Кодификационные планы (и в первую очередь – в сфере частного права) занимали внимание правительства Российской Империи с самого начала XVIII века. Уже в феврале 1700 г. Петр учредил Палату об уложении, долженствовавшую пересмотреть и систематизировать наличное законодательство 246) , сильно разросшееся со времен Уложения и уже начавшее приходить в хаотическое состояние.
Палата об Уложении 1700 г. Указом 18 февраля 1700 г. был определен состав комиссии. В нее вошли исключительно члены служилого класса, а именно бояре, окольничии, думные дворяне, стольники и дьяки – всего 71 человек. Кроме того к Палате были прикомандированы подьячие их приказов, на обязанности которых было вести все письменное делопроизводство. По заключению Д.И. Поленова, к которому присоединился В.Н. Латкин, если не официальным, то во всяком случае фактическим руководителем Палаты был кн. И.Б. Троекуров, что явствует, в частности, из того обстоятельства, что в случаях невозможности для кн. Троекурова присутствовать, заседания комиссии прерывались 247) . На втором заседании Палаты, состоявшемся 28 февраля 1700 года, бояре приказали послать во все приказы предписание дьякам, чтоб они распорядились изготовлением списков с новоуказных статей 248) и чтоб эти списки внесли в Палату. Первым имевшиеся у него списки новоуказных статей представил Сыскной приказ. За ним вскоре последовали еще три - Патриарший Разряд, Московский Судный приказ и Дворцовый Судный приказ. «Скорое исполнение требований Палаты, – отмечал В.Н. Латкин, – объясняется, по всей вероятности, тем, что названные приказы исполнили указ 1695 г. и тогда же принялись за собирание новоуказных статей» 249) .
Одновременно с доставлением списков статей Палата начала самостоятельную работу, избрав для нее следующую форму: сначала зачитывалась глава Уложения, далее ее дополняли представленными выписками, затем приступали тем же порядком к следующей главе, по мере поступления новых списков из приказов возвращаясь к ранее просмотренным главам 250) . Таким образом, видно, что выбранная форма работы сводилась к приведению Уложения 1649 года в соответствие с новоизданными законами, с тем, чтобы на выходе получить удобный в практической работе акт, не содержащий – по меньшей мере преднамеренно со стороны членов Палаты – каких бы то ни было нововведений в существующие узаконения.
К середине мая 1700 г. приказы представили все нужные списки и на подьячих была возложена основная работа – разобрать внесенные списки указов, отмечая в какую главу и под какую статью они должны быть помещены. Большая часть дела была исполнена до 10 сентября того же года, после же этого числа заседания Палаты стали заметно становиться все реже и реже, разбирая вновь вышедшие указы и указы, по каким-либо причинам поздно доставленные из приказов 251) . К июлю 1701 г. Палата выслушала все Уложение и пересмотрела и дополнила его новоуказными статьями, к июлю-августу была окончена вся работа и составлена Новоуложенная книга 252) , а также сохранившийся проект указа об обнародовании. В последнем, в частности, говорилось: «И чтобы те все неполезные дела, паче же и грешные и миру досадительные, яэе деются всякого чина в человецех, отсещи, указал Он, Великий Государь, учинить новое свое Великого Государя повеление и Соборное Уложение, списав и справя с прежним Уложеньем, которое изложено и напечатно в прошлых во 156 и во 157 годех, по указу отца Его Великого Государя, блаженные и преславные памяти Великого Государя Царя и Великого Князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержца, по советуж со святейшим Иосифом, патриархом Московским и всеа Росии, и с преосвященными митрополиты, и архиепископы, и епископы, и со всем освященным собором, и по приговору бояр, и околничих, и думных людей собрано и учинено, и их архиерейскими и бояр, и околничих, и думных, и ближних и всего Московского Государства к тому делу выборных людей руками укреплено и подтверждено.
Также которые статьи написаны в правилех святых Апостол и святых Отец, и в грацких законех Греческих православных Царей, и прежних Великих Государей Царей и Великих Князей Российских, и которые дела на Москве в Его Великого Государя и в Патриарше Приказех слушанья блаженные и преславные памяти отца Его Государева, Великого Государя Царя и Великого Князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержца, и братей Его Государевых, Великого Государя Царя и Великого Князя Федора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержца, и Великого Государя Царя и Великого Князя Иоанна Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержца, и Его Великого Государя указы и святейших вселенских и Московских патриархов соборного их слушанья и боярскиен приговоры, которые статьи сверх Уложенья и новоуказных статей по вершеным делам состоялись, а в Уложенье и в новоуказных статьях об них на всякие государственные и земские дела не положено, а приличны они к Его Великого Государя указом и к сему Соборному Уложенью собрать, и те их Государские указы и боярские приговоры с старыми Судебники и с прежним Уложеньем справити и написать и изложить» 253) . Тем самым давался подробный и соответствующий действительному положению дел перечень источников, послуживших материалом для составления Новоуложенной книги, причем категориально он совпадает с аналогичным перечнем источников Уложения 1649 года 254) – московский юридический аппарат старательно воспроизвел найденную двумя поколениями ранее кодификационную модель, причем почти начисто отказавшись от законодательных новаций, место которых в Уложении Алексея Михайловича обуславливается в первую очередь деятельностью Земского собора 1648 – 1649 гг.
В заключение в проекте указа излагалось здание Палаты: «Чтобы те все дела по нынешнему Его Великого Государя указу и Соборному Уложенью впредь были ничем не рушимы, и Московского Государства всяких чинов людем от большого и до меньшего чину росправа была во всяких делех всем равна. А поставя те все дела на мере, им бояром доложить Его Великого Государя» 255) .
Подготовленное Уложение, однако, не было введено в действие, а в скором времени возвращено Палате, по причинам, непосредственно оставшимся незафиксированными в дошедших до нас письменных памятниках. По всей вероятности основанием к продолжению работы над Новоуложенной книгой стали «значительные неисправности в его составлении, выразившиеся главным образом в пропуске многих указов и новоуказных статей, оставшихся таким образом несведенными с прежним Уложением» 256) . Палата продолжила свои занятия, однако все более вяло. Последней датой заседания, отмеченной в Поденном журнале, является 5 мая 1703 года, однако из списков стольников и дворян, присутствовавших в Палате известны и более поздние заседания, последнее из которых состоялось 14 ноября 1703 года 257) . На этом история Палаты завершается без каких бы то ни было видимых последствий и даже без формального повеления о закрытии Палаты.
Основной причиной неудачи, постигшей Палату, стали не какие-либо промахи и недостатки в организации работ, но самый общий принцип деятельности, избранный кодификаторами. Палата в точности следовала модели крупной законодательной работы, созданной в XVII веке в Московском государстве – подобно земскому собору 1648 – 1649 гг. она последовательно зачитывала главы Уложения и вносила в них те изменения, что состоялись в действующем указном правотворчестве. Такая форма кодификационной работы являлась эффективной при том условии, что целью была систематизация, упорядочивание уже фактически действующего права, устранение противоречий, уточнение законодательных формулировок и тому подобная техническая работа. В условиях законодательного хаоса, созданного уже первыми шагами петровских реформ, деятельность Палаты была заведомо обречена на неудачу – вопрос был только в том, создаст ли она мертворожденный памятник права или ее работа не пройдет и стадии законодательного утверждения. Акты, издававшиеся петровским правительством, в отличие от тех, которые были привычны для московских канцелярий XVII века, были не частными изменениями и дополнениями уже давно сложившейся системы права, были не своего рода responsa’ми, получаемыми приказами от Боярской думы в некоторых затруднительных случаях. Законодательные новации начавшейся преобразовательной деятельности затрагивали, как правило, куда большее число отношений, чем те, на которые они были непосредственно направлены, а в условиях общей ломки старого московского правового механизма они также подчастую давали прямо противоположные ответы на один и тот же вопрос. В такой ситуации обычная компиляторская деятельность не могла породить удовлетворительный результат – требовались по меньшей мере навыки системного, юридического профессионального мышления, способного логически развивать и взяимоувязывать суждения по частным случаям, содержащиеся в государевых указах. Неуспех последующих кодификационных комиссий, избравших своей целью сознательное правотворчество, заставляет предположить, что суть проблемы лежала еще глубже – в условиях реформирующейся в своих основаниях правовой системы с еще неясными конечными ориентирами развития всякая масштабная кодификаторская деятельность, вероятно, была обречена на неудачу, ведь самое содержание кодификации по природе задач консервативно, XVIII-й же век стремился созидать контуры нового.
Комиссия 1714 г. К кодификационным проектом петровское правительство вернулось в середине 1710-х годов, когда после десятилетия лихорадочных военных усилий у него появилась возможность обратиться к упорядочению внутреннего положения в новосозданной империи. 20 мая 1714 года был издан на имя Сената указ, которым предписывал судьям все дела решать только по одному Уложению. Что же касается до новоуказных статей и сепаратных указов, то они совсем не должны были приниматься в расчет. В одном только случае судьи получили разрешение обращаться к ним, это – при разборе таких дел, которые не были предусмотрены Уложением, иначе говоря, только за теми указами и новоуказными статьями была оставлена сила законодательных актов, какие «учинены не в перемены (т. е. не в изменение), но в дополнение Уложения» 258) . Подобный порядок вещей должен был продолжаться до тех пор, пока Уложение, вследствие «недовольных в нем решительных пунктов, исправлено и в народ публиковано будет». Все же новоуказные статьи, изданные «не в образец», но «противно» Уложению, хотя бы они были «помечены именными указами и палатными приговорами» (т. е. боярскими приговорами), велено было «отставить, на пример не выписывать и вновь отнюдь не делать». Указ заканчивался предписанием Сенату озаботиться собранием тех из новоуказных статей и указов, которые были изданы для решения дел, не имевших возможности быть разрешенными на основании Уложения с целью кодификации этих законодательных актов.
