Статьи 47 и 48 Основных Законов Российской Империи подразделяли существующие законы на общие и местные. Ст. 48 Основных Законов была формулирована следующим образом: «Изменения в общих законах именуются законами местными. Заимствуя силу свою так же, как и законы общие от единой Власти Самодержавной, они простираются на те только губернии и области, коим особенно предоставлены, и объемлют токмо те случаи, на кои именно, как изъятие из общих правил, постановлены; во всех же других случаях действие общих законов Империи сохраняет и в сих губерниях и областях полную свою силу». Т. е. общие законы по отношению к местным имели значение субсидарных, но значение их для отдельных провинций России было различно, в зависимости от полноты местного права и направленности местных судебных учреждений. Л. А. Кассо писал, что вопрос о субсидарном значении права общеимперского «имеет для губерний… остзейских скорее теоретический интерес; в жизни же он вряд ли может возникнуть, т. к. сборники этих территорий несомненно полнее нашего гражданского свода и случаи ими не нормированные вряд ли найдут свое решение в статьях 1 части X тома» 132). В Бессарабии же применение общеимперского права было стандартной, даже навязчивой практикой, а на территориях остзейских, как было справедливо отмечено Кассо, практически исключалось, что было связано также и с автономностью прибалтийского юридического сообщества, стремившегося не выходить за пределы своего, местного права, получившего начиная со 2-й четверти XIX века и солидную научную разработку.
Кроме того, субсидарное применение общего права претерпевало значительные перемены в зависимости от общеимперского курса – моменты усиления унификационных стремлений сменялись терпимым или даже покровительственным отношением к местным особенностям, а в связи с этим менялась и судебная практика, то нацеленная на всемерное усиление общих начал, то прилагавшая даже некоторые усилия к развитию (а не только к сохранению) местных институтов гражданского права. Данные вопросы будут конкретнее рассмотрены ниже, при анализе отдельных местных систем источников права.
Каждая из местных систем гражданского права характеризуется в числе прочего спецификой ее источников и рассмотрение их через призму кодификационных работ позволяет понять отношение российского правительства к существующим системам, его признание или непризнание тех или иных форм объективации права. В кодификационных проектах 30-х годов XIX века предполагалось, помимо общего Свода Законов, издание также двух местных сводов, а именно для губерний остзейских и для западных губерний, «от Польши возвращенных». Кроме того, выдвигался также проект кодификации бессарабского гражданского материального и процессуального права, наименее, однако, из всех трех продвинувшийся в осуществлении. Таким образом, все три партикулярных правовых системы, интересующих нас в данной работе, были охвачены кодификационным планом и получили в его рамках осмысление как с позиций содержания, так и формы правовых установлений.
Наименьшие отличия от общего права с точки зрения системы источников представляло право западных губерний – применительно к ним имелся масштабный законодательный материал, в точном соответствии с которым (по меньшей мере, в принципе) должно было отправляться правосудие и задача кодификаторов, призванных отразить реально существующее положение вещей, без каких бы то ни было перемен, состояла в сводке всех законов, не отмененных последующими узаконениями. В этом плане, с точки зрения русской государственной власти, система источников права западных губерний в существе своем не отличалась от права собственно русского.
Таким образом, правовые источники, признанные русской государственной властью, относились исключительно к сфере законодательства, однако в свою очередь они подразделялись на две группы по территории, на которую распространялось их действие, а именно на сферы действия 1) польского и 2) литовского права, причем местные, литовские юристы (по меньшей мере, те из них, кто был привлечен к работам II Отделения) были склонны скорее подчеркивать различия этих двух правовых систем, чем обращать внимание на их базисное единство. К первой группе относились территории, по Люблинской унии ставшие коронными, на которых продолжалось действие прежних, в самой Литве уже отмененных или измененных, литовских законов (в первую очередь – 2-го Статута 1566 г. – т. н. «Волынского», поскольку он сохранил свою силу в воеводствах Волынском, Киевском и Брацлавском, отошедшим к Польше в 1569 г.), но новые законы, принимаемые в отношении Польши, распространялись на них автоматически и в полной силе. Ко второй группе принадлежали земли, оставшиеся за Литвой и сохранявшие в составе Речи Посполитой известную правовую автономию.
