Борьба с советским шпионажем – Первая радиоохота – Арест в Брюсселе – Шифр разгадан – Массовые аресты в Берлине – В поисках «Кента» и «Гильберта» – Успешная перевербовка вражеских радистов – Гидра продолжает существовать.
Перед тем как выехать из Германии, русский посол Деканозов провел действительно неплохую подготовительную работу. Однако только в середине 1942 года нам удалось проникнуть в крупнейшую советскую шпионскую организацию, которая впервые появилась в поле нашего зрения летом 1941 года, создав обширную сеть радиосвязи. Мы дали этой организации название «Красная капелла» (в противоположность «Черной капелле» – группе сопротивления, сформировавшейся вокруг адмирала Канариса и генерала Остера, о которой я еще расскажу).
Основная заслуга первого крупного проникновения в эту гигантскую шпионскую организацию, бесспорно, принадлежит, Мюллеру. Пойдя навстречу Мюллеру, я сам взялся доложить начальству о проделанной работе. В тот момент Мюллер обосновывал свою просьбу тем, что у него создалось впечатление, будто Гиммлер не желает его видеть. Лишь позднее мне стало ясно, что на самом деле Мюллер уже тогда хотел отмежеваться от борьбы с советской разведкой, для чего он и подсунул мне этот доклад на подпись. О позиции Мюллера я еще скажу в особой главе.
В июле 1942 года меня вызвали в штаб‑квартиру фюрера в Восточной Пруссии. Причиной вызова был мой доклад. К моему удивлению, я встретил там адмирала Канариса, который также должен был делать доклад о «Красной капелле», о чем я тогда не знал. Рейхсфюрер СС находился в тот день в особенно плохом настроении. Выслушав мой доклад, он принялся перечитывать его первые абзацы, предназначенные для Гитлера, при этом подвергнув меня настоящему разносу. Вне себя от злости, он сказал: «Это типично для вас – занижать заслуги других, а свои собственные раздувать – недостойная манера, можете об этом сказать и Мюллеру». Его раздражение было вызвано тем, что заслуги военной разведки в раскрытии шпионов, не были, как ему казалось, достаточно отражены в докладе. В довершение несчастья, Гиммлер вызвал Канариса, потребовав доложить со всеми подробностями об участии военной радиоразведки в поимке шпионов. Теперь, в присутствии Канариса, он еще больше ополчился на меня, забыв, что, собственно говоря, не я, а Мюллер был ответственным за доклад. После окончания аудиенции Канарис чувствовал себя обязанным извиниться передо мной за грубость Гиммлера; он сказал, что очень сожалеет, что мне пришлось выступить в роли громоотвода, принимающего на себя «молнии» Гиммлера, но, как он надеется, он достаточно отчетливо выразил свое отношение к этому в словах, сказанных при прощании с Гиммлером.
Гитлер, узнавший о докладе в тот же вечер от Гиммлера, пришел в такую ярость из‑за односторонней трактовки доклада, что не захотел принять ни меня, ни Канариса.
А теперь о самой «Красной капелле». Ее радиосеть охватывала всю территорию Европы, протянувшись от Норвегии через Швейцарию до Средиземного моря, и от Атлантического океана до Балтики. Первые «музыканты» – так мы называли радистов – были сотрудниками советского посольства в Париже, которые после вступления во Францию немецких войск разъехались по разным странам. Мы насторожились после того, как вскоре после начала войны с Россией один из наших контрольных пунктов, ведший особенно интенсивную радиоразведку, обнаружил передатчик, координаты которого находились в Бельгии. Шеф радиоразведки, генерал Тиле, адмирал Канарис, Мюллер и я обсудили этот случай. Мы пришли к единому выводу, что необходимо совместными силами в широких масштабах начать поиски неизвестного передатчика. Вскоре после этого мы услышали в эфире еще один радиопередатчик, расположенный, вероятно, где‑то в районе Берлина. Но прежде чем нам удалось установить его местонахождение, «музыкант» прекратил свой «концерт». Тем не менее, технические расчеты показали, что принимающая станция этого передатчика должна находиться в районе Москвы. По мнению наших специалистов, в этом случае использовалась коротковолновая радиоаппаратура новейшей конструкции и применялся шифр особой сложности.