В силу указа от 20 мая 1714 г., Сенат учредил комиссию под председательством сенатора Апухтина, предписав ей заняться названным делом. Комиссия собрала новоуказные статьи и расписала их по особой табели, указанной Сенатом, вследствие чего 17 сентября 1717 г. были даны из Юстиц-коллегии дьякам Поместного и Земского приказов пункты о составлении свода полного Уложения или, как тогда говорилось, сводного Уложения 259) . Работа над Сводным Уложением велась тем же канцелярским порядком, что и над Новоуложенной книгой 1700 – 1703 годах, однако результат был еще плачевнее, чем в первом случае, поскольку, с одной стороны, надлежало оставить вовсе без изменения текст Соборного Уложения, а новые узаконения вводить в текст в тех случаях, когда по оным в самом Уложении статьи отсутствовали 260) . Внутреннее рассогласование текста нового законодательного акта тем самым по неизбежности было крайне глубоким, предполагая буквальное соединение, практически без редактуры, актов, временной разрыв между которыми составлял по полувеку и более. Подготовлены были десять глав Сводного Уложения, но ввиду того, что они не были окончены, то и остались без рассмотрения и вообще без всяких последствий 261) .
Поскольку сложившаяся ситуация законодательного хаоса делала крайне затрудненной повседневную юридическую практику, начали появляться полуофициальные 262) и частные кодификации. В последующем, во 2-й половине XVIII и первые десятилетия XIX века частные законодательные компиляции и опыты «кодификационной» обработки получили широкое распространение, в частности в изданиях Л. Максимовича, Ф. и А. Правиковых, А. Фиалковского и др. 263) .
Комиссия 1720 – 1727 гг. После неудачи комиссии 1714 – 1717 гг. было решено избрать новый путь, а именно оставить попытки создания сводного уложения и приступить к работе над новым уложением, положив в его основание шведский и датский кодексы. 9 мая 1718 г. последовала высочайшая резолюция на доклад Юстиц-коллегии об устройстве судебных мест по примеру Швеции, о переводе шведского кодекса на русский язык и об «учинении» свода русских законов со шведскими 264) . На это указом, воспоследовавшим в конце 1719 г. был назначен десятимесячный (sic!) срок, иными словами, новое уложение должно было быть готово к концу октября 1720 г.
Указ 1719 г. определял также и метод составления нового Уложения и указал, взяв за основу шведский и датский кодексы, вносить в них те изменения из отечественных законов, которые для русской жизни более пригодны, а при регулировании поземельных отношений за основу полагать лифляндские и эстляндские законы 265) . Однако только лишь 8-го августа 1720 г. был издан сенатский указ, которым учреждалась Комиссия, долженствовавшая составить Уложение, в состав которой вошли три иностранца, находившихся на русской службе и пять русских; впрочем, состав комиссии не раз изменялся за время ее существования 266) . К 1724 году был составлен план нового Уложения, разделявшегося на следующие книги: 1) о государственных преступлениях, 2) о партикулярных преступлениях, 3) о судебном процессе по делам первого рода, 4) о судебном процессе по делам второго рода, 5) о градских порядках, 6) о наследиях и 7) о благочинном состоянии. Из намеченного фактически за время работы Комиссии были подготовлены четыре книги готовящегося уложения:: 1) о процессе, т.е. о суде, месте и лицах, к суду надлежащих, 2) о процессе в криминальных делах, розыскных и пыточных делах, 3) о злодействах, какие штрафы и наказания последуют и 4) о цивильных или гражданских делах 267) .
Не дожидаясь завершения затянувшихся против первоначального плана работ Комиссии, в ноябре 1723 года Петр предписал разобрать состоявшиеся в разное время по поводу одного и того же дела указы и те из них, которые будут им утверждены, напечатать и присоединить к соответствующим регламентам. Указом 11 марта 1724 г. был издан дополняющий ноябрьское повеление именной указ, которым повелевалось все новые указы печать и присоединять: одни к регламентам, а другие к старому Уложению, причем было предписано, в случае несоответствия указов с Уложением, решать дела на основании первых, а не на основании второго, т.е. была занята позиция диаметрально противоположная, чем по указу 1714 г., на сей раз более соответствующая нуждам юридической практики.
Через три недели по смерти Петра и воцарении Екатерины деятельность по подготовке уложения была стимулирована. Изданный сенатский указ констатировал, что «в виду того, что прежде назначенные члены по разным причинам выбыли из нее, в данный момент она состоит только из двух лиц, вследствие чего в сочинении Уложения произошла остановка и «пропущение» времени. Того ради Прав. Сента, рассуждая, дабы Уложение при довольном числе членов сочиняемо было с поспешением, приказали: быть при том сочинении чинам их духовных, из военных, их гражданских и из магистрата по две персоны» 268) . Эта мера оказалась и последним свидетельством активности Комиссии, прекратившей свое существование со смертью императрицы Екатерины I, в 1727 году.
Комиссия 1728 г. Констатировав неудачу Комиссии 1720 – 1727 гг., Верховный тайный совет, являвшийся высшим правительственным органом Российской империи в царствование несовершеннолетнего императора Петра II, принял решение вернуться на путь кодификационной обработки наличного законодательства и 14 мая 1728 года был дан Сенату указ об организации комиссии для составления сводного уложения 269) . Приказано было все указы и новоуказные статьи разобрать, которые явятся Уложениею в пополнение, а не в противность или, сверх того, что потребуется пополнить, то выписывать и доставлять в Сенат, а в Сенате слушать немедленно. После утверждения Сенатом сих дополнений, доставить оные в Верховный тайный совет, и по одобрении оным, печатать, присоединяя к соответствующим главам Уложения. Дабы действовать без промедления, доставлять в Верховный тайный совет статьи по каждой главе Уложения немедленно, не дожидаясь завершения работы по прочим главам.
Дабы способствовать выполнению приказанного, указом предписывалось: «А для того сочинения выслать к Москве из офицеров и из дворян добрых и знающих людей из каждой губернии, кроме Лифлянди, Эстляндии и Сибири, по пяти человек, за выбором от шляхества». Депутаты должны были прибыть в Москву к 1 сентября 1728 года. К назначенному сроку, между тем, ни один депутат в Москву не прибыл, уведомление о первом присланном Сенат получил только 4 сентября, причем и дальше ситуация с дворянскими избранниками оставалась ненамного лучше, хотя «Сенат должен был не раз подтверждать губернским канцеляриям о немедленном исполнении объявленного им высочайшего повеления» 270) . Дело было не только в неявке избранных – те, что оказывались в Москве и представали перед Сенатом были таковы, что привлечь их к делу составления уложения не представлялось возможным: «Присылали кого попало, вовсе не добрых и не знающих людей, глухих и хромых, старых и дряхлых, мелкопоместных, имевших по одному двору или даже и одного не имевших» 271) . В.Н. Латкин, обозревая переписку Сената с губернскими канцеляриями, подводит следующий неутешительный итог: «…До чего халатно относилось общество к избранию своих представителей и как мало оно интересовалось возможностью принять участие в составлении законов, непосредственно касавшихся его интересов. Местным начальствам приходилось прибегать ко всевозможным репрессивным мерам вроде, например, ареста жен депутатов, захвата их крепостных, конфискации их имущества и т. п., чтоб заставить дворян участвовать в выборах, а депутатов ехать в Москву, и все-таки в результате получилось избрание совершенно неспособных к делу лиц» 272) .
В результате 16 мая 1729 г. правительство было принуждено издать новый указ: «Указали мы офицеров и дворян, которые из губерний высланы к Москве для сочинения Уложения, ныне отпустить в домы их по-прежнему; а к губернаторам послать наши указы, чтобы на их место выбрали других знатных и добрых людей, которые б к тому делу были достойны, из каждой губернии по два человека, согласясь губернаторам обще с дворянами, и те выборы, закрепя им, губернаторам, и тем дворянам, прислать прежде их [т.е. выборных – А.Т.] высылки в Верховный тайный совет, а их самих до нашего указа к Москве не высылать. А ежели усмотрено будет, что губернаторы выберут к тому делу неспособных людей, то взыскано будет на них и для того повелено будет с такими людьми к Москве быть самим губернаторам или товарищам их, чтобы могли сами ответствовать» 273) . Иными словами, правительству, дабы обеспечить себя людьми с мест, способными работать над уложением государственных законов, пришлось, предпринимая вторую попытку, предоставить губернаторам право контроля за выборами и одновременно возложить на последних ответственность за присланных лиц, грозя, в случае негодности избранных, карами всему губернскому начальству.
Комиссия Анны Иоанновны. Со второй попытки депутаты все же были избраны, однако явились в Москву уже по кончине Петра II, когда его преемницей Анной Иоанновной вопрос об основаниях и способе составления уложения был вновь перерешен.
1 июня 1730 г. воспоследовал указ, в котором от имени императрицы Анны Иоанновны объявлялось: «Относительно Уложенья до сих пор ничего сделано. И мы, последуя нашего дяди [т.е. Петра I – А.Т.] намерению, милосердуя к верным подданным нашим, чтоб во всей нашей империи был суд равный и справедливый, повелеваем начатое Уложенье немедленно оканчивать и определить к тому добрых и знающих в делах людей по рассмотрению Сената, выбрав из шляхетства, и духовных и купечества, из которых духовным и купецким быть в то время, когда касающиеся к ним пункты слушаны будут; а чтоб поспешнее оканчивали, то, коль скоро которую главу окончат, слушать в Сенате всем собранием и, утвердя по крайнему рассуждению и подписав, взносить к нам, и, как от нас апробировано и подписано будет, тогда, напечатав, публиковать и по оным дела решать и так одну по другой главы к совершенству привесть» 274) . Таким образом, в новой комиссии был значительно расширен состав представительства, вобравшего в себя представителей трех основных сословий государства, исключая государственных крестьян, уже тогда, с точки зрения законодательства, решительно по статусу приближавшихся к крепостным 275) . Следующим указом было установлено тех выборных, что были определены в губерниях по указу 1729 г., непременно выслать в Москву к 1 сентября 1730 г., а для тех, кого еще предстояло выбрать, определялся тот же срок 276) .
