Вы здесь

Лазоревая степь.

ЛАЗОРЕВАЯ СТЕПЬ. Опубликован в журнале «Комсомолия», №№ 6-7, июнь-июль 1926 г.; затем в сборниках «Лазорева степь», Новая Москва, М., 1926; «О Колчаке, крапиве и прочем», Госиздат, М.-Л. 1927; «Донские рассказы», Московский рабочий, М., 1929; «Донские рассказы», ЗИФ, М.-Л., 1930; «Лазоревая степь», Московское товарищество писателей, М., 1931.

В 1927 году, готовя рассказ к переизданию в сборнике «О Колчаке, крапиве и прочем», Шолохов написал полемическое вступление, в котором изложил свою эстетическую программу о бесстрашии писателя-реалиста, потом автор выкинул это вступление(Это вступление я уже процитировал при трактовке общей литературно-эстетической программы).

ДЕД ЗАХАР, от имени которого ведётся повествование, автор лишь его начинает, рассказывает о трагической истории семьи крепостных, которые кучерами служили в имении Тополёвка у пана Томилина, сначала у отца, а потом и у сына, офицера-белогвардейца. Пан Евграф Томилин выменял отца деда Захара «за ручного журавля у соседа-помещика», а после смерти отца дед Захар стал кучером у пана. Пан Томилин был типичным крепостником, называл кучера «хамлюгой»: «Сроду до места прибытия не доезжал: либо коляску обломает, либо лошадей погубит, а после пешки прет…Веселый был пан…» Пану приглянулась жена деда Захара, она горничная была, прибегала в людскую ревет белугой: «все груди искусаны, кожа лентами висит». Послал пан деда Захара за фершалом, а дед сделал вид, что уехал, а сам взял кнут и в панские хоромы, увидел, что на кровати возня. «Тольки это приподнялся мой пан, я его кнутом, а кнут у меня был со свинчаткой на конце…Слышу гребется к окну, я в потемках ишо раз его потянул через лоб. Высигнул он в окно, я маленько похлестал бабу и лег спать», - бесстрастно рассказывает дед Захар. Сын его оказался не лучше, щенят «живьем свежует – обдерет и пустит». После переворота по совету внука Семки мужики разделили панские земли «и зачали пахать». Но вскоре пан пришел с казаками и отбил у тополевцев свое имение, два внука деда Захара попали в плен к казакам, которыми командовал пан Томилин. Дед Захар на коленях стал вымаливать жизнь внуков Семена и Аникея. Пан простит их, если они сами попросят у него прощения, всыпит пятьдесят розог и зачислит в свою команду. Аниекей ответил деду Захару: «Поди, - говорит, - к своему пану и скажи ему: мол, дед Захар на коленях всю жисть полозил, и сын его полозил, а внуки уже не хочут. Так и передай!»

Перед расстрелом внуки передали деду Захару свою одежду с добрыми напутствиями, а тут прибежала Аниська с дитём Семена и бросилась обнимать своего мужа. «Тридцать два человека в тот день расстрелял панТомилин. Один Аникей живой остался через гордость свою…» Его выбросили на дорогу, и пушки раздавили ему ноги. «Меня то морозом дерет, то в жар кинет. Лапну себя за голову, а пот зачем-то холодный, как родниковая вода», - вспоминает дед Захар.- Быльем поросло это. Остались одни окопы, в каких наши мужики землю себе завоевывали. Растет в них мурава дакраснобыл степной…Аникею ноги отняли, ходит он теперь на руках, туловищу по земле тягает. С виду – веселый… Двадцать пятый год ему, а землю сроду не придется пахать…Вот он и тоскует..»

О недавней войне много появилось неправдивой литературы, рассказывали преимущественно легенды и мифы, о том, «как в степях донских и кубанских умирали, захлебываясь напыщенными словами, красные бойцы». А тут предстала правдивая история о красноармейцах и белогвардейцах, которые расстреливали красных бойцов.