Слышите? Звон мечей не утихает. Война сто лет уже как идёт с переменным успехом, война родовая, непримиримая. Власть на Аппенинах делят две политические группировки –– за императора Священной Римской империи (гибеллины) и приверженцы Папы Римского (гвельфы). Но речь не о них –– пусть себе бьются! –– речь о Средневековье, ещё точнее, о Возрождении. А звон мечей пусть будет фоном. Посмотрим, куда выведут нас размышления под такой пронзительный стальной шум и безумство криков…
Когда-то, в XV веке, одна неаполитанская королева по сомнительному закону престолонаследия завещала свой трон и земли французскому королю Рене Доброму, названному вследствие этого императором Восточной Римской империи. «Добрый» король так никогда и не вступил в незаконное обладание чужой страной, но с тех пор французские венценосцы стали считать некоторые итальянские территории достоянием французской короны. Карл VIII по прозвищу Любезный, а потом Франциск I истощали силы народа и государства бессмысленными походами в Италию.
Французские войска, не раз вторгавшиеся в эту страну, занимались грабежом и разбоем. Так, например, войдя в Милан, наёмники французского короля ради забавы расстреляли из арбалетов гениальное создание великого Леонардо да Винчи –– ещё не отлитую в бронзе конную статую герцога Франческо Сфорца, сидящего на коне. И никто из военачальников не помешал этой варварской потехе. Что ж говорить… ежели отец Карла VIII, Людовик XI, по прозвищу Паук, будучи ещё 14-летним подростком, дофином Франции, ничего не сказав своему отцу Карлу VII, решил изгнать английский гарнизон, укрывшийся в городке Шато-Ландоне, расположенном в Гатине. Вот как это было.
Произошло это тёплой июньской ночью 1437 года. Победа наполнила дофина чувством невероятной гордости. Желая сыграть до конца роль удачливого полководца, он пригласил своих офицеров на праздничный пир, который был устроен прямо в саду замка. Во время десерта он встал и сказал улыбаясь: «А сейчас, друзья мои, я хочу преподнести вам сюрприз». И тут гости увидели, что стража ведёт к ним оставшихся в живых англичан. По знаку Людовика к нему приблизились и стали в некотором отдалении пятеро французов-здоровяков с кастетами в руках, которым он приказал тут же уничтожить пленников. Здоровяки стали бить кастетами пленников по головам, кровь хлестала ручьём, фонтаном. Сначала развлечение всем очень понравилось, но потом интерес стал ослабевать: англичан было многовато, а палачи оказались лишёнными всякого воображения, по локоть, по колено находились уже в крови убитых и раненых. В какой-то момент бо́льшая часть приглашённых, отяжелев от съеденного и выпитого, погрузилась в сон, не дождавшись конца бойни. Один лишь дофин не терял интереса до самого конца зрелища. Стал он впоследствии крайне жестоким, осторожным (поэтому Паук) и… набожным. Фрагментарно монарха описал Виктор Гюго в «Соборе Парижской богоматери» как хитрого, лицемерного, не знающего жалости; за королём, как тень, ходил зловещий палач Тристан Отшельник, не исключено что с кастетом, но Гюго об этом умолчал.
Больше тысячи лет –– с тех пор как победившее христианство стало во многих странах официальной религией –– европейское искусство и европейская наука безоговорочно подчинялись влиянию церкви и всем ограничениям, которые налагали на мысль и чувство заветы священного писания и наивные представления святых отцов об устройстве вселенной. Если кое-где свободной мысли и удавалось вырваться из-под власти церковного авторитета, это кончалось кровавым подавлением «мятежа». Тайный церковный суд –– инквизиция –– сотнями посылал мятежников на костёр, устраивая из этого пышное всенародное зрелище. А во Франции, например, в XIII веке огонь и меч фанатического католицизма истребил тысячи людей, с корнем уничтожив цветущую культуру свободных городов Прованса.
О Высший Разум, как искусен ты
Горе, и долу, и в жерле проклятом,
И сколько показуешь правоты!
Повсюду, и вдоль русла, и по скатам,
Я увидал неисчислимый ряд
Округлых скважин в камне сероватом.
Они совсем такие же на взгляд,
Как те, в моём прекрасном Сан-Джованни,
Где таинство крещения творят.
Я, отрока спасая от страданий,
В недавний год одну из них разбил:
И вот печать, в защиту от шептаний!