Не дожидаясь приезда депутатов, правительство образовало новую комиссию (по общему счету пятую), к которой были определены двое: Иван Поздяков и секретарь комиссии Сверчков. «Задачей… комиссии… было сочинение нового Уложения; свод же существующих законов должен был служить к тому только пособием» 277) . Спустя полтора месяца (18 июля) от них потребовали представить первые результаты своей работы 278) , а именно главу о богохульниках. Сенаторы, «рассмотревши фору главы о богохульниках, приказали Познякову и Серчкову, чтобы сводили по той форме только, что касается из Кормчей книги до гражданства, того также не выписывали бы и шли б по оглавлениям, и титул по титуле, на основании прежнего Уложения, разнося по приличности глав» 279) , тем самым вновь, в некотором противоречии с первоначальными указаниями, ориентируя исполнителей на сводный характер работы. Для ускорения работы к указанным были добавлены еще пятеро чиновников 280) .
Между тем с выборными повторялась старая история: к «8 декабря было в Москве только пять депутатов и то одних только дворянских» 281) , а наблюдая оных «Сенат убедился, что они не могут принести никакой пользы делу» 282) . Посему в декабре 1730 г. правительство приняло решение выборных отпустить, более таковых не созывать, а пополнить комиссию знающими людьми 283) , каковым приступить к «сочинению и окончанию» уложения 284) . До 1735 г. комиссия занималась составлением проектов «вотчинной» и «судной» глав Уложения, некоторые «части» которых, как окончательно изготовленные, были внесены в Сенат, в Юстиц- и Вотчинную коллегии и выслушаны ими 285) , тем работ, однако, ясно свидетельствовал, что ни о каком «окончании» уложения в обозримом времени говорить не приходится.
В связи с такой ситуацией правительство приняло решение, не прекращая работы по составлению уложения, для удовлетворения потребности судов и правительственных мест, предписать печатание сводного уложения. Относительно последнего существовала уверенность, что оно более или менее готово, поскольку над его составлением трудился целый ряд комиссий, в связи с чем было приказано не разрабатывать его вновь, а только «выправить» с позднейшими указами и напечатать. Почти сразу выяснилась невозможность этого плана и комиссия занялась собиранием указав, поручив это отдельным коллегиям (первоначально комиссия предложила даже, чтобы само сводное Уложение было составлено пораздельно соответствующими коллегиями, но правительство отнесло к подобному плану неблагожелательно) 286) . Вновь произошла задержка, на сей раз по вине коллегий, медливших с доставкой имевшихся у них указов, и Комиссия, дабы не навлекать на себя гнев правительства, постоянно понукавшего его распоряжениями о скорейшем окончании работ, приступила к составлению сводного уложения, не имея под рукой большинства необходимых для этой цели материалов. Разумеется, раз сделанную подобным способом работу, приходилось переделывать вновь и вновь по мере того, как сообщались надлежащие указы или как их отыскивала сама Комиссия.
В начале 1739 г. комиссия окончила составление «вотчинной» главы и внесла ее на рассмотрение в Сенат. В конце же 1740 г. комиссия составила и судную главу, но вследствие смерти императрицы Анны Иоанновны и наступившего паралича правительственного аппарата ни та и ни другая глава не получили законодательной санкции, а сама деятельность комиссии остановилась. Последние известия о комиссии относятся к концу 1744 году, после чего исчезает и формальное делопроизводство 287) .
Комиссия 1754 – 1767 гг. Менее чем через три недели после восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны (25 ноября 1741 г.) был издан именной указ (от 12 декабря), предписавший учреждение комиссии из нескольких сенаторов для пересмотра указов и сделания реестра из них, которые должны быть «оставлены». Деятельность новообразованной комиссии окончилась подобно всем предыдущим, ничего или почти ничего не сделав для дела кодификации российских законов.
Новое возбуждение вопроса о составлении уложения относится к 1754 году, непосредственным поводом к чему послужили многочисленные жалобы на продолжительность судопроизводства и неясность или неудобства законов, подлежащих применению. На заседании Сената, состоявшегося в присутствии императрицы 11 марта 1754 г. в Москве, гр. П.И. Шувалов заявил: «Для совершенного пресечения продолжительности судов нет другого способа, кроме указанного уже вашим императорским величеством, когда вы изволили подтвердить указы родителей своих и их преемников, а которые с настоящим временем не сходны, то повелели разобрать Сенату. Хотя мы разбором этих указов и занимаемся, но нельзя надеяться, чтоб мы удовлетворили желанию вашего императорского величества, если будем следовать принятому порядку, ибо никто из нас не посмеет сказать, чтоб он всякого департамента дела знал в такой же тонкости, как знают их служащие в тех местах, которые в совершенстве знают излишки и недостатки в указах, затрудняющие при решении дел. И потому каждое место должно разбирать указы, относящиеся к подведомственным ему делам, и, пока этого не будет, нельзя ожидать окончания Уложения, над которым велел работать Петр Великий, для которого при императрице Анне было собрано дворянство, но распущено, ибо не принесло никакой пользы. Ваше величество с начала своего государствования, тому уже 12 лет, как изволили приказать заняться этим делом; но, по несчастью нашему, мы не сподобились исполнить желание вашего величества: у нас нет законов, которые бы всем без излишку и недостатков ясны и понятны были, и верноподанные рабы ваши не могут пользоваться эти благополучием» 288) . Императрица соизволила согласиться с суждением гр. П.И. Шувалова и на том же заседании Сената было принято решение «приступить к сочинению ясных и понятых законов» 289) .
28 июля Сенат повелел учредить Комиссию, на которую возлагалось дело разработки уложения, а на первом этапе надлежало разработать план, представить его в Сенат и далее разослать во все коллегии и канцелярии копии, «дабы уже по тем материям назначенные по разным коллегиям и канцеляриям персоны не имели нужды более трактовать, а сочиняли б о таких делах, о которых в упомянутом плане не будет предписано. Губернским канцеляриям сочинять пункты по одним тем материям, которые по состоянию тех губерний к пользе общенародной быть могут» 290) .
План нового Уложения, составленный комиссией почти сразу по открытии, в 1754 г., был внесен в Сенат. Последний утвердил его и опубликовал во всеобщее сведение 291) . Работа, быстро двинувшись вначале, вскоре столкнулась с теми же проблемам – отсутствие в достаточной полноте указов и прочих законоположений, неподготовленность членов и т.п. Все-таки к концу 1760 г. были закончены две части уложения – «судная» и «криминальная» и Комиссия вошла в Сенат с представлением о созыве депутатов тех же сословий, что избирались в Комиссию Анны Иоанновны, для обсуждения подготовленных частей. Сроком для прибытия депутатов следовало, по мнению комиссии, назначить 1 октября 1761 г. Сенат согласился с мнение комиссии и издал указ (29 сентября), в коем говорилось: «Как оное сочинение Уложения для управления всего государства гражданских дел весьма нужно, следственно, всего общества и труд в советах быть к тому потребен; и потому всякого сына отечества долг есть советом и делом в том помогать и к окончанию с ревностным усердием споспешествовать стараться. В сходство сего Правительствующий Сенат уповает, что всякий, какова б кто чина и достоинства не был, когда будет к тому избран, отрекаться не будет, но, пренебрегая все затруднения и убытки, охотно себя употребить потщиться, чая, во-первых, незабвенную в будущие роды о себе оставить память да, сверх того, за излишние труды и награждение получить может. Того ради по требованию комиссии нового Уложения к слушанию того Уложения из городов всякой провинции (кроме новозавоеванных, т.е. остзейских, Сибирской, Астраханской и Киевский губерний) штаб- и обер-офицеров из дворян из знатного дворянства, не выключая из того и вечно отставленных от всех дел, токмо к тому делу достойных, по два человека из каждой провинции, за выбором всего тех городов шляхетства; ежели же они кого из обращающихся в Петербурге у статских дел к означенному делу выбрать пожелают, то в том дается им на волю; потому ж и купцов за таким же от купечества выбором по одному человеку и выслать в Петербург к 1 января будущего 1762 года» 292) .
Названный указ крайне показателен, по словам В.Н. Латкина, «в нем Сенат старается доказать обществу, как необходимо для последнего, чтоб его представители приняли участие в составлении нового Уложения. Очевидно, правительство, помня неудачные прецеденты подобных обращений к обществу, желало, чтоб хоть этот раз последнее оказалось на высоте своей задачи и поняло, что в его прямых интересах принять непосредственное участие в законодательстве» 293) . Надобно также отметить, что в сравнении указа 29 сентября с донесением комиссии от 1 марта 1761 г. обнаруживается довольно существенная разница:. Комиссия высказалась за высылку двух купцов от каждой губернии, но правительство с этим не согласилось и предписало выслать одного купца от каждой провинции, тем самым расширяя представительство торгово-промышленных купцов.
В декабре 1761 года Сенат по инициативе Комиссии издал дополнительный указ 294) , который предписывал производство выборов и в тех местностях, где на основании указа от 29 сентября выборы не должны были иметь места (например, в Эстляндии, Лифляндии, Малороссии 295) и Сибири). Сенат подробно мотивировал такое распространение избирательного права, обратив внимание главным образом на то, что в интересах всего общества принять участие в составлении Уложения. Кроме того, в декабрьском указе представительство купцов было сравнено с представительством дворянским.
Призывы правительства помогли мало и в 1761 г. общество отнеслось так же индифферентно к призыву правительства, как и в году 1728. Однако, все-таки, работа двинулась вперед – депутаты приняли участие в работе Комиссии и присутствовали в ней до начала 1763 г., когда были распущены по домам 296) . За этот период, в частности, была подготовлена третья часть проекта «Нового Уложения»: «О состояниях подданных вообще», посвященная регулированию гражданско-правового положения подданных 297) . Хотя однозначно сделать вывод о степени участия выборных и значении их предложений при современном состоянии разработанности темы весьма затруднительно, мы считаем нужным привести заключение В.Н. Латкина, крупнейшего специалиста в этой области, составившего единственное описание деятельности Комиссии 1754 – 1767 гг. и издавшего (отчасти совместно с В.И. Сергеевичем) уникальные законодательные разработки данного учреждения. В.Н. Латкин отмечал: «…Реформаторский характер Уложения [составленного комиссией 1754 – 1767 гг. – А.Т.] объясняется на наш взгляд влиянием народных представителей, принявших участие в составлении проектов», свой тезис аргументируя в первую очередь тем обстоятельством, что «многие постановления Уложения, в особенности касающиеся организации сословий, повторяются почти слово в слово в депутатских наказах, поданных в екатерининскую законодательную комиссию 1767 г.» 298) .