Специфика действующего в западных губерниях права по составу источников была связана также с обычным образом действия русских властей по присоединению новых территорий Речи Посполитой, а именно с провозглашением неизменности наличных законов и обычаев, привилегий присоединяемых территорий на момент вхождения их в состав России. Поскольку между разделом 1772 года и разделами 1793 и 1795 гг. прошло чуть более двадцати лет, то за это время местное право продолжало развиваться, а, следовательно, и между материальным правом областей, присоединенных к России по I-му разделу, и областей, отошедших к России в 1793 и 1795 годах в ряде случаев произошло расхождение. Так, в частности, по сеймовой «конституции 1776 года, специально Литовской, было отменено магдебургское право во всех городах, кроме специально изъятых. Эта конституция, очевидно, не могла ни в чем изменить положение белорусских городов, в то время уже принадлежавших России. После 1793 г., когда вся территория Литвы оказалась под русским владычеством, это различие юридического положения городов сказалось с полной очевидностью» 133).
Источники права западных губерний были суть следующие (с учетом оговорок, сделанных выше) 134):
1. Литовский Статут. Вступил в действие с 1-го января 1530 г. В 1566 г. утвержден 2-й, «Волынский» Статут. Пересмотренный статут (т. н. 3-й) утвержден в 1588 г., 28-го февраля и напечатан по-русски (три последовательных издания братьев Мамоничей 135) ), а в 1614 – на польском языке. Дальнейшие попытки пересмотра оказались безуспешны, так что Статут 1588 г. сохранял свое действие и вследствие преобладания польского языка все дальнейшие переиздания производились именно на нем – в 1619, 1648, 1694, 1744 и 1786 гг., причем в примечаниях к отдельным артикулам приводились позднейшие сеймовые постановления. В 1811 году был сделан русский перевод с издания 1786 г., приобретший на практике значение официального 136), хотя de jure таковым издание 1811 г. не являлось – Нольде писал: «нельзя найти ни в самой книге, ни в Полном Собрании Законов никакого акта, который придавал бы этому изданию обязательную силу. […] Самое правильное для него название – «казенный» перевод; на большее он и не претендовал» 137).
2. Памятники польского парворазвития – т. е. акты польской законодательной власти и кодификации польских обычаев.
a. Древнейшим сборником является Вислицкий статут 1374 г, затем статуты Вартские, Владислава Ягеллы (1423), Пиотрковские и Корчинские, при Казимире IV (1447 и 1465), Нешавские и Опокские (1454), дополненные при Иоанне Альберте (1496), статуты Сигизмунда (1507 – 1543).
b. Сеймовые конституции. Издавались систематические, алфавитные и хронологические сборники таковых конституций, из которых наиболее авторитетным стало издание ордена (Варшавских) Пиаритов – в течение 50 лет (1732 – 1782) они выпустили 8 томов собрания актов польского законодательства (получившее известность под названием Volumina legum), доведя издание до 1780 года. Это издание приобрело de facto статус официального.
c. Решения Непременного Совета, хотя формально имевшие значение исключительно разъяснений затруднений практики, но приобретшие значение авторитета в законодательных вопросах. В ряде случаев решения Непременного Совета признавались и русскими высшими судебными инстанциями обязательными нормами.
d. Местные законы (значимы, поскольку иногда применялись и за пределами территорий, для которых были изданы – Прусская корректура, в частности, учитывалась и в решениях Правительствующего Сената):
i. Мазовецкие изъятия, сборник 1576 года.ii. Прусская корректура (Ius terrestre nobilitatis Prussiae correctum), собрание норм, распространявшихся на Западную Пруссию, по Торнскому договору 1466 г. отошедшую к Польше. Утверждена на сейме 1598 года.