Из каждой ямы грешник шевелил
Торчащими по голени ногами,
А туловищем в камень уходил. ––
Так прославляет феодальное прошлое в «Божественной комедии» итальянский поэт, богослов Данте, проклиная ростовщиков и свой век наживы и сребролюбия, провозглашая осанну гибеллинизму –– приверженству императору, хотя и к папству как к принципу Данте относится с величайшим почтением. Приведёнными выше строками из «Девятнадцатой песни Ада» Данте корит себя сам; строки эти довольно темны, если не знать, в чём дело. Однажды Данте присутствовал при крещении в Сан-Джованни. Нерадивый священник уронил младенца в огромную купель, и его никак не могли выловить оттуда. И тогда Данте, будучи очень религиозным, совершил поступок, требующий не только находчивости, но и мужества –– ведь это могли счесть святотатством: он разбил купель вдребезги и спас ребёнка! Так и в творчестве: несмотря на приверженность старым идеалам, –– гениальность и безграничное воображение взяли своё, определив новые качества его поэзии, стиля, образности и новой абстрактности, –– хотел того или нет, но стал он одним из основателей литературного итальянского языка, искусно огибая догму, повелевающую творцам, учёным, поэтам в средневековом обществе не переходить через границы, установленные ещё тысячу лет тому назад.
Искусство, особенно живопись, которую церковь рассматривала как «священное писание для неграмотных», тоже было ограничено религиозными сюжетами. При этом художник должен был подчинять свое творчество определенным канонам, лишь в минимальной степени давая волю воображению. В памяти всплывает великий итальянец, признанный лучшим живописцем Венеции, когда ему не было и тридцати –– Тициан Вечеллио да Кадоре, стоящий в одном ряду с такими художниками Возрождения, как Микеланджело, Леонардо да Винчи, Рафаэль.
Современники Тициана нередко видели в его «поздней манере» незаконченность и небрежность. Известно, что художник подписывал свои полотна словами «Тициан сделал» –– «Titianus fecit». Его биографы рассказывают: однажды заказчики, найдя картину «Благовещение» (1566) незаконченной, крайне настойчиво и нелицеприятно потребовали её доработки. Что придумал мастер, чтобы одновременно и не обидеть, и не навредить? Тициан просто добавил к обычной своей подписи лишнее слово «сделал» –– получилось «Titianus fecit fecit» –– «Тициан сделал, сделал». Как ни странно, все остались довольны.
Если гениальным художникам в таких непростых, зажатых условиях удавалось создавать великие произведения, то это лишь говорит об искренности их простодушной веры в сказания Ветхого и Нового заветов. Да ещё это говорит о том, что живую человеческую мысль никакими насильственными мерами задушить невозможно.
Приблизительно в XIV веке картина стала меняться. И первой страной, которая стала на новый путь и повела за собою другие народы, была Италия. Искусство начало всё чаще устремляться от небесных сюжетов к земным, оно всё чаще обращалось к обыкновенному человеку и его переживаниям, к его страстям и чувствам. Из мира отвлечённого, созданного легендой, воображением, оно переходило в конкретный, повседневный мир, и это открыло перед художниками и поэтами такие просторы, о которых люди средневековья никогда и не мечтали. Так появились на рубеже времени два великих итальянских поэта –– Данте и Петрарка, в творчестве которых человечество сделало решительный шаг от старого к новому.
Рука об руку с искусством шла наука, ниспровергавшая укоренившиеся представления о вселенной, ложные истины, предрассудки. В 1492 году генуэзец Колумб открыл Америку и доказал своим плаванием, что Земля –– шар, а не плоское тело, по которому можно доехать до края и свалиться в неведомую пустоту. В 1543 году польский учёный Николай Коперник заявил на весь мир, что Земля обращается вокруг Солнца, а не Солнце вокруг Земли, как это в течение полутора тысяч лет утверждали астрономы и философы.
В Италии, Англии, Франции десятки учёных делали ту же работу, утверждая господство разума и живого опыта над слепой верой и мёртвыми догмами схоластики. И внезапно на помощь искусству и естественным наукам пришли археология и филология. При постройке какого-то здания в Риме рабочие, копавшие землю, наткнулись на обломки античных статуй. За первыми находками последовали другие. И перед глазами изумлённого человечества открылся огромный, давно забытый мир античного искусства –– свободного, прекрасного и неисчерпаемо разнообразного, –– искусства, которое стало источником вдохновения и школой мастерства для многих и многих поколений художников и скульпторов.
Интересна история подделок времён Ренессанса. Даже древние римляне жаловались на то, что страна наводнена подделками старых шедевров. Однажды Микеланджело сделал копию греческой статуи. Его друг посмотрел на статую и сказал, что если он закопает её на некоторое время в землю, она будет выглядеть подлинной. Микеланджело последовал совету и через несколько лет продал статую за большие деньги. Так что это дело не новое.