Распустив депутатов, Комиссия просуществовала еще вплоть до 1767 года. Впрочем, в оставшееся время дела комиссии пришли в окончательное расстройство и она, можно сказать, почти ликвидировала их. 1766 г. был последним годом, от которого сохранились протоколы заседаний комиссии 299) . В следующем 1767 г. комиссия существовала более номинально, будучи затем окончательно распущена в связи с созывом императрицей Екатериной II Уложенной комиссии.
Уложенная комиссия. Деятельность Уложенной комиссии 1767 – 1768 гг. широко известна, посему остановимся только на ряде моментов, представляющих особенный интерес в связи с темой нашего исследования.
В отличие от предшествующих комиссий, по преимуществу состоявших из канцелярских чиновников (а в случае привлечения выборных число их, во-первых, было незначительно, а, во-вторых, участие их ими самими рассматривалось как повинность, попытка правительства привлечь потребных работников, не отвлекая для этих целей излишнего числа канцелярских служителей), Екатерина решилась на созыв законосовещательного органа – Уложенной Комиссии, призванной, основываясь на общих принципах, изложенных в Наказе, выработать новое имперское законодательство. Тем самым реформистская направленность данного начинания была заявлена прямо и отчетливо, а план работ охватывал пересмотр всего действующего законодательства или, во всяком случае, его ревизию с точки зрения начал, изложенных в «Наказе».
Подобно всем своим предшественникам, Уложенная Комиссия 1767 г. своей главной задачи исполнить оказалась не в силах. Тем не менее она сыграла, как показал А.С. Лаппо-Данилевский, существенную практическую роль в истории русского права, причем именно в направлении систематизации, так как канцелярия Комиссии, продолжавшая действовать более двух десятилетий по прекращении самой Комиссии (вплоть до 1796 г.), в значительной степени разобрала массив наличных правовых актов и позволила правительству ориентироваться в них, а равно способствовала дальнейшей частной законодательной работе, выявив наиболее существенные пробелы в наличных законоположениях 300) .
Кодификационные работы были возобновлены при Павле I, когда была образована Комиссия составления законов, призванная собрать все существующие узаконения и извлечь из них три книги законов: уголовных, гражданских и дел казенных 301) – т. е. была поставлена задача, максимально близкая окончательному Своду Законов. Тем не менее со смертью Павла I пришел конец и данному начинанию, которому предпочли обращение к грандиозным реформаторским планам по общей переделки права Российской Империи и почти тотальной его унификации – именно эти идеи были положены в основание деятельности преобразованной в 1804 г. Комиссии 302) , уже в самом начале своих работ постановившей своей целью, чтобы «образ применения законов для всех губерний» был единообразен.
Комиссия составления законов 1804 г. Высочайше утвержденным 28 февраля 1804 года докладом Министерства юстиции, в частности, указывалось: «Ограничить ее [т.е. Комиссии – А.Т.] обязанность одним сводом действующих в Империи Российской узаконений, или собиранием в одну, так сказать, необразованную массу, разделенную на столько разных книг, составов, артикулов и проч., сколько разных заключается в оных материй, было бы несогласно ни с Наказом Екатерины Великой, ни с собственными намерениями Его Императорского Величества в Высочайшем рескрипте 303) изображенными, ибо через одно такое действие не могут быть дополнены недостатки, исправлены погрешности и соглашены противоречия и несходства, какие временем и течением обстоятельств допущены в Российских законах. […] …Обязанность комиссии не состоит ни в сочинении одного свода законов, ни в введении в Отечество законов новых или изданных для других стран и народов» 304) . Тем самым комиссии давался cart blanche в духе «неопределенно-либеральных» намерений первых лет александрова царствования.
В том же докладе Комиссией для «общего Законоположения» намечались основные положения. Предполагалось, что Законоположение тогда окажется удовлетворительного, если будет соблюдаться следующие критерии:
1) когда законы утверждены на незыблемых основаниях права (principia juris);
2) когда они точно определяют все части государственного управления, образования и пределы властей, также все права и обязанности подданных, сообразно духу правления, характеру народному, политическому и естественному положению Государства;
3) когда они расположены с наблюдением надлежащего приличия и строгого порядка и предложены во всей ясности;
4) когда содержат в себе твердые и непреложные правила для отправления правосудия».
Еще ранее, в рескрипте гр. Завадскому (1801 г.), Александр I в числе источников планирующегося Уложения особенно указывал на «Наказ» Екатерины II, а именно в рескрипте говорилось (п. 8): « Я считаю почти излишним здесь примечать, что предположения в Наказе Любезнейшей Бабки Моей Государыни Императрицы Екатерины Второй помещенные, содержат в себе избраннейшие в сем роде истины и могут пролить великий свет на упражнения комиссии» 305) .
В основу планов Комиссии 1804 г. была положена идеология естественного права; предполагалось разработать частные разделы будущего единого Уложения на основании некоторых «общих начал», по отношению к каковым отдельные нормы были бы только конкретизацией и разъяснением. В уже цитированном выше высочайше утвержденном докладе 28 февраля 1804 г. говорилось, что для того, чтобы законы утверждены были на непоколебимых началах или основаниях права, надлежит «собрать и изложить в пристойном виде самые сии начала. Они суть первые, простые, чистейшие истины, утвержденные на здравых заключениях человеческого разума, на долговременных опытах и наблюдениях, строго исследованных, основанные на существенных и возможных пользах государства; ясные, неоспоримые и очевидностью влияния своего на благо общее и частное приобретающие силу и непоколебимость. Сии основания права большею частью означены в Наказе Екатерины Великой; многие из таковых начал рассеяны в других указах, учреждениях и постановлениях, утвержденных самодержавною властью российских государей и освещенных рукою времени – сего бесстрастного судии вреда и пользы законов; Комиссии о составлении законов остается извлечь оные, сообразить и представить оные в виде непреложных государственных законов».
В приведенном тексте следует обратить внимание на то обстоятельство, что с одной стороны выдвигаются тезисы естественного права 306) , а с другой – эти тезисы подтверждаются тем, что они зафиксированы в положительных законодательных источниках. Неясность аргументации – проистекает ли сила этих начал от одного только действия разума или им необходима также законодательная фиксация чтобы стать собственно правом – в тексте высочайше утвержденного доклада по всей видимости непреднамеренная, поскольку создавался он в эпоху распада идеологии естественного права и роста влияния национального позитивного права, с другой стороны, в условиях, когда позитивное право отдельных государств не обладало ни прочными идеологическими основаниями, ни традициями исторической школы права, тем самым выступая как голое властное веление, факт; факт же по самой природе своей есть противоположность права.
Целью Комиссии объявлялось составление «общего Законоположения», распространяющего действие свое на всю империю. Местные изъятия и особенности предполагалось зафиксировать в общем тексте, причем относительно допустимости изъятий в докладе наличествовал следующий пассаж: «Различные степени гражданственности некоторых губерний и другие местные обстоятельства необходимо требуют для благостояния их, в некоторых отношениях исключительных (из общего законоположения) или частных законов и форм судебных. Для составления их необходимо:
1) извлечь из существующих частных законов начала, на которых они основаны, и по исследовании и соображении оных привести в совершенное единообразие с основаниями общего государственного законоположения;
2) собрать и исчислить главнейшие местные обстоятельства сих губерний, и приняв в уважение климат, религию и обычаи жителей, а также политические перемены, с ними бывшие, найти разности, какие произошли от того в законах и формах судебных [N.B. В данном докладе термин «закон» имеет тенденцию употребляться применительно только к материальному праву. – А.Т.];
3) исследовать, в чем указанные выше местные обстоятельства делают препятствия к единообразию форм и законов; и являются ли эти препятствия существенными и непреодолимыми, или мнимыми и удобоотвартимыми; касаются ли они прав собственности или же одного обряда».
Хотя непосредственно в докладе тезис о необходимости максимального сокращения числа местных изъятий не нашел своего отражения, однако общая интонация и установленные цели деятельности Комиссии однозначно указывали на стремление к ликвидации многочисленных партикулярных положений. Более прямолинейно этот подход выражен в докладе № 163 Комиссии от 5 февраля 1805 года, в котором «указывалось, что единообразие законов одно из необходимых качеств систематических законоположений; царства процветают и народы благоденствуют под сению мудрых и единообразных законов» 307) . Исходя же из тезиса о необходимости единообразных законов, Комиссия пришла к выводу о потребности в дальнейшем увеличении поставленных перед нею задач, приводя следующие аргументы: «Единство теории, на которой законоположения основаны… очень важно. Нельзя представлять на волю частным искуссникам и философам – определение изъяснение теории законов; от этого великое зло проистекает. – Необходимо начертать теорию или основание права и утвердить ее верховною властью законодателя [выд. нами – А.Т.]. Главное дело при составлении подобной теории: не упустить из виду ничего существенно принадлежащего ей как науке законоведения, избежать определений слишком отвлеченных и метафизических. Она должна заключать в себе: 1) понятия и отличительный характер предметов, относящихся к какому-либо одному роду; 2) внутреннее расположение предметов, определений и объяснений» 308) . Иными словами, не успев еще приступить к выполнению той задачи, ранее которой она была создана, Комиссия сочла нужным также заняться и вопросами юридического образования, оглядываясь, вероятно, в поисках примера для подражания, на самого Юстиниана. Работа эта была поручена секретарю Комиссии Г.А. Розенкапфу 309) , который, по всей вероятности, являлся инициатором сего начинания. Г.А. Розенкамф избрал следующий метод: «чтобы содержание статей для каждой главы законов было бы составлено вместе с основаниями права. По содержанию статьи [были] разделены на два класса: в одном заключаются вопросы, на которые редакторы должны [были] извлечь ответы из законов действующих (status quo). Другой класс содержал в себе начала или основания права, поставленные против каждого вопроса» 310) . Как и во многих других сферах деятельности Комиссии дальше ряда набросков дело не двинулось 311) .