Тем временем Мюллер оборудовал специальную станцию радиоразведки, которая должна была следить за Бельгией и Северной Францией. Первые следы вели в одно из предместий Брюсселя. По предварительной договоренности с Канарисом в конце 1941 года было решено попытаться захватить бельгийскую станцию. Во время этой операции удалось арестовать двух сотрудников советской разведки. Один из них был руководителем разведывательного центра, другой – опытным радистом. С ними работала еще одна русская, по имени София, выполнявшая обязанности шифровальщицы. Эта шпионская группа жила вместе в одном маленьком особнячке. Там же находилась и потайная радиостанция. Их допросы проходили с большим трудом, так как все трое отказались давать показания и различными способами пытались покончить жизнь самоубийством. Арестованная вместе с ними бельгийская консьержка хотя и не входила в состав этой группы, но, благодаря своим показаниям, стала для нас ключевой фигурой всей истории, в полном смысле этого слова. Так, она вспомнила, что арестованные часто читали книги, некоторые названия их она смогла нам сразу назвать. Поскольку мы часто при составлении шифров пользовались словами и цифрами, взятыми из фраз, находящихся в различных книгах, мы устроили поиски экземпляров, названий которых мы еще не знали, но относительно которых у нас уже были кое‑какие догадки. Все библиотеки в Бельгии и Северной Франции были буквально перерыты сверху донизу. В то же время мы делали все, чтобы сохранить в тайне аресты, произведенные в Брюсселе, так как надеялись, что после ареста агентов обнаружатся подчиненные им сотрудники. Но пока все было тихо. Тем временем математический отдел радиоразведки и служба дешифровки Главного командования вермахта лихорадочно работала над найденным в особняке наполовину обуглившимся обрывком зашифрованного текста радиопередачи. Они пришли к выводу, что ключ к шифру находится в тексте какой‑то французской книги. Из крошечного обрывка сожженного листка бумаги специалисты после кропотливых исследований сумели реконструировать слово «Проктор». Теперь следовало выяснить, в каких книгах встречается это ключевое слово. Через три месяца мы разыскали эту книгу. Теперь специалисты отдела дешифровки Главного командования вермахта принялись за работу, чтобы «раскусить» шифр. Они смогли расшифровать обнаруженные в Брюсселе и перехваченные заново радиопередачи. Подтвердилось, что мы имеем дело с чрезвычайно разветвленной сетью советской разведки, нити которой протянулись через Францию, Голландию. Данию, Швецию и Германию, а оттуда в Россию. Самый главный агент действовал под кличкой «Гильберт»; другой в передачах назывался «Кент». В самой Германии действовали два главных агента под кличками «Коро» и «Арвид», информация которых могла поступать только из высших немецких кругов.
