Вы здесь

6.4. Археология Передней и Центральной Азии, арии и тохары

6.4. Археология Передней и Центральной Азии, арии и тохары

Имеются также определенные археологические свидетельства очень раннего проникновения индоевропейцев на Ближний Восток. Между прочим, многие исследователи разделяют мнение об индоевропейском этническом элементе в некрополях Аладжа Хююк, Хорозтепе, Учтепе. В сиро-палестинских могильниках конца III – начала II тыс. до н. э.(середины III тыс. до н. э.) обнаружены идольчики усатовского типа, катакомбы и другие элементы северной традиции [132, с. 51].

Еще более характерны знаменитые царские гробницы Ура в Шумере с их многочисленными человеческими жертвоприношениями. «Лучше всего известно содержимое погребения “царицы Шубад”, чье имя, написанное на лазуритовой цилиндрической печати, читается теперь как Пу-аби. В отличие от ряда других эта гробница избежала разграбления, в следствие чего и каменная камера, и шахта с погребенной в ней свитой остались нетронутыми. В дромосе (продолжение шахты) находились пятеро воинов, повозка, запряженная двумя быками, и десять “придворных дам”, одна из которых была арфистской. В погребальной камере вместе с царицей покоились две ее “компаньонки”. Царица была в великолепном дорогом убранстве, включавшем сложный головной убор из золота и полудрагоценных камней… В городе Кише при раскопках в слое непосредственно над главным из «слоев Потопа» (т. е. разрушения и упадка) нашли несколько «погребений с колесницами», содержащими иногда до трех колесных повозок. Любопытно, что сопутствующие им предметы погребального инвентаря – оружие, вазы и даже пронизка для поводьев – сделаны в основном из меди [140, с. 117, 121].

Существенная деталь: среди украшений царицы в этом погребении был венок  из золотых буковых листьев [Рис. 24], а ее придворных дам украшали золотые подвески в форме буковых листьев [249, с. 67, 64]. Кажется, для Южной Месопотамии более характерны не буки (обожествляемые индоевропейцами), а финиковые пальмы…

Рис. 24. Золотой венок из буковых листьев «царицы Шубад» [172, с. 272].

«Статистика распространения курганных погребений во времени и пространстве демонстрирует неоспоримый факт многотысячелетнего воспроизведения курганной типологии с “домиком” погребенного под насыпью, со специфическим инвентарем, включающим детали повозок, колеса, наступательное оружие, черепа и конечности жертвенного скота, иногда признаки человеческих жертвоприношений, в зоне к северу от Кавказа и от Уэльса до Енисея по широте. Контраст с общепереднеазиатской ингумацией без “домика”, без насыпей и почти без инвентаря» [132, с. 51].

«Обряд погребения скорченно на боку сложился в странах Древнего Востока и Средиземноморья задолго до появления керамических культур. …Обряд был довольно устойчив. В Месопотамии, в частности, лишь в отдельные периоды , например, в обейдское время (IV тыс. до н. э.) появляются могилы с вытянутыми на спине захоронениями. ...Причем в этих захоронениях тело покойника посыпалось красной охрой, что для некрополей древневосточной зоны не типично. При этом заметим, что максимальное распространение вытянутого обряда погребений в Месопотамии и Иране (Ур, Эриду, Сузы, Арпачия) уприходится на конец неолита – начало энеолита (IV тыс. до н. э.), т. е. на период максимальной активности позднекроманьонского населения в Восточной Европе, когда оно проникает вплоть до Кавказа и Средней Азии (Тумек-Кичинджик). Не исключено, что эти явления взаимосвязаны. ...Однако в более позднее, послеобейдское время в странах Двуречья, включая Шумер, снова господствует скорченный на боку обряд погребения» [241, с. 38, 42-43].

Если сравнить спиральные медные браслеты и кольца с уплощенными концами среднестоговской культуры с найденными в шумерском городе Кише [134, с. 247], то вообще не увидим разницы [Рис. 25]. При этом среднестоговские вещи – более ранние.

1.

2. 

3.

Рис. 25. Спиральные кольца и браслеты: (1) город Киш (Шумер) [134, с. 247], (2) Средний Стог [2, с. 107] и (3) Хвалынский могильник в Саратовской обл. России [75, с. 104].