В январе 1808 года, накануне возбуждения вопроса об ее преобразовании, Комиссия составления законов подала на рассмотрение императора отчет о четырех годах своей работы. До составления «общего Законоположения» дело так и не дошло, а в отчете Комиссия высказывалась о тех качествах, которыми, на ее взгляд, должно обладать подготавливаемое ею Уложение:
«I. Оно должно обнять все части законодательства, ибо в книге законов должны быть определены не токмо права и обязанности частных людей, но и все отношения правительства к подданным, подданных к правительству; словом, в ней должны быть поставлены твердые и несомненные правила, не только для отправления суда и расправы, но и для всеобщего государственного управления.
II. Уложение должно иметь одинаковое действие во всем государстве 312) . Единство есть отличительное свойство монархического правления; единство законов и одинаковое их действие на всех подданных служит залогом и естественной правоты и гражданского правосудия. Одни только местные обстоятельства могут допустить некоторые уклонения от общих законов, но при таковых уклонениях должны быть приняты в строгое соображение все те причины, которые делают их необходимыми. На сем основании составляются в Комиссии частные постановления для некоторых губерний, в которых по их местным и другим уважениям общие законы оказываются неудобоприменительными.
III. Русское уложение должно быть истинно русским [выд. нами – А.Т.]. В оное не должны входить никакие постановления иностранных держав, ибо в нашем отечественном законоположении доселе не было ничего чуждого. Почему комиссия, излагая для России новое уложение, удерживает во всей точности первобытный разум прежних узаконений и совершенную оных сообразность с правами и обычаями русского народа.
IV. Уложение должно быть утверждено на практических основаниях права, т.е. самых простых и ясных положениях, введенных из долговременных наблюдений многоразличных случаев в общежитии и соответствующих прямой цели и существенным выгодам государства. При таковых токмо основаниях можно исправить существующие в законах противоречия, пополнить упущения и представить все статьи уложения в надлежащей точности и систематическом порядке.
V. Книга законов должна быть книгою для народа по краткости и ясности изложенных правил. Она должна содержать именно законы, т.е. всеобщие простые постановления, которые бы каждый понимал, потому что каждый обязан поступать по оным. Учебные тонкости и рассуждения несовместимы с правилами о делах и отношениях общежития. Законы тогда только хороши, когда они просты, точны и определительны.
VI. В особой книге законов изложена будет и теория оных. Комиссия, излагая права в систематическом порядке, представляет оные не иначе, как в виде науки. Запутанность и многосложность в теориях парва иностранных держав произошла единственно от несообразности и недостатка в их законоположениях, а особливо от слепой привязанности к праву римскому и каноническому, но когда законы составлены с надлежащей точностью и определительностью, тогда и теория оных сама по себе проста и удобовразумительна» 313) .
Особый интерес представляет п. III, поскольку ранее в документах Комиссии господствовал мотив универсализма; та же новая тенденция прослеживается и в следующем пассаже из отчета за четырехлетний период: «Известнейшие иностранные уложения должны приниматься во внимание только для примера в методе уложения отечественных законов, а не для каких-либо изменений в существе последних» 314) . С усилением одновременно патриотических настроений в обществе, после поражения в войне с Францией (1805 – 1807 гг.) и по меньшей мере подчинения российской внешней политики наполеоновской, и укреплении консервативного крыла правительственной аристократии, начала «народности» начинают официально декларироваться, подготавливая путь доктрине «официально народности» 30-х гг. XIX века, сказавшейся и на выборе модели отечественной кодификации.
Комиссии в 1804 – 1808 гг. хорошо удавалось создавать исключительно декларации и проспекты предстоящей работы, однако если в 1804 – 1805 гг. это казалось предвестием больших результатов, то к 1808 году пришло понимание, что продолжение дел Комиссии старым порядком способно породить только новые заявления общего порядка. Реформа Комиссии стала неизбежной с того момента, как ее деятельность привлекла внимание фаворита императора – М.М. Сперанского, изъявившего желание самолично принять активное участие в кодификации, лишив на время Г.А. Розенкампфа положения фактического руководителя Комиссии.
В центре внимания преобразованной Комиссии с конца 1808 г. оказалось уже не общее Уложение, а разработка частных, отраслевых кодификаций – в первую очередь гражданского, торгового и уголовного. Идея о всеобъемлющем включении местных изъятий в общее законодательство также была оставлена, намечена программа составления местных сводов, однако без ясного указания места последних в общей правовой системе империи 315) .
Немногим более, чем за год, были разработаны и внесены на рассмотрение Государственного совета две первые части Гражданского уложения. При их обсуждении, опираясь на собственное заявление М.М. Сперанского, члены Совета потребовали указать те российские законы, на которых Уложение основано. Поскольку, нейтрально выражаясь, заявление М.М. Сперанского не соответствовало действительности, то последний поручил видному знатоку отечественного законодательства Н.С. Ильинскому 316) , бывшему начальником архива Комиссии составления законов, «подвести под каждую статью ссылки на те указы, из которых она будто бы подчерпнута, что Н.С. Ильинский и исполнил с величайшим, однако же, как он сам признается в своих записках, затруднением и крайнею натяжкою» 317) . Понятно, что подобная махинация не могла оправдать содержания многих статей проекта, оказавшихся снабженными фиктивными ссылками, на что критикам проекта нетрудно было указать. Императорскому фавориту, однако, и при таких обстоятельствах открыто возражать не решились, первые разделы Гражданского уложения прошли обсуждение в Совете, «члены которого лишь потом, когда Сперанский был в ссылке, резко обрушились на его кодекс, подвергли его критике и сдали в архив под благовидным предлогом необходимости сличить его с “законами существующими”» 318) .
В 1812 г. последовала отставка и ссылка М.М. Сперанского, однако работы по начатым при нем уложениям продолжались. В 1814 г. в Государственный совет были внесены Торговое уложение и три части Гражданского уложения (1-я и 2-я, как отмечено выше, уже вносились в 1810 г., а 3-я была впервые представлена на рассмотрение в 1812 г.), как ни удивительно в том же самом виде, как они вносились в первый раз, с теми исключительно изменениями, что в 1812 г. были внесены самим Советом. Государственный Совет отказался их утвердить, а 8 марта 1815 г. по результатам обсуждения постановил составить и напечатать систематический свод действующих законов и согласовать с ним проект гражданского Уложения. В силу этого постановления, комиссия приступила к составлению свода и в период времени от 1815 до 1821 г. составила и напечатала свод указов к двум первым частям гражданского и к незначительной части уголовного уложения. Кроме того, под наблюдением бар. Г.А. Розенкампфа, вновь, после падения Сперанского, сделавшегося первым лицом в Комиссии, последняя составила первую часть устава гражданского судопроизводства и исправила проекты торгового и уголовного уложения 319) .
В 1812 г., непосредственно по отставлении Сперанского, Комиссия представила повторно ставшему ее главой кн. Лопухину доклад, последним одобренный, в котором излагались основные направления работы Комиссии. Теперь в деятельности Комиссии возобладало традиционалистское течение, полагавшее «держаться начал прежнего законодательства…, стараясь только исправлять недостатки, дополнять пропущенное» 320) , поскольку «всякие законы тогда наиболее могут приличествовать государству, когда они освящены временем. Следовательно, должно всегда сохранять старые начала неприкосновенным [выд. нами – А.Т.], если только не будут они очевидно против цели государства и правительства. Обязанность комиссии состоит в том, чтобы разобрать начала существующие, изложить происхождение и дух древних законов, показать, каким образом делать постепенно перемены и представить несовершенства, которые открыл опыт. Совет [Комиссии составления законов – А.Т.] принимает мысль, изложенную в докладе 1804 г., именно, что расположив титулы, долженствующие входить в уложение, наблюдая совершенно простой и логический порядок, считается за нужное приступить первоначально к составлению, сколь возможно полному [выд. нами – А.Т.], собрания законов, указов, докладов и прочих источников права и распределить их сообразно с начертанным планом. Сей предварительный труд необходим. Вместе с этим собранием надлежит изложить: 1) текст законов, который должен заключать одни только положительные и простые начала, не присовокупляя к оным положений совершенно учебных; 2) собрание первоначальных оснований права российского для определения особенной теории нашего законодательства» 321) .
Из приведенного текста доклада Совета Комиссии составления законов явственно видно, что к 1812 году оформилась та программа действий, которая затем была реализована в Полном собрании законов 1830 г. и Своде законов 1832 г., а именно, первоначальное максимально полное собрание законодательных актов империи, а затем отредактированное и систематическим образом расположенное извлечение из них нормативно-значимых положений. Программа эта в части собрания законов к концу 1825 г. была большей частью выполнена 322) : согласно докладу М.А. Балугьянского, поданному М.М. Сперанскому в начале 1825 года Комиссия за время своей работы «составила полный хронологический реестр всем доныне изданным узаконениям, со времен царя Алексея Михайловича до настоящего года, с означением содержания каждого закона. Этот реестр был проверен с реестрами различных архивов и затем из общего реестра составлены частные, по каждому отделу права.
Число подобных узаконений простиралось до 30 тысяч; из них 6 тысяч относятся к законодательству гражданскому, уголовному, торговому. […] Подобный [исторический – А.Т.] свод составлен к I и II части гражданского уложения» 323) . Публичным выражением результатов данного направления деятельности Комиссии стали два тома «Оснований Российского права, извлеченных из существующих законов Российской Империи» (1821 – 1822), являющие до некоторой степени предшественниками и Полного собрания, и Свода законов.