Теперь вся наша разведка, ознакомившись с достигнутыми нами результатами, заработала на полную мощность. Однако проходило время, а мы не продвигались ни на шаг. Нам все еще не удалось установить личности двух главных агентов, действовавших в Германии. Внезапно отдел дешифровки, изучая перехваченные еще до арестов в Брюсселе радиопередачи, натолкнулся на указание Москвы, в котором говорилось, что «Кент» еще осенью 1941 года был переведен в Берлин, где ему были сообщены три явки. Таким образом нам удалось совершить второй решающий прорыв в гигантскую шпионскую сеть, так как адреса явок были точно указаны в шифровке. После этого, по договоренности между генералом Тиле, адмиралом Канарисом, полковником фон Бентивеньи (сотрудником военной разведки) и мной, за более чем полусотней лиц было установлено наблюдение. Примерно через месяц мы решились арестовать часть подозрительных. Остальных мы пока решили не трогать, чтобы иметь возможность еще глубже проникнуть в недра шпионской организации. Произведенные аресты и первые допросы раскрыли факты, подействовавшие на нас в этот период войны с Россией как удар грома. Я назову здесь только некоторых из участников шпионской организации. Среди них был, в частности, инженер‑полковник Бекер, один из ведущих, специалистов в области конструирования бомбардировщиков и истребителей. Он был приверженцем Советов и регулярно сообщал на центральную радиостанцию, расположенную на севере Берлина, секретнейшую информацию для дальнейшей передачи ее в Москву. Затем выяснилось, что с Бекером сотрудничали пять сотрудников генерального штаба ВВС, занимавшие руководящие посты. Главной фигурой среди них был обер‑лейтенант Шульце‑Бойзен, фанатично преданный своему делу сотрудник берлинской шпионской организации. Он не только поставлял врагу важнейшую информацию (являясь начальником отдела разведки в министерстве воздушного флота), но и выполнял функции пропагандиста. При этом он однажды дошел до того, что появился в северных кварталах Берлина в полной офицерской форме и, встретившись в рассветной мгле с одним из подчиненных ему агентов «Красной капеллы», угрожал ему пистолетом, отчитывая за плохую работу в качестве пропагандиста на одной из берлинских фабрик, где тот работал. В шпионскую организацию входили не только высокопоставленные представители вермахта, почти в каждом имперском министерстве работали ее связники. В имперском министерстве экономики действовала чета Харнаков – оберрегирунгерат Арвид Харнак и его жена Милдред, урожденная американка. Харнак был руководящим сотрудником в области планирования использования сырьевых ресурсов и снабжал Советы столь исчерпывающей информацией, что в Москве имели более полное представление о наших ресурсах, чем, к примеру, соответствующий чиновник министерства вооружений, которому по долгу службы надлежало знать об этом, но который, став жертвой ведомственных дрязг по вопросу о сфере компетенции, зачастую не получал необходимых сведений. В министерстве иностранных дел на страже интересов вражеской разведки стоял легацьонсрат фон Шелига. Он подвизался на поприще светского шпионажа, о котором я уже говорил. Фон Шелига передавал Советам не только информацию о планах министерства иностранных дел, но и скрупулезно собирал самые разнообразные сведения, поскольку его квартира была излюбленным местом вечеринок всего дипломатического корпуса, чтобы сгруппировав их, сообщать в Москву.
Разумеется, нас интересовали побуждения, двигавшие этими интеллигентами. Деньги не играли для них важной роли. Как явствует из протоколов следствия, они боролись не только против национал‑социализма, в своем мировоззрении они настолько отошли от идеологии Запада, который они считали безнадежно больным, что видели спасение человечества только на Востоке.
Тем временем гестапо все шире забрасывало свой невод. Число арестованных настолько возросло, что мы были вынуждены организовать собственный «разведывательный отдел „Красная капелла“. Ни в одной из областей разведывательной деятельности не шла такая ожесточенная борьба, как эта, которую мы вели с Советами на всей территории Европы. Постоянно обнаруживались все новые радиопередатчики, устанавливались все новые слежки – в Париже, Брюсселе, Копенгагене, Стокгольме, Будапеште, Вене, Белграде, Афинах, Стамбуле, Риме и Барселоне. Конструкции передатчиков и методы их маскировки постоянно совершенствовались. Нам было крайне трудно, особенно в нейтральных странах, расширять контингент своих агентов, пополняя его опытными радиотехниками и специалистами по радиоперехвату, а также доставлять туда замаскированную радиоаппаратуру и использовать ее в разведывательных целях.