1.

2.

3.

Рис. 26. Височные подвески: (1) Ур (Шумер) [134, табл. XXVII], (2) Средний Стог [2, с. 107] и (3) Киев, культура шнуровой керамики [72, с. 118].

Наиболее острая дискуссия идет по проблеме т. н. серой керамики (иногда эту керамику еще называют черной). С одной стороны, так называют керамику той археологической культуры на севере Индии, носителей которой обычно считают арийцами, впервые переселившимися на территорию Индии [158, с. 202]. Но, с другой стороны, в Иране подобная керамика появилась гораздо раньше. Так, Р. Гиршман писал:

«Я вернулся к изучению раскопок, проведенных на трех холмах к юго-востоку от Каспийского моря: Шах-тепе, Туренг-тепе, Тепе-Гиссар. Как известно, наиболее глубокие слои этих искусственных холмов относятся к VIII-IV тыс. до н. э. и характерризуются крашеной керамикой. Около конца IV тыс. (по современной датировке – в начале IV тыс. до н. э. – И. Р.) начала появляться черная керамика, неизвестная ранее в Иране, которая активно вытесняла крашеную, преобладая на протяжении всего III тысячелетия до н. э. В начале II тыс. до н. э. (в конце III тыс. до н. э. – И. Р.) вся эта культура исчезла. Сходство черной керамики индоариев Митанни в Северной Сирии с керамикой Северо-Восточного Ирана привело меня к мысли о том, что последняя, возможно, тоже принадлежала индоариям. Мое внимание привлекла цилиндрическая печатка из Тепе-Гиссар, найденная в слое III B, дата которого – конец (начало. – И. Р.) III тыс. до н. э. Ее сюжет  - колесница, запряженная лошадью, которой правит человек. Многочисленные остатки конских костяков были найдены в Шах-тепе, что подтверждало широкое использование лошадей уже в III тыс. до н. э. Третий элемент, необходимый для командования армией боевых колесниц, тоже был налицо… Это был военный горн, или труба. В Тепе-Гиссар были найдены три горна: один из золота и два из серебра. …Командовать колесницами без горна невозможно. Три важнейших элемента, главные отличительные черты культуры индоариев – конь, колесница и горн – подтвердили возможность распознать в культуре жителей юго-востока Каспия III тыс. до н. э. зачатки культуры индоариев, которые легли в основу Митаннийского царства» [166, с. 140-141].

Из данного текста мы бы сделали однозначный вывод о том, что в IV тысячелетии до н. э. на северо-восток Ирана пришли индоевропейцы – т. е. люди, использовавшие коня и колесницу. Добавим, что археологи обнаружили сходство керамики, найденной в Северо-Восточном Иране и в Уруке, т. е. в Шумере [86, с. 94]. Единственное, чего не хватало для полноты картины – известия о том, что в такую керамику иногда добавляли растертые ракушки. И в итоге удалось найти в литературе подобное сообщение: «Керамика с примесью ракушек выявлена в третьем слое Белта на южном побережье Каспийского моря» [230, с. 165].

Тогда из-за чего же острая дискуссия? – Дело в том, что сам Р. Гиршман сделал совершенно иной вывод: «Иранские племена появляются в Иране через две тысячи лет после индоариев, в конце II до н. э. Это говорит о том, что разделение этих двух групп арийской семьи произошло в очень давнюю эпоху (до IV тыс. до н. э.)» [166, с. 142].

Против этого вывода выступили как лингвисты, так и археологи: «По традиционным историко-лингвистическим аргументам, в том числе исходящим из большой близости языка первых памятников индоарийской и иранской словесности (конец II – первая половина I тыс. до н. э.), различные исследователи относят завершение индоиранской эпохи ко времени от 2000 г. до середины II тыс. до н. э.