В июле 1821 г. М.М. Сперанский был назначен членом Государственного совета и одновременно с этим ему было поручено временное управление Комиссией. По результатам ревизирования деятельности Комиссии М.М. Сперанский доносил, что проекты «исполнены пропусков и несовершенств, что слог их не только не имеет свойственных закону ясности и точности, но, как бы с намерением, до того затемнен и неопределителен, что Сенат и судебные места принуждены будут часто обращаться к той же комиссии за истолкованием смысла ее постановлений, наконец, что, так называемый, свод есть ничто иное, как какая-то смесь, где для двух или трех существенных слов, которые составляют силу закона, выписаны целиком кипы частных обстоятельств, не имеющих никакого к нему отношения» 324) .
Для приведения работы над уложениями в надлежащий порядок, М.М. Сперанский считал нужным дополнить недостатки внесением пропущенных статей, а некоторых случаях и целых глав и исправить слог, т. е. большую часть статей вновь переделать. Император одобрил предложения Сперанского и рассмотрение трудов комиссии в Государственном совете началось снова с проекта гражданского Уложения и притом опять с двух первых его частей. К каждой главе прилагались подробные изъяснения, иногда очень обширные; затем подписанные журналы подносились государю. Членам Совета были розданы печатные экземпляры проекта и в каждое заседание прочитывалось по одной или по несколько глав, а в следующий раз выслушивались письменные или словесные замечания на прочитанное в предшествовавшее заседание. Немногим более чем за год Государственный совет успел подобным порядком рассмотреть Гражданское уложение 325) . Государственный совет постановил изменить 721 параграф, в том числе целые главы и с такими исправлениями полагал проект утвердить. Теперь против утверждения Гражданского уложения выступил сам М.М. Сперанский, представив государю, «что гражданского Уложения нельзя ввести в действие без устава судопроизводства, а этому уставу едва только положено начало и что, кроме того, в самом проекте Уложения, за всеми пересмотрами и поправками, все еще осталось много недостатков и неточностей, которых можно избегнуть только новою переделкою его в целом составе. К такой переделке однако ни тогда, ни после не было приступлено» 326) .
Казалось бы, вопрос об уложениях похоронен надолго, однако уже в марте 1823 г. по настоянию министра финансов о том, что для восстановления частного кредита необходимо скорее составить уставы о коммерции и коммерческом судопроизводстве и исправить действующий банкротский устав, Государственному совету велено было возобновить рассмотрение проекта Торгового уложения. Но этот проект при первом же обозрении был найден до такой степени несовершенным, что Государственный Совет тогда же возвратил его в комиссию для исправления и дополнения 327) . В 1824 – 1825 гг. возбуждался вопрос об Уголовном уложении, оно также поступило на рассмотрение Совета, но и здесь дело приняло уже знакомый оборот – Государственный совет представил свои сомнения по отдельным статья государю, оставившего доклад без ответа 328) , на чем дело и кончилось. Несколько лет спустя М.М. Сперанский так отзывался об этой перипетии 1821 – 1825 гг.: «рассмотрение проектов уложений гражданского, торгового и уголовного, хотя весьма несовершенных, с 1821 г. в Государственном совете возобновленные, имело две пользы: а) обнаружить их недостатки и показать, сколь неосновательными были представления тех, кои считали все оконченным; б) что оно подало повод к разрешению как в гражданских, так и в уголовных законах весьма важных вопросов» 329) .
Воцарение Николая I вызвало новый, подготовленный последними полутора десятилетиями истории Комиссии поворот в кодификационных работах. 31 января 1826 года было создано II Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, на долю которого выпала подготовка и издание фундаментальных памятников права Российской империи – Полного собрания и Свода законов. Но дело, совершенное II Отделением, было бы невозможно без длительной подготовки, выполненной Комиссией, во-первых, сумевшей упорядочить и классифицировать до того времени хаотически разбросанный законодательный материал и, во-вторых, подготовившей целое поколение профессиональных юристов, реализовавших свои способности как работая во II Отделение, так и оставив большой вклад в науку русского права.
+ + +
Прежде чем завершить очерк истории кодификационных усилий правительства Российской империи до 1826 года, необходимо остановится на выяснении того, как понималось в то время в России различие между Сводом и Уложением, как двумя типами кодификационной обработки правового материала.
Термин «уложение» впервые появляется в титуле Судебника 1497 г. («Лета 7006 месяца Септемвира уложил князь великий Иван Васильевич всея Руси с детьми своими и с бояры о суде. Как судити боярам и окольничим»). В отличие от более ранних актов, в первую очередь близких по кругу предметов Двинской и Белозерской грамот, а равно Псковской судной грамоты, уложение не имеет конкретного адресата, а относится ко всем лицам, долженствующим применять его, т. е. к судьям. Соответственно, по семантической нагруженности «уложение» лишено оттенка изъятия, исключения, особенного постановления по определенному случаю или в отношении какого-либо конкретного лица (в широком смысле, т. е., в том числе, монастыря, местной общины и т. п.), что отделяет его от ранее употреблявшегося термина «пожалование» или «пожаловал великий князь». Таким образом, уложению присущ безличный характер общего веления государственной власти. По мнению Ю.Г. Алексеева, таковая терминологическая перемена «может свидетельствовать о формировании новой, государственной, а не княжеской ментальности» 330) . Затем данный термин закрепляется в российском законодательстве и используется в преамбулах особо важных государственных актов обобщенного характера – в Судебнике 1550 г., Судебнике 1589 г., т. н. «Сводном Судебнике» и в наиболее значимых актах XVII века.
Собственно единственным актом гражданского права, в котором данный термин приобрел значение заглавия, стало Соборное Уложение 1649 г., однако и в дальнейшем «уложение» сохраняется в терминологическом аппарате отечественной цивилистики – не говоря об актах, непосредственно следовавших за Уложением 1649 г. (в особенности – Новоуложенных статьях 1664 г.), в XVIII и XIX веках термин «уложение» приобретает устойчивое значение акта кодификации. Уже в феврале 1700 г. появляется указ Петра I о составлении Уложения, целью какового видится пересмотр и систематизация действующего законодательства 331) . Для XVIII века различие между новым законодательным актом, означающим не только систематизацию, но и пересмотр, обновление действующего права, и актом сводного характера, долженствующего в ясной и практически удобной форме отобразить наличное, терминологически не выявляется. Последнее связано с отсутствием остроты в постановке данной проблемы – по существу, во всех данных начинаниях предполагалось сохранение традиции права с одновременным ее изменением, приспособлением к изменившимся условием.
Размежевание между кодификацией и инкорпорацией (в современном нам значении данных терминов) связано с деятельностью Комиссии по составлению законов 1804 года (о ней речь уже шла выше). Последняя, в общем духе александрова царствования с его, по замечанию М.М. Сафонова, модой на реформаторство 332) , приняла в качестве программы идею радикальной переработки действующего гражданского права на основании «общих начал», создания взамен сложившейся в XVIII – начале XIX века системы множественных местных исключений в сфере частного права, единого гражданского права для всей Империи (с допускаемыми лишь в крайнем случае и по надлежащему обоснованию с мест некоторых изъятий) 333) . Линия, начатая в первые годы деятельности Комиссии, затем получила более продуктивное, но сохранившее все ключевые черты, развитие в проектах Гражданского Уложения, выработанных под руководством М.М. Сперанского (проекты эти оставались актуальной темой законодательных работ императорского правительства с 1808 по 1822 гг.). В этой связи термин «уложение» получает новое, более определенное содержание, по существу служа русским аналогом «кодекса». Сам Сперанский в записке 1821 г. следующим образом определял значение интересующего нас термина: «Уложение несть просто свод законов, первое потому, что свод, представляя токмо настоящее положение законов, в известном порядке расположенных, не может ни дополнить их недостатков, ни согласить противоречий…, второе потому, что, начиная с 1700 года, когда начали заниматься Уложением, никогда правительство не предполагало ограничиться его одним простым сводом; напротив всегда помышляемо было о нужных дополнениях. Но Уложение не есть и новое законодательство: никогда не было предполагаемо все переменять или делать уновления без очевидной нужды. Напротив намерение Правительства всегда было сохранить все, что временем и опытом пришло в законную силу. И не иначе дозволять какое-либо дополнение, как или по очевидному недостатку правил, или для необходимой систематической связи одного постановления с другим» 334) . Вторая часть данного определения, трактующее о преемственности законодательства, не носит сколько-нибудь существенного значения для определения понимания Сперанским сути Уложения, поскольку, с одной стороны, выражает вещи самоочевидные (а именно, о потребности сообразовать перемены с действительными нуждами, а не только ради самих же перемен), с другой стороны, нацелена на защиту позицию взглядов Сперанского от той части критики, что упрекала его в стремлении перенести в отечественное право иностранные начала, ему чуждые. Последующий текст записки, где автор, при изложении начал и предполагаемого порядка рассмотрения Уложения непосредственно ссылается на практику Code Civil 335) , очевидно доказывает тождество этих двух разноязычных терминов.
Но в данной же записке появляется и второй термин бинарной оппозиции, вызванный трансформацией смысла «уложения», а именно «свод», понимаемый как «настоящее положение законов, в известном порядке расположенных». Название Свода Законов было заимствовано от Corpus Juris Civilis, каковое в свою очередь было дано Юстиниановой кодификации в средние века, начиная приблизительно с XII столетия 336) . Это терминологическое сопоставление, с одной стороны, послужило благодатной почвой для риторических ухищрений николаевского царствования, а с другой, носило вполне определенное указание на сходство принципов построения российского и римского сводов, как оно понималось в 1-й половине XIX века – т. е. в том, что оба акта были призваны не изменять и перерабатывать наличный правовой материал, а только свести его в систему, придав форму, удобную для практического применения 337) .