3. Магдебургское или «немецкое» право (jus theutonicum). В 1387 г. пожаловано Вильно, затем было распространено и на другие города. Помимо собственно магдебургского права получило некоторое распространение т. н. хелмское или хелминское право, являвшееся местной разновидностью магдебургского права. Свое название оно получило по имени г. Хелмно или, по-немецки, Кульм, входившего в состав владений Тевтонского ордена. Магдебургское право применялось почти во всех городах Польши и Литвы, и, помимо норм, посвященных регулированию городской автономии, содержало и собственно нормы частного права, разработанные довольно подробно. Таким образом, к моменту присоединения литовских городов к России в них действовала довольно единообразная правовая система. Но, как уже упоминалось выше, после I-го раздела Речи Посполитой, в 1776 г. сеймовым постановлением действие магдебургского права почти во всех литовских городах было отменено; оно было сохранено только за городами Вильно, Лида, Троки, Ковно, Новгородок, Волковыск, Пинск, Минск, Мозырь, Брест-Литовский и Гродно. Однако, данное постановление в первую очередь было обращено на прекращение городской автономии, на включении их в единую государственную систему, в рамках целого цикла реформ, направленных на повышение управляемости польского государства. Частноправовые же постановления фактически сохранили свое действие, но уже в качестве обычного права, чему способствовало и отсутствие альтернативной выстроенной, детально разработанной системы частного права. Кроме того, сеймовая конституция 1776 г., как специально литовская, не имела силы в коронных провинциях, следовательно, не касалась городов, лежащих в тех местностях, из которых впоследствии были образованы губернии Волынская, Подольская, Киевская и часть области Белостокской, относительно которых разрешение вопроса о будущем магдебургского права принадлежало уже усмотрению русской государственной власти.
С присоединения западных губерний к России шел ползучий процесс унификации партикулярного прав с общерусским. В 1831 году в Белоруссии (буквально – на территории губерний Могилевской и Витебской) было отменено действие прежних, от Польско-Литовского государства унаследованных источников права и введено общеимперское 138). Таким образом сфера действия литовского права существенно сузилась, но и в остальных губерниях, где таковой отмены произведено не было, общеимперское право существенно теснило местные источники. Это явственно видно по проекту Свода местных законов Западных губерний, составленным во II Отделении под руководством И. Н. Данилова 139) – вместо целостной системы права перед нами оказывается набор лоскутков, перемежающийся ссылками на общерусские законы, действие которых было распространено также и на эти губернии, либо же на специальные законы, принятые исключительно в отношении западных губерний, но вводивших общерусские положения 140). Для приведения в порядок ставшей к началу XIX века с учетом еще и русских новелл совершенно запутанным системы права западных губерний и был создан проект местного Свода, совместно со Сводом Законов и Сводом местных узаконений губерний остзейских долженствовавший совершенно объять все наличное право Империи. Действовавшую тогда систему источников в сочетании с вышеизложенными сведениями можно вполне представить на основании «Отчета о трудах [II Отделения] с 15 Генаваря 1830 по 1 Генваря 1831 г.», где приведены правила, которыми руководствовались редакторы при определении действия русских законов в западных губерниях:
1) Изданные прямо и исключительно для тех провинций узаконения имеют в них полную силу и действие.
2) В случае встречающегося недостатка в польских законах, должно руководствоваться российскими общими узаконениями по силе указа 1781 г., декабря 8-го.
3) Когда российским законом исправляется провинциальное право, тогда должно следовать силе сего исправления; когда же отменяется, то должно считать его отмененным.
4) Ежели российский закон повторят только или возобновляет провинциальное право, тогда из последнего следует почерпать все нужные пояснения.
5) Наконец, никакое право с настоящим порядком управления присоединенного края несовместимое, не имеет силы и действия. Указ 1799 Генваря 30 141).