…Широкое употребление колесницы в военных целях и сопутствующее ему интенсивное развитие коневодства на Ближнем Востоке началось в относительно короткий период времени перед серединой II тыс. до н. э. Особую роль при этом играли новые на соответствующих территориях племена, в том числе и прежде всего арии и рано вошедшие с ними в контакт народы. Бесспорные данные о проникновении в древние местные языки ряда стран Передней Азии связанной с коневодством арийской лексики и специальной терминологии ясно показывает, что арии принесли с собой неизвестные там ранее навыки коневодства, применения колесницы, тренировки упряжных лошадей и т. п. С другой стороны, современные археологические материалы свидетельствуют, что распространившиеся около середины II тыс. до н. э. на Ближнем Востоке приемы взнуздывания лошади и элементы конской сбруи связаны с теми, которые бытовали в ряде областей Европы. …Имеющиеся свидетельства о колеснице и ранние формы псалиев, распространенных от Урала и Волги до Балкан, могут быть датированы в пределах второй четверти II тыс. до н. э. Быть может, произойдет определенное углубление дат за счет новых открытий или некоторого удревнения археологических материалов из Юго-Восточной Европы. Но и тогда нужно будет иметь в виду по крайней мере первую четверть II тыс. до н. э.

Как уже говорилось, по независимым историко-лингвистическим данным распад арийского единства относят ко времени в пределах первой половины II тыс. до н. э. Итак, по различным основаниям можно утверждать, что арийские племена еще не покидали степной зоны по крайней мере в первой четверти II тыс. до н. э.» [167, с. 256-259].

Мы бы сделали из этих аргументов вывод, что индоарийцы (будущие создатели Вед) действительно не могли жить на северо-востоке Ирана в IV-III тыс. до н. э. Хотя бы по той уважительной причине, что тогда на Земле еще вообще не было никаких индоарийцев как отдельного народа. Но из этого вовсе не следует, что на северо-востоке Ирана не могли тогда жить другие индоевропейцы.

Однако Э. А. Грантовский из своих аргументов сделал вывод куда более радикальный: «Помимо того, что население Горгана в конце IV – начале III тыс. до н. э. не могло быть арийским или «индоевропейским», нет оснований связывать появление там серой керамики с проникновением любого нового этноса» [167, с. 261]. Очень показательно, что даже слово «индоевропейское» Э. А. Грантовский взял в кавычки. Похоже, этому исследователю просто не приходило в голову, что индоевропейское население в Иране и Центральной Азии могло быть каким-нибудь еще, а не индоарийским или иранским.

Но это не так. Во-первых, в горах Гиндукуша и в Кашмире живут разнообразные горные народы, чьи языки не являются ни иранскими, ни индийскими, хотя и родственны и тем, и другим. Это дардско-нуристанские народы, самый крупный среди которых – кашмирцы. Во-вторых, в древности в Центральной Азии, на территории нынешнего Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая обитали тохары, чьи языки («тохарский А» и «тохарский В») представляли особую группу индоевропейских языков. Эти языки вымерли. А в-третьих, вообще говоря, в древности могли существовать и еще какие-нибудь индоевропейские языки, которые вымерли безвестно, не оставив письменных памятников. Почему-то среди археологов распространена тенденция обязательно отыскивать для каждой археологической культуры прямых потомков. Но ведь огромное количество племен и культур было ассимилировано, растворилось в пришлых народах. Огромное количество языков просто вымерло. Ведь не у всех же людей есть дети…

В частности, выдвинута гипотеза о том, что соседний с шумерами народ гутии (кутии) говорил на индоевропейском языке и впоследствии переселился в Центральную Азию, став предками тохар. Сответственно, названия близкородственных племен Guti (Kuti) и Tukri, засвидетельствованные в клинописных источниках III-II тыс. до н. э., аналогичны названиям тохарских племен и их языков kuči и toχār / tuγri, известными по письменным памятникам I тыс. н. э., когда были созданы и сохранившиеся тохарские тексты [168]. Данные о языке кутиев крайне скудны, это лишь имена их царей. Впервые они упоминаются в конце III тыс. до н. э., тогда кутии вели борьбу с правителями Шумера и Аккада, завершившуюся захватом кутиями более чем на сто лет власти над всей Месопотамией. Во II тыс. до н. э. они жили к востоку от Северной Месопотамии, т. е. где-то на западе Ирана. «Очевидно, что уже с конца II тыс. до н. э. кутии как определенная этническая общность с особым языком уже не существовали» [169, с. 18].