С выбором в 1826 году модели систематизации российского права, основанной на идее приведения первоначально в хронологический, а затем и в систематический порядок наличного законодательства, без всяких перемен в оном (речь в данном случае идет о теоретической программе, а не о реальных результатах ее воплощения), терминологическая конструкция М. М. Сперанского обрела прочность уже в официальном качестве. В таковом же значении кодекса термин «уложение» присутствовал как в русском титуловании систематического законодательного сборника Великого Княжества Финляндского (Sveriges Rikes Allmanna Lag – Общее Уложение Шведского Королевства), так и в переводах наименования ряда германских законодательных актов – Прусского Земского Уложения и, разумеется, Германского Гражданского Уложения (ГГУ). В сохранение данной традиции и при начале кодификационных работ в области русского гражданского права, нацеленных на собственно кодификацию, в наименовании проекта в качестве указания на названную его особенность, был воспринят термин «уложение», под каковым V-я его часть (обязательственное право) была внесена на рассмотрение Государственной Думы (в 1913 г.). Как итог такового терминологического развития можно привести формулировку А.В. Романович-Славатинского, противопоставлявшего уложение своду и, определяя последний как «законодательство сведенное, консолидированное», первое квалифицировал как «законодательство уложенное, кодифицированное», отмечая далее, что «кодификация – сведение отдельных постановлений действующего права в переработанную систему, проникнутую одним общим началом» 338) .
246) ПСЗ РИ Собр. 1. № 1765.
247) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 236 – 237.
248) Списки новоуказных статей являлись модификацией (возникшей после издания Уложения 1649 г.) хорошо известных указных книг приказов, возникших на основании заключительных статей (97-й и 98-й) Царского Судебника, каковыми предписывалось дополнять Судебник вновь выходящими царскими указами, а в случае неполноты судебника входить с докладом государю и боярам [Фельдштейн Г.С. Главные течения в истории науки уголовного права в России / Г.С. Фельдштейн. – М.: Зерцало, 2003. С. 17 – 18; см.: Шалфеев Н. Об уставной книге Разбойного приказа / Н. Шалфеев. – СПб.: Типография Морского Министерства, 1868]. Указные книги являлись актами ведомственной систематизации, а в случаях тематического соединения разновременных указов – и своего рода протокодификации [Филиппов А.Н. История русского права… Ч. I. Вып. 2. С. 67], на которую ориентировались составители Уложения 1649 г. [Шалфеев Н. Указ. соч. С. 12] и Новоуложенной книги 1701 г., чем и объясняется быстрота выполнения названных масштабных кодификационных проектов.
Весьма показательно описание процесса составления указных книг, данное Н. Шалфеевым на основе разбора частного случая из Указной (уставной) книги Разбойного приказха: «Все статьи Книги образовались тем же путем, каким шло все законодательство того времени, т. е. путем частным, от конкретных случаев, вызвавших то или другое постановление, поэтому законодательные определения были неполны, так как они были рассчитаны на данный именно случай и предвидели только данные обстоятельства; все же случаи, которые тою или другою стороною не подходили под известные определения законодательства, или которых по каким-нибудь другим причинам решить было не мочно, шли на доклад к Государю или непосредственно, или через то центральное место, в ведомстве которого состояло то или другое областное учреждение. В обоих случаях до докладу Государю дело рассматривалось в боярской Думе, из которой, после докладу Государю, исходил решающий его указ, вносившийся в Разбойном Приказе в Уставную Книгу. Даже и в том случае, когда сомнение в решении дела со стороны того или другого областного начальника было неосновательно, потому что данный случай совершенно подходил под существующий закон, оно все-таки рассматривалось в боярской Думе и издавалось новое постановление, что видно и из Уставной Книги; так напр. 23 марта 1629 года костромской воевода Андрей Голубовский испрашивал разрешения, каким образом поступать с лицами, оговоренными разбойником Ваською Щербаком, который уже несколько лет сидел в тюрьме и в первый год своего заключения ничего не говорил на них. В ст. 43 Уставной Книги такие случаи были разрешены совершенно ясно, но все-таки последовало новое решение. Т. о., если бы все эти вопросы, которые находим в Книге, были не более, как обобщение встретившихся на практике случаев, как они обыкновенно шли на доклад, если поступали в боярскую Думу не прямо, а через какой-нибудь приказ, то мы непременно нашли бы в ней и решения всех их, а этого нет; притом в некоторых из этих вопросов прямо указано, из какого именно постановления они вытекают, поэтому должно заключить, что их источники – не частные случаи, а неполнота и неточность самих постановлений Книги и на этом основании признать, что многие из них образовались таким образом: дьяки, которым поручена была в Разбойном приказе письменная часть и вероятно составление Уставной Книги, записывая в нее тот или другой боярский приговор, легко могли заметить его неполноту или неточность, которую и отмечали тут же, в самой статье, или ставили отдельную статью; боярин, которому приказаны были разбойные дела, вносил об этом в Думу, и таким образом являлся новый закон, который также записывался в Книгу, напр. ст. 15. Правда, не все такие отметки дьяков вызывали новые постановления, что происходило может быть от случайных причин, но это-то обстоятельство и дает нам повод заключать, что дьяки играли в составлении Книги не одну пассивную роль – переписчиков в нее царских указов, а имели значение более важное: они вызывали законодательную деятельность посредством указания на то, чего недостает для полноты и точности тех или других постановлений, указывали на такие случаи, которые могли встретиться на практике и произвести затруднение» [Шалфеев Н. Указ. соч. С. 10 – 11].
249) Там же. С. 237.
250) См.: Поленов Д.И. Материалы для истории русского законодательства, издаваемые Вторым Отделением Собственной Е.И.В. Канцелярии. Выпуск первый. Палата об уложении. [на втором ненумерованном листе: Палата об уложении или первая законодательная комиссия 1700 года. Составлено Д. Поленовым] / Д.И. Поленов. – СПб.: Типография Второго Отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, 1865.
251) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 238.
252) Поленов Д.И. Указ. соч. С. 58.
253) Цит. по: Поленов Д.И. Указ. соч. С. 60 – 61.
254) Загоскин Н.П. Уложение Царя и Великого Князя Алексея Михайловича и Земский Собор 1648 – 1649 года. Речь, произнесенная на торжественном годичном собрании Императорского Казанского Университета, 5-го ноября 1879 г. / Н.П. Загоскин. – Казань: Университетская типография, 1879. С. 50 – 62.
255) Цит. по: Поленов Д.И. Указ. соч. С. 62.
256) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 239.
257) Поленов Д.И. Указ. соч. С. 6 – 7.
258) Цит. по: Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 240.
259) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 240.
260) Фельдштейн Г.С. Указ. соч. С. 41.
261) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 240. Заметим попутно, что в связи с деятельностью Уложенной комиссии 1714 – 1718 года акты, изданные в промежуток между Соборным Уложенияем и узаконениями начала XVIII века, получили технический термин «новоуказных статей» [Филиппов А.Н. История русского права… Ч. I. Вып. II. С. 124 – 123].
262) Полуофициальные кодификации продолжали практику указных книг приказов и списков новоуложенных статей. В качестве примера можно приведем название одного из сохранившихся памятников такого рода: «Сводное уложение царя Алексея Михайловича, по указному письму из Юстиц-коллегии от тайного советника, сенатора и президента Андрея Артемьевича Матвеева 1718 года авг. 7 дня составленном».
263) Фельдштейн Г.С. Указ. соч. С. 257 – 274.
264) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 241.
265) Омельченко О.А. Указ. соч. С. 8.
266) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 241.
267) Там же. С. 242 – 243.
268) Цит. по: Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 244.
269) ПСЗ РИ Собр. 1. № 5287.
270) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 246.
271) Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. XIX // Сочинения в 18 кн. Кн. X / С.М. Соловьев. – М.: Мысль, 1993. С. 141.
272) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 246.
273) ПСЗ РИ Собр. 1. № 5412.
274) ПСЗ РИ Собр. 1. № 5566.
275) Ковальчук М.А. Земельная собственность в России: правовые и исторические аспекты (XVIII – первая половина XIX вв.) / М.А. Ковальчук, А.А. Тесля. – Хабаровск: Изд-во ДВГУПС, 2004. С. 80 – 81.
276) ПСЗ РИ Собр. 1. № 5567.
277) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 248.
278) Там же.
279) Соловьев С.М. Указ. соч. Т. XIX. С. 222.
280) Григорий Ергольский, Степан Колычев, Семен Карпов, Иван Кожин и Петр Лобков.
281) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 248.
282) Соловьев С.М. Указ. соч. Т. XIX. С. 223.
283) В декабре 1730 г. в Комиссию, помимо ранее перечисленных, вошли: Федор Наумов, Алексей Зыбин, Алексей Баскаков, Петр Засецкий, Афанасий Савелов, Иван Вельяминов, Дмитрий Потемкин, Иван Алмазов, Василий Высоцкий. Кроме того, на заседаниях Комиссии должен был присутствовать один из членов Правительствующего Сената, каждую неделю сменяемый. При рассмотрении разделов уложения, относящихся до ведения Юстиц- и Вотчинной коллегий, предписывалось присутствовать также и членам данных коллегий [ПСЗ РИ Собр. 1. № 5654].
284) ПСЗ РИ Собр. 1. № 5654.
285) Лактин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 248.
286) Там же. С. 249.
287) Там же. С. 250.
288) ЦГАДА, ф. 248, Сенат, кн. 2898, л. 320 – 325 // Цит. по: Соловьев С.М. Указ. соч. Т. XXIII. С. 189 – 190.
289) Соловьев С.М. Указ. соч. Т. XXIII. С. 190.
290) ЦГАДА, ф. 248, Сенат, кн. 2902, л. 448 – 454 // Цит. по: Соловьев С.М. Указ. соч. Т. XXIII. С. 192.
291) ПСЗ РИ Собр. 1. № 10283.
292) ПСЗ РИ Собр. 1. № 11335.
293) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 253 – 254.
294) ПСЗ РИ Собр. 1. № 11378.