Когда однажды в Марселе был обнаружен новый передатчик, радиоразведка сообщила, что новая станция заменила брюссельскую, ликвидированную нами. Одновременно разведка, проводя крупную розыскную операцию в Париже, натолкнулась на круг лиц, сообщивших нам некоторые сведения о «Кенте», благодаря чему мы смогли опознать этого агента. Он разъезжал под различными псевдонимами, имея при себе южноамериканский паспорт. Смогли мы разузнать и настоящее имя «Гильберта» – это был немецкий коммунист, долгое время учившийся в Москве. Раздобыв эти исходные данные, мы начали по всей Европе розыск этих агентов. Охота длилась четыре месяца, наконец, нам удалось напасть на след «Кента» в Марселе. Роковой для него оказалась связь с одной венгеркой. У них была маленькая дочь, и Кент всем своим существом был привязан к этой женщине и ребенку. Установив местонахождение квартиры женщины, мы могли с уверенностью рассчитывать на то, что он появится там. Нам не пришлось долго ждать – «Кент» вскоре появился и был арестован. Так как он готов был пожертвовать всем ради женщины и ребенка, он предоставил себя в наше распоряжение. Теперь мы могли перевербовать главного радиста «Красной капеллы» и впервые выйти на связь с центром в Москве. Несколько месяцев подряд нам удавалось таким образом сообщать русской разведке важную дезинформацию, в результате чего противник был введен в заблуждение. Над составлением дезинформирующих сведений работала созданная и руководимая Мюллером специальная группа, с которой мне, однако, с конца 1943 года пришлось бороться всеми средствами. О роли Мюллера в дальнейшем ходе войны я еще расскажу подробнее позже.
Все больше и больше красных «музыкантов» в других важных точках Европы попадалось в наши сети. Наконец, под нашим контролем находилось более шестидесяти радиостанций, поддерживающих связь с Москвой и работавших на нас. Разумеется, Советы со временем разгадали нашу игру и попытались противодействовать ей всеми способами. При этом они создали настолько тонко продуманную систему, что мы позднее, после занятия Италии союзными войсками, сами пользовались ею, ведя передачи из Рима.
Тем временем охота за «Гильбертом» давала очень скудные результаты. Только нашим группам пеленга удавалось с большими трудами запеленговать его радиопередатчики, как он прекращал передачу и продолжал «музицировать» на новом месте, рядом с прежним, как будто считал нас за дураков. Тем самым он пытался распылить силы нашей радиоразведки. Но в конце концов «Гильберт» потерпел поражение, столкнувшись с настойчивостью наших сотрудников радиоперехвата. Ведя борьбу с коммунистическими группами Сопротивления в Бельгии, мы в ходе допросов арестованных обнаружили человека, который раньше работал в качестве помощника «Гильберта» и был его правой рукой. Этот агент был специальным агентом‑связником, обучавшимся в Москве, который уже долгое время жил в Бельгии. В то время он руководил радиостанцией, которая поддерживала связь между «красными маки» и бельгийским движением Сопротивления. Передатчик этого агента не был связан с работой бельгийской станции и так как он занимал важную должность в одном немецком учреждении, он получил разрешение из центра непосредственно выходить на связь с Москвой. После своего ареста он был перевербован нами. Чтобы не вызвать у русских подозрений, мы снабжали его точными сведениями. Тем самым мы намеревались вновь вывести его на связь с главной радиостанцией «Гильберта». Подлинные материалы вызвали интерес у «Гильберта», но он по‑прежнему проявлял крайнюю осторожность. В тот момент он обосновал свою штаб‑квартиру в Париже. Когда мы в конце концов попытались его схватить, в наши сети попался только его секретарь. Сам «Гильберт», как оказалось, ушел к зубному врачу. Имя зубного врача было неизвестно. По всему Парижу началась бешеная охота, ведь мы должны были заполучить в свои руки «Гильберта» до того, как его предупредят. В последний момент от консьержки соседнего дома мы узнали адрес зубного врача. Как раз в тот момент, когда лечение зубов «Гильберта» было закончено, в ход пошли наши «щипцы». Он сдался неожиданно быстро и сразу же согласился предоставить в наше распоряжение свою мощную станцию. По различным признакам мы заметили, что русские теперь стали крайне недоверчивы, и создали специальную контрольную станцию, отличающую ложные сведения от подлинных. В результате этого, после длительных колебаний, мы дольше, чем нам этого хотелось, поставляли русским подлинные и ценные сведения и тем самым медленно вновь усыпили бдительность контрольной станции противника. Тогда игра началась снова.
Но окончательного поражения шпионской организации «Красная капелла» нам до самого конца войны так и не удалось нанести.