Тохарский язык отделился от других индоевропейских диалектов очень рано, примерно тогда же, когда и анатолийские языки (хеттский, лувийский). Не факт, что тохары имеют прямое отношение к кутиям. Также не обязательно кутии имеют прямое отношение к индоевропейскому населению Северо-Восточного Ирана IV-III тыс. до н. э. Однако в совокупности приведенные археологические факты и гипотезы полностью заполняют географический пробел между степями Евразии, где широко распространились среднестоговские племена, и городами Шумера.

Характерно, что «неопределенно-индоевропейская» культура Северо-Восточного Ирана IV-III тыс. до н. э. прекратила свое существование в начале II (или в конце III) тыс. до н. э. Свое истолкование исторического процесса во II тыс. до н. э. дал В. И. Сарианиди: «Налицо широкое проникновение, возможно, неоднократное, когда через Северо-Восточный Иран в Южный Туркменистан (в том числе Маргиану) и Бактрию приходили большие группы населения. Менее четко прослеживается, но столь же очевидно, что эта иранская волна достигла бассейна Инда, куда она могла попасть как северным (бактрийским), так и южным путем через территорию Белуджистана и Макрана. …Сменившая Хараппскую джукарская культура оставлена пришельцами с запада. …Генетическая линия развития бактрийско-маргианского комплекса от эпохи бронзы до античности позволяет предполагать непрерывную лингвистическую преемственность и связывать ее с восточноиранским языком. …Археологически ничто не указывает на связь андроновских племен с арийским расселением» [170, с. 188-189].

В то же время другой солидный археолог утверждает прямо противоположное: «В середине и второй половине II тыс. до н. э. вся северная часть и центральная полоса Средней Азии были заняты племенами степного происхождения – пришлыми из Приуралья срубно-андроновскими племенами. … Помимо этого стоянки культуры степной бронзы обнаружены и на юге Средней Азии, на территории, занятой по преимуществу земледельческим населением. …Речь идет об огромной историко-культурной области на юге Средней Азии, на территории будущих Парфиены, Маргианы и Бактрии. Здесь в середине и второй половине II тыс. до н. э. жили близкородственные племена, расселившиеся из западных очагов этой культуры на восток в начале II тыс. до н. э. …[Для них были характерны] примат земледелия (при наличии скотоводства), высокоразвитая металлургия, крашеная и расписная керамика.

…Если исходить из предпосылки, что срубные и западноандроновские племена были протоиндоиранскими (эта гипотеза подтверждается большим числом археологических фактов, а ретроспективно – и лингвистически), то именно с передвижением этих племен следует связывать арианизацию населения Средней Азии – как оседло-земледельческого, так и степного. Однако представляется весьма вероятным, что этот процесс начался задолго до этого [передвижения] в результате проникновения отдельных небольших групп арийского по языку населения с территории Южной России в Среднюю Азию. Растворившись среди местного населения и приняв его культуру, они, в свою очередь, передали не только свой язык, который в силу экстралингвистических факторов получил широкое распространение, но и определенные черты идеологии, в частности погребального обряда» [171, с. 154-156, 160].

Позволим себе высказать гипотезу, что прямыми потомками этой «первой арийской волны» конца III тыс. до н. э. являются дардские и нуристанские народы. Характерно, что по ряду важнейших культурных традиций они резко отличаются как от индоарийцев, так и от иранцев. Так, например, и у индийцев, и у иранцев главным священным животным, самым «чистым» является корова, многие религиозные ритуалы были связаны именно с ней. А вот у дардских народов корова не только не почитается, но и часто считается ритуально «нечистым» животным. Самым же «чистым» считают… козла! [159, с. 35, 264, 443-444]. Вероятно, это отражение давнего противостояния между предками дардско-нуристанских народов и собственно индоиранцами.

Для нашей темы здесь основное значение играет признание того факта, что самое раннее проникновение индоевропейцев в Иран археологически зафиксировано еще в IV тыс. до н. э. При этом вполне правдоподобным выглядит предположение, что эти первые индоевропейцы проникли через Иран и в Месопотамию. Там они завоевали ряд городов Шумера и впоследствии растворились среди шумерского населения, передав ему некоторые важные элементы своей культуры.