295) Относительно Малороссии в указе от 29 сентября 1761 г. приказывалось: «Малороссийскому гетману, определяя особых людей, к тому способных, литовский статут рассмотреть и, какие явятся в нем недостатки, пополнить, а излишки исключить и прислать в Сенат с депутатом, который бы мог дать обо всем подробное изъяснение» [ПСЗ РИ Собр. 1. № 11335].
296) ПСЗ РИ Собр. 1. № 11732.
297) Проект Нового Уложения, составленный законодательной комиссией 1754 – 1766 гг. Часть III. «О состояниях подданных вообще» / Под ред. В.Н. Латкина. – СПб.: Типография Санкт-Петербургской одиночной тюрьмы, 1893. С. VII.
298) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 257.
299) Там же. С. 255.
300) Хотя идея создания единого, кодифицированного законодательного акта так и осталась нереализованной, тем не менее частные кодификации были предприняты, а их связь с деятельностью Уложенной Комиссии неоднократно отмечалась. Такими кодификациями с более ограниченными (и, соответственно, более реальными) задачами были Учреждение о губерниях 1775 г. и Жалованные грамоты 1785 г., урегулировавшие наиболее важные моменты русского права, именно те, что вызывали наибольшие споры и столкновения в комиссии 1755 – 1763 гг. и Уложенной Комиссии – т. е. в первую очередь вопросы о составе сословных прав и исключительности последних [Лаппо-Данилевский А.С. Указ. соч. С. 115; Каменский З.А. От Петра I… С. 413 – 415 и след.].
301) ПСЗ РИ Собр. 1. № 17652.
302) ПСЗ РИ Собр. 1. № 21187 (Доклад Министерства Юстиции о преобразовании Комиссии законов, Высочайше утвержденный 28-го фев. 1804 г.).
303) Имеется в виду рексрипт гр. Завадскому: ПСЗ РИ Собр. 1 № 19904 (5 июл. 1801).
304) ПСЗ РИ Собр. 1. № 21187.
305) ПСЗ РИ Собр. 1. № 19904.
306) Перейдя к проекту законов об отношениях семейственных, Комиссия в докладе от 3 сентября 1804 г. заключала: «Чтобы определить семейственные отношения самым приличным и совершеннейшим образом надлежит взять в дополнение и подкрепление законов гражданских правила, внушаемые религиею и законы чисто нравственные. Соединение сих трех родов законов будет иметь сапасительное действие на счастье подданных» [Цит. по: Майков П.М. Второе Отделение… С. 41 – 42]. Тем самым в содержание законодательного акта предполагалось включить церковные положения и этические определения; отметим, что отчасти этот подход сохранился и в кн. 1 ч. 1 т. X СЗ изд. 1832 г., однако если последняя основывалась во многом на положениях канонического права (сколь бы ни был сомнителен вопрос о правомерности кодификации и редакции которого со стороны государственной власти), то Комиссия полагала нужным опираться на «законы чисто нравственны», иными словами, предполагающие освобождение от конфессиональных ограничений.
307) Цит. по: Майков П.М. Второе Отделение… С. 44. Уже в 1804 г. Комиссия заключала, «что учреждение повсеместно единообразного [выд. нами – А.Т.] судебного порядка не представит важных затруднений. Для этого необходимо учредить, чтобы во всех губерниях судебные дела были отправляемы на господствующем, т. е. российском языке, ибо если в провинциях большая часть жителей обучается иностранным языкам, то неизвинительно не знать и не иметь рачения о познании языка того государства, которого часть они составляют. К тому же в некоторых провинциях и нет языка общего всем жителям, как, например, в Финляндии, где между дворянством и купечеством употребляется немецкий язык, но между большею частью жителей, т. е. между крестьянством финский или просто чухонский» [Цит. по: Майков П.М. Второе Отделение… С. 40]. Здесь уже проглядываются ростки последующей политики русификации, причем речь явственно идет не о бюрократическом языковом единообразии делопроизводства, но о повсеместном распространении русского языка как общеимперского, обязательного при любых контактах с государственной властью – равно в рамках системы администрации или судебной.
308) Цит. по: Майков П.М. Второе Отделение… С. 44.
309) Розенкампф Густав Андреевич (барон, 1762 – 1832). Обучался в Лейпцигском университете, по окончании был сначала причислен к коллегии иностранных дел, потом служил по дворянским выборам в Лифляндии и, в качестве адвоката, занимался частными делами. В 1803 г. перешел на службу в Комиссию составления законов, составил проект преобразования Комиссии и в 1804 г. получил в ней место главного секретаря и первого референдария. По преобразовании Комиссии в 1808 г. Розенкампф был назначен начальником гражданского ее отделения. В1811 г. назначен также членом комиссии по финляндским делам, в 1812 г. – старшим членом совета Комиссии составления законов, и с тех пор докладывал в Государственном совете проекты различных уложений. В 1817 г. получил баронское достоинство Великого княжества Финляндского. В 1822 г. он вышел из состава Комиссии составления законов, а в финляндской комиссии оставался до ее закрытия в 1826 г. В Комиссии составления законов Р. работал над проектами гражданского и уголовного уложений, торгового устава, устава судопроизводства, устава о государственной службе, рекрутского устава; редактировал положения о крестьянах в остзейских провинциях. Под руководством Р. комиссия составления законов произвела сличение постановлений византийского права с их следами в наших законах.
310) Майков П.М. Второе Отделение… С. 44.
311) Г.А. Розенкапф представил в Присутствие Комиссии единственно «Основание права к отделению законов гражданских о лицах и их деяниях», оставленный без последствий.
312) Имелось в виду не тотальное единообразие законов, но то, что и все местные изъятия должны быть в нем прописаны.
313) Цит. по: Майков П.М. Второе Отделение… С. 46 – 47. В предыдущем отчете Комиссии, от 1 января 1807 года, были высказаны весьма схожие положения: «новое законоположение соединяет в себе все то, что только есть полезного для Империи, как в законах Российских, так и в уставах провинциальных, а посему не остается ничего другого желать жителям провинции. При всем том, может быть, признается нужным сделать некоторое отступление от общих законов, по одному только уважению, что права собственности и старинные сделки в рассуждении владения оною, там утверждаются издревле на мнениях и обычаях, временем освященных. В сих случаях трудно и даже вредно нарушать оные, ибо в таковых нарушениях собственность, хотя и признается от правительства законною, учиниться ненадежною и непрочною. Впрочем, присутствие комиссии утвердительно может сказать, что опыт других народов и собственные опыты, какие в России правительство имело, несомненно подтверждают, что равенство законов служит наиболее к укреплению связей соединяющих в Империи различные народы» [Цит. по: Нольде А.Э. Очерки… Вып. 1. С. 47].
314) Цит. по: Майков П.М. Второе Отделение… С. 48.
315) Нольде А.Э. Очерки… Вып. 1. С. 57 – 58.
316) Ильинский Николай Степанович (1759-1846), родом из приказных. Служил в Пскове и Петербурге. При Александре I состоял в комиссии для составления законов и юрисконсультом министерства юстиции. Наиболее известен как писатель; стихи его обратили внимание Г.Р. Державина.
317) Цит. по: Филиппов А.Н. История русского права… Ч. I. Вып. III. С. 63.
318) Филиппов А.Н. История русского права… Ч. I. Вып. III. С. 63.
319) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 329.
320) Майков П.М. Второе Отделение… С. 66.
321) Цит. по: Майков П.М. Второе Отделение… С. 66 – 67.
322) См.: Блосфельдт Г.Э. Указ. соч.
323) Цит. по: Майков П.М. Второе Отделение… С. 110.
324) Цит. по: Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 329. 13-го апреля 1822 г., вероятно, под влиянием М.М. Сперанского или от того, что последний создал невыносимую обстановку, инсинуируя в докладе Императору, бар. Г.А. Розенкапф получил Высочайшее удовлетворение на поданное прошение об отставке. 21-го апреля 1822 г. на его место был назначен М.А. Балугьянский, в дальнейшем (1826) занявший место главноуправляющего II Отделением С.Е.И.В. Канцелярии [Майков П.М. Второе Отделение… С. 104 – 105].
325) Латкин В.Н. Лекции по внешней истории… С. 330 – 331.
326) Там же. С. 331.
327) Там же.
328) Там же. С. 332.
329) Цит. по: Майков П.М. Второе Отделение… С. 112.
330) Алексеев Ю.Г. Судебник Ивана III. Традиция и реформа / Ю.Г. Алексеев. – СПб.: Дмитрий Буланин, 2001. С. 132.
331) ПСЗ РИ Собр. 1. № 1765.
332) Кондаков Ю.Е. Указ. соч. С. 160 – 161.
333) Нольде А.Э. Очерки… Вып. 1. С. 39 – 48.
334) Сперанский М.М. Записка // Винавер М.М. К вопросу об источниках X тома Свода Законов. (Записка Сперанского) / М.М. Винавер. – СПб.: Типография Правительствующего Сента, 1897. С. 12 – 13.
335) Там же. С. 14.
336) Покровский И.А. История римского права / И.А. Покровский. – СПб.: Летний Сад, 1998. С. 234.
337) Как отмечал Н.М. Коркунов, данный терминологический выбор привел и к довольно неожиданным последствиям – по аналогии с Юстиниановым Сводом российский Свод стали понимать как акт, поглотивший собой предшествующее право, как законодательный акт, целиком его отменивший [Коркунов Н.М. Значение… С. 6], т. е. как указание на способ составления, а не по различию в юридической силе между двумя кодификационными типами, что не входило в планы его создателей и не соответствовало сложившейся практике – но сила мышления по аналогии оказалась способной проигнорировать таковые расхождения с действительностью.
338) Романович-Славатинский А.В. Система… С. 244. Отказ от термина «уложение» и сохранение его исключительно применительно к германским унифицированным гражданским законам (ГГУ, ГТУ) и, разумеется, к историческим памятникам, произошел после Октябрьской революции 1917 г., когда самые первые кодифицированные акты получили наименование «кодекса» - Кодекс законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве 1918 г., проект Кодекса экономических законов конца 1918 г., Гражданский Кодекс 1922 г. и др.