Из этого видно, сколь скудны были возможности для реального примения и включения в Свод даже реально сохраняющегося польско-литовского права. Дело в том, что в подавляющем своем объеме к тому времени оно обратилось в обычное право, не столько непосредственно применяя положения, оставшиеся от прежнего государственного быта, сколько видоизменяя, приспосабливая, комбинируя в соответствии с наличными потребностями. Но в таком своем качестве исходя из принятой программы (а в то же время она должна была быть и правилом для судов – фактически ее обходивших, но de jure должных соблюдать такую иерархию) местное право в Свод не могло войти – а в нем имели шансы обрести жизнь нормы, уже давно в жизни не встречавшиеся. Но как бы то ни было, именно к моменту завершению работ над Сводом, к 1838 г. появилась противоположная идея, вызванная к жизни именно этим активным собирательством памятников особости Западного края, а именно, киевский генерал-губернатор Бибиков 142) выступил с проектом отмены местного права и замены его общероссийским касательно юго-западных губерний. В таком виде вопрос поступил в Комитет Министров в 1840 г., где против него выступил Блудов, полагавший неразумным проводить столь коренную реформу с трудно предсказуемыми последствиями и высказавшийся за медленное внедрение общерусских правовых начал в юго-западных губерниях, чем можно было бы добиться по существу той же цели, никого не раздражая. Комитет не согласился с предложениями Бибикова, а Блудов представил верноподанную записку с подробным изложением своих соображений. Император, по всей вероятности к тому моменту уже твердо занявший позицию к отмене местных западных изъятий, повелел Комитету Министров рассмотреть вопрос снова, на сей раз в присутствии самого инициатора, Бибикова. И при повторном рассмотрении мнение Бибикова было отвергнуто, правда, как и мнение Блудова – Комитет предложил западное право в силе оставить, но отдельного Свода не издавать, а местные изъятия расположить по томам общего Свода Законов. Бибиков представил особое мнение, где вновь повторил свою позицию. Оно то и было Высочайше утверждено со следующей резолюцией: «Разделяю в полной мере мнение Г. Бибикова, здесь приложенное, по которому и исполнить, распространив меру сию на все остальные Западные губернии» 143). Таким образом окончательное решение пошло гораздо далее, чем домогался сам инициатор – ему представлялось нужным отменить только юго-западные изъятия, тогда как по решению Императора прекратило свое существование западное партикулярное право в целом.
Из прежних изъятий осталось только одно – а именно Высоч. утвержд. Мнение Гос. Совета, которым закреплялось предоставленное еще во времена Великого Княжества Литовского татарам, владевшим населенной недвижимостью всех прав дворянского сословия, а равно указывалось о нераспространении на татар действия ст. 151 т. IX Свода Законов, и предписывалось изменить ст. 672 – 712 в том смысле, что крепостные, принадлежащие татарам, не делаются свободными, если перейдут в православие 144).
Право западных губерний официально было отменено указом 25 июня 1840 г., озаглавленном «О распространении силы и действия Российских гражданских законов, на все Западные, возвращенные от Польши, области» 145). Однако и в дальнейшем сохранялось известное число изъятий касательно западных губерний, не подпавших под действие указа 25 июня поскольку они еще ранее были включены в Свод изд. 1832 г., из которых наиболее важными были нормы об управлении казенными и арендными имениями, регулировавшие статус поиезутских и ленных земель (сохранены они были и в Своде 1842 г. – т. VIII).
132) Кассо Л.А. Общие и местные гражданские законы / Л.А. Кассо. – Харьков: Типография Зильберберга, 1896. С. 9.
133) Нольде А.Э. Очерки… Вып. 1. С. 14.
134) Там же. С. 22 – 29.
135) Нольде А.Э. К истории перевода Литовского Статута на русский язык / А.Э. Нольде. – СПб.: б/и, 1913. С. 135 – 136.
136) Шимановский М.В. Первая часть десятого тома… Вып. 1. С. XXXIX.
137) Нольде А.Э. Очерки… Вып. 1. С. 73 – 74.
138) ПСЗ РИ Собр. 2. № 4233 (1 янв. 1831).
139) Свод местных законов Западных губерний. Проект. Издали по поручению Юридического факультета Императорского Санкт-Петербургского Университета проф. М.Я. Пергамент и приват-доцент барон А.Э. Нольде. СПб.: Сенатская типография, 1910.
140) Например, см. ПСЗ РИ Собр. 1. № 18828 (26 янв. 1799); 25883 (21 июн. 1815); ПСЗ РИ Собр. 2. № 1174 (14 июн. 1827); 1241 (14 июл. 1827); 4869 (19 окт. 1831); 5746 (11 нояб. 1832); 6126 (21 апр. 1833) и др.
141) Цит. по Нольде А.Э. Очерки… Вып. 1. С. 111, прим. 1.
142) Бибиков Дмитрий Гаврилович (1792 – 1870), генерал от инфантерии, участник Отечественной войны. С 1837 по 1852 г. киевский, волынский и подольский генерал-губернатор, с 1848 – член Гос. Совета, 1852 – управляющий Министерством внутренних дел, в 1855 г. уволен в отставку.
143) Цит. по Нольде А.Э. Очерки… Вып. 1. С. 247.
144) ПСЗ РИ Собр. 2. № 13592 (12 июн. 1840).
145) ПСЗ РИ Собр. 2. № 13591.