой им самим идее, в соответствии с которой гибель без вины во имя революции вполне оправдана.

Повесть не блистала литературным совершенством, критика отмечала: «В самом деле, ведь тут насчет стиля, композиции, конструкции что-то не ново. А рассказ волнует, не отрываешься от него до последней страницы, и бродят мысли самые нужные и значительные, потому что есть кое-что помимо стиля и композиции, что-то, пожалуй, важнее формы, это — ум, постигший сконцентрированную мысль эпохи, сердце, чуткое к ее глубочайшей муке» (Коган П.С. Литература этих лет. М., 1924).

Почти все писавшие о «Шоколаде» неизменно сравнивали эту повесть с появившимся вскоре после нее романом И.Эренбурга «Жизнь и гибель Николая Курбова», в котором тоже кристально чистый чекист Курбов становится невольной жертвой коварной женщины. Находили даже помимо сходства темы и сюжета тождество в стиле этих двух произведений: «Курбов» Эренбурга был написан ритмической прозой, и в «Шоколаде» — «переходы от прозы простой к прозе ритмованной и даже рифмованной» (Горбачев Г. Революционная художественная проза // Горбачев Г. Очерки современной русской литературы. Л., 1925). Н.Чужак в статье «Салопницы, умученные критикой» отмечал, что эти два произведения могут вызвать лишь нездоровый интерес читателя, потому что «то и другое — цыплячьи попытки потыкаться обывательской мордочкой в сакраментальные словечки: Губподвал, Лубянка, Вечека» (Горн. 1923. №8). Но Эренбург и Тарасов-Родионов относились к чекистской идеологии с прямо противоположных позиций. Если у Эренбурга слепая верность революционным идеалам, допускаемая ради нее жестокость, аскетичность и самоотдача героев вызывали как минимум неприятие, то Тарасов-Родионов разделяет мысли своих персонажей об отдаче делу революции чести и жизни, пытается в меру своих худож. возможностей внушить это читателю, заставить его переживать то, что переживают герои «Шоколада».

В повести «Линев» (1924) Тарасов-Родионов несколько отошел от современности, перенесясь в годы Гражданской войны. Рассказ о наступлении белочехов в Сибири, о боях за Тюмень, об американо-французских шпионах получился занимательным, но того резонанса, что Тарасов-Родионов получил от своей первой повести, не было. С такой же фабульной занимательностью, сознательным использованием приемов авантюрно-детективного жанра были написаны и две повести Тарасова-Родионова, вышедшие в 1931,— «Гибель барона» (о разгроме войск Врангеля) и «Пятый патрон» (о подавлении кронштадтского восстания).

Основным же произведением Тарасова-Родионова должна была стать задуманная им трилогия «Тяжелые шаги». В 1927 была опубликована первая часть эпопеи — «Февраль», в 1930 — вторая — «Июль». В них подробно рассказывалось о Февральской революции и предоктябрьских событиях. Однако завершить задуманную трилогию писателю не удалось.

В 1937 Тарасов-Родионов был подвергнут массированной травле в газетах, а затем арестован и расстрелян. После второго издания романа-хроники «Февраль» в 1931 книги Тарасова-Родионова в России не переиздавались. Лишь в 1967 вышла пьеса «Высшая мера наказания», которую М.Макляроский и К.Рапопорт написали по мотивам повести Тарасова-Родионова «Шоколад».

В.В.Попов

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 3. П - Я. с. 470-472.