Вообще, превосходство Микеланджело над остальными современными ему скульпторами стало очевидным уже после появления скульптурной композиции «Пьета», установленной в римском соборе Св. Петра. Когда Микеланджело закончил эту работу, ему было всего 25 лет. «Пьета» была единственной подписанной работой Микеланджело –– объяснение этому факту мы найдем у основоположника современного искусствознания Джорджа Вазари. Он рассказывает о восторге, вызванном выставленной на всеобщее обозрение скульптурой. Затерявшись в толпе восхищённых зрителей, Микеланджело однажды подслушал, как двое миланцев клялись и божились, что такую великолепную скульптуру мог изваять только их земляк.
Ночью Микеланджело тайно прокрался в собор с лампой и резцами и высек на поясе Мадонны гордую надпись: «Микеланджело Буонарроти, флорентиец».
История мошенничества известна и про знаменитого итальянского композитора, первопроходца классической оперы Клаудио Монтеверди, в мире музыки знаменующего переход от эпохи Возрождения к эпохе Барокко.
После отъезда из Мантуи, композитор прибыл в Венецию, где возглавил капеллу собора св. Марка. Музицируя там во славу божью, он, тем не менее, сохранил верность театру и «между делом» создавал оперу за оперой для иногородних заказчиков, сиречь халтурил. Разумеется, влияние такой музыки сказывалось и на его церковных композициях. Ужасное кощунство? Ещё бы! Но жизнерадостным посетителям собора это нравилось! И не в меньшей степени –– лукавым священнослужителям из других церквей Венеции, действовавшим по принципу: заимствуя светскую музыку, подставь под неё благочестивый текст. Долго оставаться незамеченными такие проделки не могли. Однажды, случайно попав на богослужение в другой собор, Монтеверди, услышав знакомую ему музыку, изумлённо воскликнул:
–– Господи, прости меня! Но для тебя я всё это не сочинял!
Король Шотландии Яков IV, первый король эпохи Возрождения, активно занимался меценатством и благотворительностью. По словам испанского посла при дворе Якова IV, в замках постоянно играли гэльские барды и итальянские музыканты, работали французские алхимики и фламандские оружейники, расцветали таланты первых крупных шотландских поэтов — Роберта Генрисона, Уильяма Данбара. Сам Яков IV сочинял мадригалы, мотеты и был, по словам современников, королём-графоманом. Однажды за неодобрительный отзыв о королевском творчестве незадачливый критик угодил в тюрьму. После отбытия срока наказания, беднягу снова пригласили к «высокому» автору.
–– Ну-с, любезный, что вы скажете о моих песнях на этот раз? –– спросил король.
Тяжело вздохнув, критик обернулся к слугам:
–– Арестуйте меня!..
Тогда же пробудился интерес и к греческому языку –– языку, на котором были написаны величайшие эпические произведения человечества «Илиада» и «Одиссея» и создано столько прекрасных образцов лирической и драматической поэзии. Лингвистика и филология –– две науки, призванные изучать различные языки, включились в общее движение за свободу человеческого разума. Так возродился к новой жизни античный мир, отчего и вся эпоха получила название эпохи Возрождения. Одновременно это была и эпоха возрождения человека, человеческой личности.
Но вернёмся же последний раз во Флоренцию, в мастерскую выдающегося итальянского скульптора, ювелира, живописца и музыканта Бенвенуто Челлини. В трудное же положение он попал! Дело в том, что правитель Пётр Медичи поручил Челлини в день своего рождения сделать его статую… из снега. И неимоверными усилиями непревзойдённого мастера, несмотря на тёплый, в общем-то, климат, она была сделана! Но в первый же погожий денёк статуя растаяла под жаркими лучами солнца. Труд гения пропал без следа. Как жаль!
Между тем так поступаем и мы, когда живём только для этого преходящего мира: изо дня в день, из года в год мы лепим статуи из снега, трудимся напрасно, «трудимся для огня», не привнося в нашу жизнь ничего, что повлияло бы на будущие поколения, как повлияла эпоха, вкратце упомянутая выше, эпоха, История, состоящая из человеческих судеб, их взаимодействий, конфликтов, войн, распрей и духовного в итоге возрождения, перерождения… безапелляционного, всепоглощающего, непременного.
А что же там со звоном стальных мечей, разносящимся с залитого кровью поля брани гвельфов и гибеллинов? Ещё пару веков, и рано или поздно они успокоятся, как успокаивается и приходит к примирительному знаменателю всё разумное в нашем мире, но… об этом ни слова!
Гвельфы и гибеллины (справочная статья)