4. С. Г. ВОЛКОНСКОМУ
1843 г. январь — май.
Mon cher Ami! Je viens de recevoir votre letlre de l'an passe, ou vous me demandez une autorisation par ecrit, а l'egard de la fortune naufragee. Mais vous oubliez que je suis au secret, garde а vue, prive de tout moyen d'ecrire. Vous ignorez peut-etre qu'il a ete question de me fusiller, et que cette peine a ete commuee en detention au cachot а vie ce qui revient au meme. Le moyen de donner un plein pouvoir officiel et legal dans une position aussi dramatique? Disposez donc de la maison comme vous le jugerez а propos. Si vous la vendez que le produit de la vente soit employe au profit de Wassilitch et de sa famille. Je n'ai pas reсu l'image de la Ste Vierge. La pendule se trouve chez les Polonais. Il fallait s'entendre avec les autorites pour m'expedier ces effets. Concertez vous avec la Simplicite pour me // С 255 faire parvenir la pendule officiellement. C'est une grande privation pour moi d'ignorer l'heure, durant les longues nuits blanches du cachot. Envoyez aussi le reste des livres, en exigeant que les fraix de transport soient preleves sur les fonds а moi, deposes au Zawod de Nerchinsk. Ma sante se soutient, en depit des mesures qu'on prend pour la detruire. Je suis en general content de ma situation: тольeо нет Aарee! Ce calembour n'est pas une plaisanterie, mais une triste verite. Il m'arrive de voir en songe les excellents repas qui j'ai fait chez vous et chez les Troubetskys. Un morceau de viande est une rarete dans ce pays. Le the sans sucre, le pain, l'eau, quelquefois du gruau, voilа mon regime journalier. Adieu, mon cher et respectable ami, saluez de ma part tous les notres, et croyez а la sincere amitie et а la parfaite reconnaissance de votre devoue Michel.
Перевод:
Мой дорогой друг! Я получил сейчас ваше прошлогоднее письмо, в котором вы просите письменного полномочия заботиться о моем погибшем состоянии. Но вы забываете, что я содержусь в одиночном заключении, под неусыпным надзором и лишен всякой возможности писать. Вы не знаете, быть может, что меня собирались расстрелять, и наказание было заменено пожизненным заключением1, что одно и то же. В подобном трагическом положении как могу я дать официальную и законную доверенность? Располагайте домом, как сочтете нужным. Если вы его продадите, пусть выручка будет употреблена в пользу Василича и его семьи. Образ пресвятой девы я не получил. Стенные часы находятся у поляков. Надо бы снестись с властями, чтобы эти вещи ко мне препроводили. Договоритесь с Простодушием, чтобы часы были мне пересланы официальным порядком. Для меня большое лишение не знать времени долгими бессонными ночами в тюрьме. Пришлите мне также оставшиеся книги, требуя, чтобы расходы по пересылке были оплачены из моих денег, находящихся в Нерчинском заводе. Мое здоровье сносно, несмотря на меры, принимаемые к его разрушению. В общем я доволен своим положением: только нет Варки*! Этот каламбур не шутка, но печальная истина. Мне случается видеть во сне отличные обеды, которые я ел у вас и у Трубецких. В этом краю кусок мяса — редкость. Чай без сахара, хлеб, вода, иногда каша — вот моя ежедневная пища. Прощайте, мой дорогой и уважаемый друг, поклонитесь от меня всем нашим и верьте в искреннюю дружбу и глубокую благодарность преданного вам Михаила.
М.С. Лунин. Письма из Сибири. М., Наука. 1988.
Письмо 4. С. Г. Волконскому (с. 255—256)
Печатается по французскому подлиннику ПД (ф. 187, № 89), надпись на обороте л. 2 «Сергею Григорьевичу Волконскому». Впервые опубликовано в русском переводе в кн. Гессен, Коган, с. 278—279. Датируется по связи содержания этого письма с акат. письмом № 3: последнее С. Г. Волконский очевидно получил и с тем же посредником («Простодушием») сумел ответить Лунину; Лунин же снова использует уже освоенный канал связи (по всей видимости, через ксендза Филипповича).
В письме № 4 развиваются некоторые мотивы, начатые в предыдущем: о доставке в Акатуй «стеновых часов» и «образа пресвятой девы», об «оставшихся книгах». Такова же и фраза «договоритесь с Простодушием...»
// C 465
1 ...заменено пожизненным заключением...— Второй процесс над Луниным, в сущности, закончился в начале 1842 г. После разговора с Николаем I Бенкендорф распорядился (24 февраля 1842 г.): «Лунина оставить под строгим заключением...» (Окунь, с. 254).